На следующий день Люси отпустила совершенно неожиданное замечание, когда мы возвращались домой к ужину. Мы провели день на своей скамейке на Восточном утесе. Я опасалась, что это место станет немного другим… и даже зловещим, поскольку нашла на нем Люси в столь компрометирующем виде всего две ночи назад. Но она словно полюбила его даже крепче меня. Более того, мне приходилось прикладывать массу усилий, чтобы отвести ее домой поесть.

Мы как раз поднялись на вершину лестницы, ведущей с Западного причала, и остановились, чтобы насладиться пейзажем. Солнце висело совсем низко, окутывая церковь и аббатство на дальнем утесе чудесным розовым сиянием. При виде этого взор Люси странно затуманился, и она мечтательно произнесла:

— Снова его красные глаза! Они ничуть не изменились.

Захваченная врасплох, я уставилась на нее. Люси впервые упомянула те самые красные глаза, которые я дважды видела во сне и один раз на вершине утеса над телом Люси в ту ужасную ночь. Выражение ее лица было таким странным, что я проследила за ее взглядом. Она смотрела через гавань, на Восточный утес, на ту самую скамейку, которую мы только что покинули. Я с трудом разглядела на ней одинокую темную фигуру и, пораженная, ахнула, поскольку, несмотря на немалое расстояние, глаза незнакомца и вправду пылали, как два раскаленных уголька. Через мгновение иллюзия исчезла, словно ее породило алое свечение заходящего солнца.

— Люси, о чем ты говоришь?

— Что? — Подруга растерянно моргнула, как будто возвращаясь из грез наяву.

— Ты что-то сказала о мужчине с красными глазами.

— Правда? — Она странно хихикнула и покачала головой. — Понятия не имею, о чем я.

Я не поверила ей, но она больше не сказала об этом ни слова.


Как ни старалась, я не могла перестать думать о мистере Вагнере. Мои мысли целыми днями возвращались к нашим разговорам и его объятиям во время вальса.

Той ночью, после того как Люси легла в кровать и крепко уснула, я заперла дверь и прокралась в павильон в надежде вновь увидеть его, прекрасно сознавая, что поступаю скандально. К моему разочарованию, мистер Вагнер так и не появился, хотя я прождала довольно долго. Не желая танцевать ни с кем другим, я покинула павильон и некоторое время гуляла по Западному утесу под яркой, прекрасной луной.

Вернувшись домой и войдя в нашу комнату, я с удивлением увидела Люси, которая крепко спала, прислонившись к створке открытого окна. Рядом с ней на подоконнике сидела большая черная птица. Я подумала, что это странно. Птицы редко летают по ночам, особенно летом, не считая видов, ведущих ночной образ жизни, таких как совы. Однако я не слишком встревожилась, взбежала по лестнице, отперла дверь и вошла. Подоконник был уже пуст.

— Люси, с тобой все в порядке? — спросила я.

Она забралась в кровать. Ее лицо было бледным, дыхание тяжелым. Подруга держалась рукой за горло, как будто замерзла, и не отвечала. Я заботливо подоткнула одеяло. Даже во сне было заметно, что она напугана, и мне оставалось только гадать, чем именно.

Наутро за завтраком Люси была ужасно усталой и выглядела бледной, как никогда. Пока она ковырялась в тарелке, хозяйка принесла письмо, которое только что пришло. Лицо подруги просияло, когда она увидела, что это весточка от Артура.

— Он пишет, что его отцу много лучше, — тихо сообщила Люси, просмотрев послание. — Артур сможет приехать с визитом через неделю или две и надеется, что мы совсем скоро поженимся.

— Замечательно, — ответила ее мать.

На глаза миссис Вестенра внезапно навернулись слезы, появление которых она объяснила радостью. Но позже, когда Люси удалилась подремать, а мы с миссис Вестенра пили чай в гостиной, она открыла мне истинную подоплеку своих чувств.

— Как ты знаешь, Люси — мое единственное дитя, — произнесла добрая женщина, со вздохом опускаясь в кресло. — Мы всегда были очень близки. Мне горько терять ее, сознавать, что она вскоре станет замужней женщиной и больше не будет нуждаться во мне так, как прежде. Все же я испытываю облегчение и благодарность судьбе оттого, что у нее вскоре появится новый защитник.

— Уверена, она будет часто приходить к вам за советом и поддержкой, миссис Вестенра, — тепло улыбнулась я. — Даже самый лучший муж никогда не заменит мать.

При этих словах миссис Вестенра подавила тяжкое рыдание, и свежие слезы заструились по ее щекам.

— Ах! Мадам, что случилось? — огорченно воскликнула я. — Я вас чем-то расстроила?

Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы собраться с духом и ответить:

— Здесь нет твоей вины, дорогая. — Женщина промокнула глаза льняным платочком. — Просто ты не все знаешь… Я никому пока не говорила. — Она помедлила. — Если я тебе расскажу, пообещай, что не передашь Люси. Я не хочу ее волновать.

— Обещаю, — ответила я.

Как странно было оказаться хранительницей секретов и матери, и дочери, более того, беречь и собственный!

— Вероятно, ты заметила, что в последнее время я нездорова.

— Да, вы легко утомляетесь.

