— Таков был приговор.

— Выйдет, если мы не докажем, что Сьюард был убит именно по его приказу.

— Верно. Но доказать это очень трудно.

— Мы рассуждаем о мерах безопасности и их усилении, — заговорил Александр. Он раздавил сигарету в пепельнице, уже полной окурков. Голос его был спокоен, хотя внутри все кипело. — А когда перейдем в наступление?

Арманд задержал камень в руке, потом положил на стол. Он понимал Александра лучше других, чувствуя его скрытый гнев, вернее, хорошо контролируемую ярость, которую сын вынужден скрывать под маской спокойствия. Он гордился им и одновременно ему сочувствовал.

— Твои предложения?

— Мы тут сидим и думаем об усилении охраны, а Дебок не теряет времени даром и составляет планы.

— Он по закону может встречаться с посетителями. И мы знаем всех, кто к нему приходит.

— Но ведь тот, кто приходит к Дебоку, — Александр с трудом выговорил ненавистное имя, — и есть его проводник. Уверен, что Рив может нам представить подробный доклад обо всех посетителях этого мерзавца за последние семь лет. — Он взглянул на своего шурина, и тот согласно кивнул. — Если мы узнаем, кто они, где находятся, может быть, сумеем перейти к делу и прижать их как следует.

— За ними ведется наблюдение, — напомнил Арманд.

— Но наблюдение за сообщниками Дебока не спасло от смерти Сьюарда. — Эта утрата до сих пор ныла незаживающей раной в сердцах отца и сына. Наступила тишина, которую нарушил щелчок зажигалки Рива. — Нам необходимо внедрить к нему своего агента.

— Александр прав. — Рив затянулся, выпустил струю дыма. — Я давно обдумывал такую возможность. Но на решение этой проблемы уйдут месяцы.

— Зато Дебок умудрился очень оперативно подсунуть секретаршу для Бри, которая ее чуть не убила. — Гнев Александра не утих, хотя прошло семь лет с тех пор, когда похитили Бри. Чувство мщения не оставляло его никогда.

Рив обдумывал предложение.

— Легче устроить ему побег. Втереться в доверие будет трудно. Его смогли упрятать в тюрьму только после пяти лет розысков Интерпола. Если мы сможем внедрить нашего человека, тот будет входить в доверие очень долго. Нам нужен свидетель, которому Дебок лично передаст приказ к действию.

Александр встал и принялся расхаживать по комнате, не в силах больше сидеть и копить напряжение. Он понимал, что Рив прав. Чтобы уличить Дебока, понадобится время. Но можно сломить его эмоционально. Александр не торопился высказываться, как всегда, он должен был спокойно все обдумать, не давая возобладать гневу.

— У тебя есть кто-нибудь на примете? — спросил он у Рива.

— Найду в течение недели.

— А пока?

— А пока продолжим усиливать бдительность, примем меры безопасности, станем вести наблюдение за людьми Дебока. — Рив перевел взгляд с Александра на князя Арманда: — Мы найдем выход.

Арманд кивнул:

— Ты свяжешься с Жерменом в посольстве в Париже. И жду доклад об усилении охраны дворца.

— Завтра он будет готов.

— Отлично. А теперь я хочу хотя бы несколько минут посвятить внукам, расскажи, как они. — Глаза князя потеплели, на губах появилась добрая улыбка.

— Неистощимы на выдумки и шалости.

Князь одобрительно рассмеялся:

— И слава богу. Может быть, наступит день, когда наибольшей неприятностью будут сломанные Дамианом цветы в саду.

В дверь кабинета постучали — громко и нетерпеливо. Князь недоуменно приподнял брови.

Все повернулись к двери. Арманд сделал знак, и Александр открыл дверь. На пороге стояла Ева. Бледная и перепуганная. От страха ее глаза сделались огромными и лихорадочно блестели. Она тяжело дышала. Из-за ее спины выглядывала Габриела. Увидев Александра, Ева с облегчением перевела дыхание. Он жив. По дороге сюда в ее голову приходили самые ужасные мысли.

— Нам надо срочно поговорить с папой. А где Беннет? — спросила Габриела.

— Он в Гавре, приедет завтра утром. — Александр ждал объяснений, но по голосу сестры и встревоженному лицу Евы уже понял, что причина их появления носит серьезный характер.

Ева, забыв о протоколе, ринулась вперед, но ее остановил властный взгляд князя Арманда, говорящий, что перед ней сейчас правитель Кордины.

— Ваша светлость, мне позвонили с полчаса назад в театр. Они дают сорок восемь часов, чтобы освободить Дебока.

— О чем идет речь? Ультиматум? Предупреждение?

Габриела взяла подругу за руку, пытаясь успокоить:

— Телефонный звонок поступил в офис Евы в театре, человек, который не представился, сказал, что если не освободят Дебока в течение сорока восьми часов, то погибнет один из членов королевской семьи.

Ева не сводила глаз с князя. Никакого следа тревоги. Он невозмутимо показал ей на стул:

— Александр, налей Еве бренди.

