— Но не лишайте меня права беспокоиться за вас.

— На это я даю свое позволение, — улыбнулся князь.

Ева была бессильна что-либо изменить. Как бы они к ней ни относились, она не член семьи, она для них чужая.

— Я, пожалуй, вернусь в Центр. — Она взяла свою сумку и перед уходом сказала Риву: — Берегите их, — коротко поклонилась и вышла.

На полпути к выходу она вспомнила, что у нее нет машины. И вдруг эта мелочь так потрясла ее, что захотелось зарыдать. Она сделала три глубоких вдоха и выдоха, дала себе слово не распускаться и впредь держать себя в руках.

— Ева, как вы доберетесь, у вас нет автомобиля.

Она остановилась у последней ступеньки лестницы и обернулась. За ней следом спускался Александр. У нее сжалось сердце от восхищения. Он выглядел таким сильным, красивым, таким уверенным в себе. Он показался ей воином, готовым к бою. Сказочным грозным королем, готовым карать, а не миловать. Настоящий мужчина, который привык брать, а не просить.

И пока он к ней спускался, ее душа определилась. Да, она полюбила Александра, потому что именно его ей не хватало — его поддержки, уверенной силы и даже некоторого превосходства, контроля. Как и доли высокомерия. Слова вылетели прежде, чем она успела их обдумать:

— Я не переживу, если с вами что-то случится.

Сказанное проникло ему прямо в сердце, согрело. Но он был рыцарем, воином, и он должен ее защищать, а не думать о себе.

— Это мой отец дал вам позволение волноваться за нас. Я такого не давал.

Он смотрел на поднятое к нему лицо, восторженно погружаясь в глубину темно-голубых глаз. Только что обожающие, они мгновенно превратились в синие льдинки.

— Тогда я беру свои слова обратно. И даже если вы вздумаете прыгнуть в бездну, я пальцем не пошевельну, даже не взгляну в вашу сторону.

— Как быстро вы меняетесь, из меда превращаетесь в уксус. Пламя и лед. Но в этом ваш шарм.

— Я больше не предлагаю сочувствия.

— Я не хочу сочувствия. — Александр спустился с последней ступеньки, на которой стоял, возвышаясь над Евой. — Мне надо больше. Много больше.

— К сожалению, ничем не могу помочь, — отрезала она и вдруг поняла, что прижата к перилам и оказалась в ловушке. Она даже не поняла, как это произошло.

— Нет, можете. — Он взял ее лицо в свои руки. В этот момент это было все, что он мог позволить себе. — Но ваши глаза говорят мне совсем другое, и я им верю.

В голове Евы пронеслась мысль: она не станет такой легкой добычей. Ей еще надо разобраться в том, что на нее нахлынуло там, наверху, и разобраться как следует, не поддаваясь эмоциям.

— Вы уже забыли Беннета? — Пальцы Александра стали железными, они причиняли боль, но она не выдала себя ничем, только моргнула. — Ведь могу поклясться, вы не думали о Беннете в моих объятиях, а когда очутитесь в моей постели, не станете больше думать ни о ком, кроме меня.

Ева прекрасно понимала, что, если это случится, она найдет в его объятиях все, о чем только могла мечтать, даже много больше. Но она дала себе слово, что никогда ему не уступит.

— Меня нельзя приказом загнать в вашу постель, Алекс. — Ледяными руками она оторвала его пальцы от своего лица. — Вы хотите лишь одного — заполучить любовницу вашего брата. Такие примеры в истории никогда хорошо не кончались.

Она страдала, произнося жестокие слова, но тем не менее продолжала, и голос ее ранил, впиваясь в его сердце, как осколки разбитого стекла.

Обвинение было хлестким. Александру трудно было сдерживаться, тем более что терпение истощилось там, наверху, но он вынужден был признать, что встретил в ее лице не слабую жертву, готовую упасть к его ногам, а достойного противника. И это только усилило желание получить эту женщину любой ценой.

— Вы хотите того же, что и я. Я вижу это в ваших глазах.

— Да, не стану отрицать. — Теперь в ее взгляде были вызов и торжество. — Но, как и вы, я привыкла скрывать свои желания и отставлять их на второй план. И однажды, Алекс, вы придете ко мне не как властитель, а как простой мужчина. И тогда вы станете меня просить, умолять, а не заявлять и требовать. — Она резко повернулась и пошла к выходу. У дверей обернулась. — Я оценила ваше предложение подвезти меня, ваше высочество, но предпочитаю пройтись.

Глава 7

«Будь проклята эта женщина». Эта мысль в течение дня время от времени вспыхивала в его мозгу. Ева заставила его почувствовать себя глупцом, мало того, она заставляла и вести себя соответственно.

Он никогда не одобрял мужчин, которые поступают с женщинами как завоеватели, особенно когда дело касается физического влечения, обладания. Такие мужчины обычно неумны и трусливы. Но неожиданно сам вдруг оказался в их числе. Впрочем, это не так, просто эта женщина вынуждает его вести себя подобным образом.

