– Да, я заплатил, и об этом записано в книжке лорда. Но у нового владельца будет новая книга без единой записи. Новый управляющий ничего не будет знать, а старый ничего не будет помнить.

– Так, – сказал Генрих, помимо воли заинтересовавшись разговором. Это была поучительная игра. Он должен запомнить все и сделать что-нибудь, если сможет.

– Ты должен требовать расписку от землевладельца об уплате ренты, – посоветовал он.

– Кто узнает, что написано на бумаге. Бумага приносит только беду.

Генрих готов был рассмеяться отчасти по поводу подозрения крестьянина к написанному слову, а отчасти от сознания того, что замечание было весьма правдивым. Если бы он не получил письмо, в котором ему предложили корону, разве был бы он сейчас здесь? С точки зрения тренировки интеллекта, этот вопрос был интересным. Как безграмотный человек мог узнать, что написано в расписке?

– Я подскажу тебе, – сказал Генрих. – У тебя должна быть своя собственная книга. Отнеси ее к священнику и пусть он в ней укажет день, год и величину арендной платы. Служащий лорда или управляющий должен скрепить все это печатью лорда, когда ты будешь платить или приносить свой урожай. Тогда для тебя и для других все станет ясно.

Наступило долгое молчание. Глаза Генриха закрылись, и он утомленно прислонился к стене. Он не верил в то, что этот человек или его внук отважится причинить ему зло. Они никогда не смогут воспользоваться его лошадью или доспехами и поэтому нечего бояться, что они причинят ему зло. И все же он не мог уснуть из-за неудобств, а также из-за намерений отчима, которые не давали ему покоя.

– Священник не сделает это бесплатно.

Глаза мгновенно открылись. Свеча догорела, и темная тень старика притаилась перед ним. Генрих повернул голову, и ощутил боль в шее. Он осознал, что задремал. Генрих воздерживался от истерического хохота при мысли о том, к какой важной проблеме было приковано внимание короля Англии и в каком темпе шла беседа, если один из ее участников мог дремать между высказываниями.

– Это стоит того, чтобы отдать священнику несколько яиц и одного или двух цыплят, – посоветовал Генрих и снова закрыл глаза.

– Но поставит ли лорд или его служащий печать?

Может быть, стало светлее? Генрих посмотрел вверх через отверстие для дыма в крыше. Возможно, но все еще была ночь.

– Если вы пойдете все вместе, всей деревней платить арендную плату, – продолжал Генрих, – если у каждого будет книга и если каждый заплатит, тогда священнику этого будет достаточно, и он пойдет с вами. А если священник будет с вами, служащий или управляющий скорее всего поставит вам печать.

– Возможно.

Снова наступило молчание. Минуты медленно превращались в часы. Генриха охватил более глубокий сон. Он даже не почувствовал, как рука крестьянина поддерживала его, когда он покачнулся в одну сторону. Он открыл глаза только тогда, когда судорога свела шею, и он ощутил острую боль. Небо казалось серым через отверстие для дыма. Генрих протянул руку к шее и застонал.

– Хотите пить?

Ему протянули наполненную чашу. Генрих взял ее, выпил и снова застонал, когда повертел головой из стороны в сторону. Он встал, и ему тут же предложили руку, чтобы он не потерял равновесие.

– В следующий раз, когда буду платить за аренду, я попытаюсь сделать так, – сказал крестьянин, как будто последнее высказывание относительно арендной книги было произнесено только что. Генрих открыл дверь и вышел на воздух. Воздух был приятный и свежий; он забыл о зловонии в хижине и вспомнил о нем только сейчас. Мальчик проскользнул за его спиной и пошел за лошадью под навес. Генрих приподнял нижний край доспехов, нащупал нижнее белье и помочился. Он ощутил жуткий голод. Он знал, что его люди неистовствуют от беспокойства за него, но глаза его сверкали от удовольствия. Он повернулся и улыбнулся. Ему хотелось дать что-нибудь этому крестьянину. Но у него не было с собой кошелька, а оставить кольцо или драгоценность означало бы скорее подвергнуть опасности крестьянина, чем вознаградить его.

– В течение многих лет, иомен, начиная с сегодняшнего дня, ты можешь говорить детям твоих внуков, что Генрих, король Англии спал в твоем доме, ел твой хлеб, пил твой эль, а сам должен помнить, что король Генрих говорил тебе о том, как найти справедливость в своем деле об уплате аренды. Я обещаю это тебе. Во имя крыши над головой, хлеба и эля, которые ты мне предложил, твой землевладелец сам поставит печать в твоей книге, и у тебя не будет нового землевладельца в этом сезоне уборки урожая. Как твое имя и как называется твоя деревня?

– Дж… Джон, милорд, – было видно, как дрожал этот человек. – Джон из Каннок Вуда.

– Я запомню ради твоего блага.

Не раздумывая, он пришпорил лошадь и ускакал.

При свете дня Генрих не боялся сбиться с пути. Все дороги вокруг вели в Ликфилд, где должна была разбить лагерь его армия, и он не сомневался, что они будут оставаться там, пока он не появится. Его прибытие встретили с ликованием, близким к истерике. Джаспер постарел на двадцать лет за эту ночь. Его лицо было покрыто пятнами от слез. Уильям Брэндон упал на колени и, обхватив руку Генриха, разразился мучительными рыданиями человека, который увидел воскресшего из мертвых. Даже сдержанный Пойнингс побледнел так, что Генриху казалось, он потеряет сознание. Все стояли с покрасневшими глазами в полной растерянности, потрясенные до такой степени, что едва могли о чем-либо спрашивать.