— Но, ваша светлость, сейчас не обо мне надо беспокоиться, со мной все в порядке. Поймите, угрожают вам и вашим детям.

— Прошу, сядь, Ева.

Габриела потянула подругу за руку, принуждая к повиновению.

Но Ева, все еще сопротивляясь, упрямо продолжала:

— Ваша светлость, это не пустая угроза. Они скоро предпримут попытку устранить кого-то из вас.

Ей все-таки пришлось сесть, и Александр настойчиво всунул стакан с бренди ей в руку. Она взглянула на него снизу вверх. Все сразу исчезло, остался только он. Если его убьют, ее жизнь кончена. Она посмотрела растерянно на стакан в своей руке. Не стоит больше отрицать и убеждать себя, что она сможет справиться со своим чувством. Конечно же она любит его. Всегда любила. При этом Ева сознавала, что эта любовь не может принести ей счастья и не приведет ни к чему. Тщательно скрываемое чувство вырвалось на свободу, как только она поняла, что Александру угрожает опасность. Голова вдруг закружилась, перед глазами все поплыло…

— Ева? — с беспокойством спросила Габриела.

— Простите, я плохо соображаю…

Рив повторил с терпеливой настойчивостью профессионала:

— Помогите нам. Надо точно передать слова, которые вам сказали. Припомните их как можно точнее.

— Хорошо, хорошо. — Ева отпила бренди, надеясь, что это поможет справиться с дурнотой. Немного погодя слабость отступила, и она стала вспоминать. — Он назвал меня по имени.

— Это был мужчина?

— Нет, я не уверена. Какой-то механический голос, хотя не запись, скорее он просто повторял слова, которые ему диктовали.

— Это вполне возможно, продолжайте.

— Он сказал… что я близка к семье, поэтому должна передать ультиматум. Когда я спросила, кто говорит, он ответил — борец за справедливость, и добавил, что второго предупреждения не будет. Франсуа Дебок должен быть освобожден из тюрьмы в течение сорока восьми часов, иначе умрет кто-то из членов королевской семьи. — Она сделала глоток бренди. — Я ответила, что только трус прибегает к анонимной угрозе.

Она не заметила ни одобрительного блеска в глазах князя, ни того, что Александр положил руку на спинку стула и потихоньку гладит ее по волосам, она не чувствовала его прикосновений.

— Вы не заметили акцента? — спросил Рив. — Например, был это американец или европеец?

Она прижала пальцы к вискам, как будто это могло помочь ей вспомнить.

— Никакого акцента. Голос ровный и лишен выражения.

— Он звонил через оператора?

Она посмотрела на свои руки:

— Я не знаю.

— Проверим. Они снова могут выйти на вас. Надо поставить ваш телефон на прослушивание и дать вам охрану.

Ева гордо выпрямилась и отставила стакан:

— Мне не нужна охрана, я не боюсь.

В глазах князя вновь сверкнула искорка.

— Я беспокоюсь только за вас, ваша светлость, и вашу семью, мне лично никто не угрожал!

На этот раз князь вышел из-за стола, подошел к Еве, наклонился и расцеловал в обе щеки:

— Твое беспокойство идет от чистого сердца, мы тебе благодарны. Но позволь нам тоже побеспокоиться о тебе.

— Если вам будет так удобнее.

Эта молодая особа все больше нравилась Арманду. В ней есть характер, она не струсила и проявила благородство и ум.

— Что вы собираетесь делать? — решительно спросила Ева, посмотрев на князя.

— Примем все необходимые меры.

— Но вы не освободите Дебока?

— Нет.

Она это знала. Разумеется, князь не капитулирует перед угрозой.

— Но вы примете меры предосторожности? Все вы?

Она увидела в его взгляде одобрение, потом ее глаза устремились на Александра. Ему показалось, что они не просто выражают сочувствие и дружескую тревогу, но нечто большее. И хотя ему хотелось обнять ее и прижать к себе, он не тронулся с места.

— Не первый раз Кордина подвергается угрозам террористов. И не последний.

В голосе Александра явственно прозвучала угроза и жажда мести, которые на этот раз ему не удалось скрыть.

Ева повернулась к принцессе:

— Габриела…

— Ева, мы не можем позволить им управлять нашими жизнями. Мы несем ответственность за нашу страну и народ. Мы принадлежим народу, дорогая. — Князь наклонился и взял руки Евы в свои. — Стены этого дворца выстроены не для того, чтобы за ними прятаться, а от внешней угрозы и для обороны.

— Но вы не можете вести себя так, как будто ничего не произошло.

— Все меры будут приняты, — его тон изменился, перед ней снова был правитель Кордины, — но, поверь, я не стану безрассудно рисковать своей семьей.

Ева видела их сплоченность, они стояли друг за друга стеной — Александр, Габриела и даже Рив. Она вспомнила Бена, беспечного и легкомысленного Бена, но понимала, что сейчас он встал бы рядом с ними.

— Придется удовлетвориться этим.

— Ты для меня как родная дочь, — князь поцеловал ей руку, — и я прошу тебя как отец, как друг — поверь мне.