Он вспомнил, как прижал ее к перилам, не давая возможности двинуться. Раньше он никогда не позволял себе такого ни с кем. Только с Евой. Когда же это он решил, что с женщиной можно говорить тоном не терпящим возражений, требовать и применять силу, чтобы поцеловать? Только после встречи с Евой. В оправдание можно сказать, что ни одна женщина до нее не вызывала еще такого страстного желания. До такой степени, что оно затуманивало голову и заставляло быть безумцем. Он скоро потеряет способность вообще думать о делах. Все мысли только о ней. Ева.

Все началось именно с нее. И она же обвинила его во всех смертных грехах, ну во всяком случае, в неадекватности.

Как человек рационально мыслящий, он начал искать ошибку в логической цепочке событий. Главную ошибку в своем поведении. Если мужчина теряет контроль над собой, в этом он должен винить только себя. Но он никогда еще не встречал такой женщины, до такой степени неотразимой, что она стала для него настоящим наваждением. Она заставляет его превращаться в другого человека.

Увидев, как улыбка скользнула по губам принца, Гилкрайст, камердинер Александра, служивший ему много лет, почувствовал облегчение. Он всегда следил за его настроением. И всегда знал, когда настает момент, чтобы заговорить или, наоборот, промолчать. Иначе он не продержался бы на этой должности целых десять лет. Вот и сейчас улыбка принца позволила ему не упустить подходящего момента.

— Если позволите, сэр, осмелюсь заметить, что вы очень мало едите последнее время. Если так пойдет и дальше, придется ушивать одежду.

Александр хотел отмахнуться от камердинера, посчитав его замечание за обычное ворчание, но, невольно просунув под ремень руку, обнаружил, что действительно похудел. Это все ее работа. Хватит. Безумие надо остановить.

— Я приму меры, посмотрим, как исправить положение, прежде чем я доставлю хлопоты тебе и моему портному.

— Меня беспокоит здоровье вашего высочества, а не костюмы.

Но, видимо, верного слугу беспокоило и то, и другое.

В дверь постучали. Принц кивнул камердинеру, который поспешил открыть.

— Ваше высочество. — С этими словами в комнату вошел Анри Блашам, личный секретарь принца, он работал у Александра уже восемь лет. До этого состоял в свите князя Арманда и, хотя в общей сложности работал на семью двадцать лет, всегда соблюдал формальности.

— Бонжур, Анри. Что вы приготовили для меня на завтра?

— Ваше высочество, завтра у вас будет очень насыщенный день.

Поскольку было ясно, что Анри ни за что не позволит себе сесть, пока принц стоит, Александр присел на ручку кресла:

— Прошу вас, садитесь, Анри.

— Благодарю, ваше высочество.

Анри сел и проделал обычную процедуру. Полез в нагрудный карман, достал пенсне, нацепил на переносицу, поправил, чтобы оно сидело прямо. Александр проявлял удивительное терпение. Его привязанность к старику не менялась с годами, с тех пор, как тот совал ему сладость в руку после очередного нагоняя от отца.

— Вы, разумеется, не забыли, что сегодня ужинаете с месье и мадам Кабо. Состоится небольшой домашний концерт — молодая Кабо будет музицировать.

— Трудно назвать это развлечением, Анри, но я потерплю.

Лицо секретаря осталось серьезным, но в глазах мелькнула искорка юмора. Он продолжал:

— Там будет член королевского совета, Труше, думаю, он хочет обсудить с вами медицинские страховки.

— Спасибо за предупреждение.

Александр подумал, как трудно будет вынести утомительную скуку этого вечера. Он уже заранее знал, что предсказуемая мадам Кабо усадит его за столом между собой и своей дочерью, которую мечтает выдать замуж.

Как бы он хотел просто сидеть вечером в своем саду и смотреть на луну. И чтобы рядом была Ева. Ее кожа и волосы источали бы запах слаще, чем цветы, кожа гладкая и нежная, как лепестки. Она смотрела бы на него своими огромными голубыми глазами, которые заставляют мужчин превращаться в рабов. Вот она улыбается ему и протягивает руки…

Александр спохватился. Эта женщина сведет его с ума.

Оба — и слуга, и секретарь — насторожились, увидев хмуро сдвинутые брови принца.

Александр подошел к окну и стал смотреть на море.

— А что назначено на завтра?

Анри тоже поднялся, раскрыл свою толстую тетрадь:

— В восемь часов утра — завтрак с президентом пароходной компании. В десять тридцать — официальное открытие Гаврского морского музея, в порту. Далее, в половине второго, ваша речь на благотворительном обеде для госпиталя Сент-Олбан. В три сорок пять…

Александр вздыхал, выслушивая остальную часть своего расписания. По крайней мере, он дома, но скоро предстоит зимнее турне по Европе.

Может быть, настанет день, когда он сможет, как обычный человек, а не как официальное лицо, посетить болота Корнуолла, виноградники Франции и многие другие места, где давно мечтал побывать.

— Благодарю вас, Анри, вы все тщательно продумали. — Он заложил руки за спину и повернулся, с улыбкой глядя, как старый секретарь так же неторопливо и церемонно снимает пенсне, складывает и кладет в карман. Потом спросил: