Ева стеснялась своего вида, не понимая, что для Александра она пахла медом, разогретым на солнце, который так хотелось попробовать.

— Вы возражаете против того, чтобы я вас отвез?

— Нет, конечно. — Она попыталась снова обойти его, но споткнулась о ящик. — Вы мешаете пройти.

— Да, и делаю это сознательно. — Он кончиками пальцев провел по ее щеке. — У вас здесь грязь.

— Я знаю, мне надо помыться. Так что не ждите меня, я могу потом доехать и на такси.

— Я подожду. Удивительно, как вы умудряетесь выглядеть красивой даже в таком виде, — он дотронулся до ее губ, — и очень сексуальной.

— Алекс. Александр, не знаю, почему вы решили…

— Лучше бы вы этого не делали.

— Не делала чего?

— Не пытались меня соблазнить.

— Даже и не собиралась.

— Не будьте смешной.

Она вновь сделала попытку уйти и вновь безуспешно. Отчего не на шутку растерялась.

— Послушайте, ведь я вам даже не нравлюсь… — Его глаза были теперь непроницаемо черными, и она тонула в их глубине, не в силах оторваться, как от вида из своего окна. — Но я всегда… всегда думала… — Окончательно сбившись, она замолчала.

— Не замечал раньше у вас косноязычия.

— Я просто очень нервничаю. Это вы меня такой делаете.

— Знаю и принимаю как вознаграждение.

— Но только мне это не нравится.

Она уже не протестовала, когда он приблизил губы к ее губам, и ее руки бессильно повисли вдоль тела.

На этот раз поцелуй не был требовательным, его губы были нежными и мягкими.

Она была абсолютно покорной, а он не делал попытки обнять ее.

Он испытывал торжество — по тому, как запрокинулась ее голова, по смиренному выражению ее лица, по полураскрытым в ожидании поцелуя губам он понял, что она сейчас полностью в его власти. Неожиданно захотелось быть с ней нежной, защищать, оберегать, а не воспользоваться ее минутной слабостью. Он мягко произнес:

— Идите умойтесь, — и отступил, давая ей дорогу.

Она пулей вылетела со склада, не соблюдая этикета и приличий.


Ева взглянула на себя в зеркало, оказавшись в одной из гримерных за кулисами. Она окончательно сделала из себя идиотку, и пора было это прекратить. По какой-то неведомой причине он играл с ней в игру, смысл которой оставался для нее скрытым. Но она не собирается ему подыгрывать и вновь оказаться в нелепом положении. Она со многим готова мириться, но это уже слишком. Где та независимая женщина, которой она всегда была, где ее гордость тем, чего она добилась в жизни благодаря целеустремленности и твердости характера. Она все больше превращалась в какую-то слабоумную, путалась в словах, не могла ясно выражать мысли. Что-то растерянно мямлила, готова была сдаться на его милость. Она пасует перед ним, у нее начинают трястись колени, а он спокойно наблюдает и ждет, чтобы превратить ее в свою игрушку, покорную бессловесную любовницу! Игрушку для постели!

Она уже не отрицала, что именно о нем грезила и мечтала все эти годы. Может быть, именно потому, что ее с самого начала задевали его пренебрежительность и явное превосходство.

Ева яростно намылила руки в третий раз. Ее беда в том, что она начала вдруг думать о нем как о мужчине, как о возлюбленном, а надо было держать дистанцию и даже в мыслях называть «ваше королевское высочество». Высокомерный и холодный тип.

Но как только она оказывалась в его объятиях и его теплые губы прикасались к ее губам, все ее самолюбие и гордость исчезали, уступая место страсти. Но зачем ему это? Она засунула щетку для волос обратно в сумку. Такие отношения совершенно несвойственны ни его, ни ее натуре. Если бы она писала сценарий, где главная роль отводилась Александру, то подобные сцены, которые произошли между ними на ферме и около окна ее комнаты, никак не могли бы быть включены в него. Потому что никто бы не поверил в них.

Но почему она не поговорит с ним откровенно? Не задаст свои вопросы прямо? Чем больше Ева думала над этим, тем разумнее казалась идея. Дипломат и деловая женщина. В сторону любовные страсти. Задаст вопрос в лоб и посмотрит на его реакцию. Когда он находится на расстоянии, а не рядом. И довольная принятым решением, она вышла в коридор, где ее ждал Александр.

— Так намного лучше, — заметил он добродушно и, прежде чем она смогла возразить, взял ее под руку и повел к выходу.

— Благодарю. Нам надо поговорить.

— Хорошая идея. — Он открыл перед ней дверь, и они вышли из театра. — Можем немного прокатиться перед тем, как вернуться домой.

— Это не обязательно. Разговор не займет много времени.

— Но я думаю, что вам не помешает подышать свежим воздухом после целого дня, проведенного взаперти. — Он открыл дверцу серо-стального «мерседеса».

— Это что? — Ева остановилась.

— Мой автомобиль.

— Без водителя?

— Вы хотите проверить мои права? — Александр улыбнулся, увидев, что она колеблется. — Ева, вы боитесь оставаться со мной наедине?