– Что это значит? – мягко спросил Генрих. – Разве я ребенок и не могу уехать на несколько часов без присмотра?

– Никогда больше, – воскликнул Брэндон, – никогда больше я не упущу вас из вида. Если в следующий раз вы захотите побыть в одиночестве, вам придется прежде меня убить. Никогда больше я не разлучусь с вами. Я не переживу вторую такую ночь.

– Что это за шалости, Генрих? – Джаспер не мог сдержать злости в голосе. Он очень переживал. – Ты заблудился?

Сказать правду, означало бы только добавить беспокойства дяде. И кроме того, это нанесло бы ущерб его достоинству.

– Конечно же, я не заблудился, – запальчиво сказал Генрих. – Если бы я заблудился, как бы я нашел вас так легко? Я похож на человека, который блуждал всю ночь? Уильям, помоги мне встать.

– Где ты был?

– Я… – Генрих посмотрел на покрасневшие глаза, решительно сжатые рты с покусанными губами. Он хотел сказать, что провел ночь с женщиной в Канноке, но не смог дать такое легкомысленное объяснение этим уставшим людям.

– Я ждал в маленькой деревушке сообщения от своего секретного союзника.

Губы Генриха подергивались, как если бы он говорил правду. Несомненно, Джон из Каннок Вуда своего рода его союзник и он, конечно же, получил сообщение от него.

– Надеюсь, вы спали больше, чем мы, сир, – сказал Стэнли. – Мы и сами искали вас, и ваш совет уже готов был возложить ответственность на себя за случившееся.

– Сожалею о том беспокойстве, которое я вам причинил, но у меня должна быть свобода действий. Единственное, чего у меня не было, так это еды. Кто-нибудь позаботится об этом?

– Мой брат хотел бы поговорить с вами, сир, – добавил Стэнли, когда Генрих уже повернулся, чтобы уйти. – Прошлой ночью пришло сообщение, что он будет ждать вас в большом поместье в Атерстоуне.

– Да? Пойнингс, поезжай впереди меня и скажи, что я приду. Мой лорд Оксфордский, ты, Рис и ты, сэр Гилберт, перебросьте армию к Атерстоуну как можно быстрее. Брэндон, подай мне другую лошадь. Остальные будут при мне.

Приказы отданы, Генрих начал смеяться.

– Будьте милосердны, неужели ни у кого не найдется корки хлеба и глотка эля для меня? Я проголодался.

Вскоре принесли еду, но вместо того, чтобы немедленно ехать, Генрих решил сбросить доспехи, которые он не снимал в течение двадцати четырех часов. Его помыли и побрили, почистили доспехи и, когда он сел на лошадь, его армия была уже в пути.

– Назад, – сказал Джаспер. – Мы можем встретиться с нашими войсками до того, как враг застигнет нас врасплох.

Генрих описал круг на лошади, а затем сдержал вожжи.

– Подождите. Всем известно, что армия, разбившая лагерь в Ликфилде едва насчитывает сотню человек. Да и кто может знать, что мы разделились?

– Стэнли знает, – пробормотал Брэндон, поправляя пику и развязывая свой боевой топор, закрепленный на седле.

Сомнение охватило Генриха, но теперь было уже слишком поздно, так как их уже обнаружили. Состояние неизвестности продолжалось недолго. Двое рыцарей вышли вперед, подошли поближе и поинтересовались, где находится армия Ричмонда.

– Кто вы?

– Сэр Томас Ботшер. Мы и наши люди из Лондона. Мы движемся на север с констеблем Тауэра, которому Ричард приказал идти к Лестеру, но мы прорвались.

– Я сэр Уолтер Хангерфорд. Я знал маленьких принцев, когда они жили в Тауэре.

– Перед вами Генрих Ричмонд собственной персоной. – Генрих приподнял забрало, чтобы они могли рассмотреть его лицо – Добро пожаловать. – Он протянул руку Хангерфорду, на лице которого отразилась борьба между его верностью Йоркширцам и ненавистью к убийце принцев.

– Спокойствие. Когда меня коронуют, прекратятся убийства детей, независимо от того, какая кровь течет в их жилах. Армия позади нас. Разыщите герцога Оксфордского.

– Даже волки не рвут на части плоть детенышей своих сородичей, – проговорил Джаспер.

– Да, дядя, но дикие кабаны иногда загрызают своих собственных детенышей. Именно по этой причине кабаны у нас не в почете, несмотря на их смелость и мужество. Кабан, который пожирает своих детенышей, должен умереть. Пошли. Я сгораю от нетерпения встретиться со своим отчимом.

Это была правда, но больше в обратном смысле. Генрих слишком хорошо знал, что такое честолюбие, но не мог понять, как его мать могла сочетаться браком с двойником Уильяма Стэнли. Ради меня. Все это промелькнуло у него в голове, когда он слезал с лошади и проходил к двери, открытой для него. Если он зверь, тогда она запачкала себя ради меня.