— Это все мое сердце. Оно слабеет. Врач говорит, что мне осталось не больше пары месяцев.

— Пары месяцев? — воскликнула я.

Миссис Вестенра печально кивнула и продолжила:

— Он говорит, что уже сейчас внезапное потрясение может убить меня в любой миг. Вот почему я тихо сижу в своих комнатах с тех самых пор, как мы приехали сюда.

— Ах! Миссис Вестенра, мне очень жаль. — Я горевала о ней и о Люси, которую, несомненно, подкосит кончина матери. — Могу я чем-нибудь помочь? Облегчить вашу участь?

Она ласково улыбнулась, взяла меня за руки и сказала:

— Просто пообещай, что после моей смерти ты останешься такой же верной подругой Люси, какой была всегда.

— Конечно, — отозвалась я, поцеловав ее в щеку. — Можете не сомневаться.


Шли дни, и, к моему смятению, наибольшие опасения вызывало здоровье не миссис Вестенра, а Люси. Она утратила аппетит, становилась все более бледной, усталой и вялой, под ее глазами появилась изможденная синева, причин которой я не понимала. Ее мать пребывала в равном замешательстве, уверяя, что Люси никогда не страдала малокровием, нет его и теперь. Когда я спросила подругу о странных симптомах и нездоровье, она заявила, что озадачена не меньше меня.

Стояли ясные и солнечные дни, но во время прогулок я ни разу не встретила мистера Вагнера. Несмотря на это, я сопротивлялась соблазну прокрадываться в павильон по ночам, вместо этого оставалась дома и приглядывала за Люси. Я следила, чтобы наша комната всегда была надежно заперта, но все же дважды просыпалась и находила подругу в обмороке у открытого окна.

— Дорогая, что ты делала у окна? — спросила я однажды ночью, после того как нашла ее без чувств и уложила в кровать. — Ты ужасно бледна. Я вызову врача.

Она немедленно проснулась и закричала:

— Нет! Никакого врача. Что он может поделать? — Затем Люси как-то странно, жутковато рассмеялась и решительно ущипнула себя за щеки, чтобы вернуть им цвет. — Вот видишь? Со мной все хорошо. Просто замечательно.

Она вела себя так необычно, что я испытывала немалое волнение. Оно переросло в тревогу, когда я, подоткнув одеяло, заметила крошечные ранки на шее подруги, которые она всегда старательно прятала днем.

— Люси, отметины на твоей шее… Помнишь, я нечаянно уколола тебя булавкой? Они до сих пор не зажили, кровоточат и, кажется, стали еще больше.

— Я же говорила, мне не больно. — Она прикрыла ранку рукой. — Оставь меня в покое. Мне нужно поспать.

— Если за пару дней ничего не изменится, то мне придется вызвать врача, — заявила я.


Наутро Люси выглядела особенно усталой и бледной и отказалась вставать с кровати. Хотя мне не хотелось бросать ее, она настояла, чтобы я отправилась гулять в свое удовольствие и не мешала ей спать. Я взяла журнал и вышла на улицу, намереваясь провести пару часов за чтением на Восточном утесе. Небо было серым и пасмурным.

Глубоко погрузившись в раздумья, я прошла мимо рыбного рынка и приблизилась к мосту, когда в мои мысли ворвался знакомый голос:

— Мисс Мюррей?

Я подняла глаза и увидела мистера Вагнера всего в нескольких футах, рядом со ступеньками, ведущими на мост. Мое сердце лихорадочно забилось, как всегда при встрече с ним. Он выглядел особенно элегантно в модной соломенной шляпе, лихо заломленной на темноволосой голове.

— Мистер Вагнер!

— Чудесное утро.

— Вы думаете? По мне, слишком облачно. Хорошо хоть, что дождь не собирается.

— Это радует, поскольку я только что нанял лодку.

— Вы наняли лодку? — удивленно переспросила я.

— Да, вон ту, синего цвета, — указал он на прелестный маленький ялик, который стоял на якоре рядом с мостом. — Вы уже катались по реке?

— Нет. Мы с Люси мечтали об этом с тех пор, как приехали в Уитби… Но теперь она недостаточно здорова для подобной прогулки.

— Как жаль. Ее общество поистине приятно. Однако поскольку ее рядом нет… позвольте пригласить вас на небольшую прогулку по воде. Я слышал, что в миле вверх по течению есть прелестное местечко.

Предложение было весьма соблазнительным, и я мгновение размышляла над ним. Но разве у меня была возможность его принять?

— Благодарю за приглашение, сэр, но боюсь, что вынуждена его отклонить, дабы соблюсти приличия, — с глубоким сожалением ответила я.

— Приличия?

— Мне понравилось танцевать с вами, сэр, даже очень, но это было в павильоне, полном людей. Прогулка по реке без компаньонки — это немыслимо.

— Неужели? — На его губах заиграла улыбка, когда он взглянул на редких прохожих, которые не обращали на нас никакого внимания, а затем снова посмотрел на меня. — Вам правда есть дело до того, что подумают люди, мисс Мюррей? Кто узнает или возмутится, если вы проведете сегодня несколько часов на реке… с компаньонкой или без? Почему бы не забыть об осторожности хотя бы раз в жизни?