— Разумеется, нет. — Она попыталась возмутиться, а сама беспомощно оглянулась. Два огромных телохранителя с каменными лицами стояли поодаль. — Тем более что вы все равно никогда не остаетесь один.

Он проследил за ее взглядом, и в его глазах промелькнула тень.

— К сожалению, некоторые вещи неподвластны нам.

Она поняла по сдержанному тону, что он испытывает неловкость, но не может изменить ситуацию.

— Вам ненавистно такое положение вещей, — догадалась Ева.

Александр выглядел удивленным, ему казалось, что он тщательно скрывал свое недовольство.

— Нет смысла ненавидеть неизбежность, то, что продиктовано необходимостью. — Он подождал, пока она сядет, захлопнул за ней дверцу и, не взглянув в сторону телохранителей, обогнул капот и сел на место водителя. — Пристегните ремень, — посоветовал он перед тем, как завести двигатель.

— О! — спохватилась Ева, потому что мысленно уже репетировала свою речь. — Мне всегда нравились и город, и окрестности Кордины. — Она решила быть по-светски любезной, усыпить его беспечностью и потом неожиданно, прямо в лоб задать свои вопросы. — Ваш город очень красив и своеобразен. Никаких небоскребов и стеклянных коробок.

— Но мы все-таки стараемся идти в ногу со временем. — «Мерседес» тем временем влился в неторопливый трафик. — Не мешало бы, конечно, увеличить поток туристов, но для этого придется переделать старые отели в курортные.

— О, нет, — Ева разглядывала город из окна, — не стоит нарушать эту красоту!

— И это говорит дочь строительного магната?

— То, что строил и строит папа, идет на благо Хьюстону, но это совсем другое дело. Хьюстон — типично американский город, а Кордину не стоит портить небоскребами.

— Но в Национальном совете есть люди, которые лоббируют строительство и приводят веские доводы в его пользу.

— Они не правы. И ваш отец не захочет. А как вы поступите, когда придет ваш черед властвовать? Вы ведь не позволите им уродовать природу и устраивать здесь каменоломни?

— Нет, не позволю. — Александр свернул в сторону моря. — Некоторые вещи нельзя менять, и дворец должен оставаться самой высокой точкой в городе, пока у власти Биссеты.

— Это говорит ваше эго?

— Нет, это гены предков. Наследственность.

— Мы с вами такие разные, — сказала Ева задумчиво. — Говоря о наследственности, вы имеете в виду сотни лет традиций и ответственность перед государством. При слове «наследство» я думаю об отце и его бизнесе и той головной боли, которая неизбежно меня ждет. Или наследство — это ваза Фаберже моей матери. Наследство для меня и для большинства американцев — это нечто осязаемое. В вашем понимании это связано с семейными обязательствами.

Александр промолчал. Ева не знала, как глубоко ее слова затронули его.

— Вы понимаете все гораздо тоньше, чем я думал.

Она бросила на него быстрый взгляд и, решив, что настал подходящий момент, тихо спросила:

— Почему вы так поступаете?

— Как именно?

— Вы приходите ко мне в театр, везете меня на прогулку. Вы настойчиво добиваетесь остаться со мной наедине и целуете.

Он выбрал подходящее место у каменной дамбы, чтобы остановиться.

— Хотите ответа? Таково мое желание.

— Но раньше вы этого не хотели.

Он выключил двигатель, положил в карман ключи от зажигания.

— Я хотел этого с того первого дня, как вас увидел. Может, пройдемся по берегу?

Ева сидела неподвижно, не зная, как понимать то, что только что услышала. Александр вышел из машины и открыл для нее дверцу:

— Теперь надо отстегнуть ремень, чтобы выйти.

— Зачем же?

— Но невозможно гулять по берегу, оставаясь пристегнутой.

Ева с трудом справилась с застежкой и вышла из машины.

— Зачем это все? Вы редко смотрели в мою сторону и всегда с хмурым неодобрением.

— Я всегда смотрел на вас.

Александр взял ее за руку и повел по песчаному пляжу. Ее пальцы были напряжены, как будто она хотела вырваться, но он не обращал на это внимания. Ему было легче, когда она становилась колючей, сопротивлялась и спорила. Потому что последний раз ее покорность и готовность уступить напугали его.

— Мне больше нравится пляж по вечерам, когда туристы исчезают, чтобы переодеться к ужину.

— Это абсурд. — Она говорила о другом.

Лицо Александра осветила улыбка, делавшая его неотразимым.

— Что именно? Предпочитать пустой пляж?

— Я хочу, чтобы вы перестали искажать смысл сказанного мною. — Она высвободила руку и пошла на некотором расстоянии от него. — Не понимаю, что за игру вы затеяли со мной.

— А что бы вы предпочли? — Он, кажется, был вполне доволен собой и наслаждался ее смущением.

— Но, Александр, я прекрасно помню, что вы никогда не смотрели на меня, как вы говорите. Я это знаю… — Она запнулась, потому что чуть не проговорилась, что сама все время смотрела в его сторону.