– Ничего особенного. – Джордан широко улыбнулся. – Просто сейчас мне очень нужно, чтобы ты встала. Ведь если ты будешь и дальше валяться в постели, мне придется присоединиться к тебе. – Чтобы наглядно продемонстрировать свои намерения, он сделал вид, будто расстегивает брючный ремень.

Слоун соблазнительно улыбнулась:

– Так в чем же дело? Это прекрасная идея! – Она потянулась к нему, но Джордан предостерегающе поднял руку.

– Милая, я рад бы пойти тебе навстречу, но придется подождать до вечера. – Он скрестил руки на груди, согнул ногу в колене и прислонился к стене.

– Ну что ж, когда-нибудь это все равно произошло бы, – проговорила Слоун с притворной скорбью. – Джордан Филлипс говорит сексу решительное нет! Видимо, приближается конец света. Подумать только, ты отказался…

– Я очень высоко ценю твой сарказм. – Он взял с кресла халат и бросил ей. – А теперь одевайся, пока я не утратил решимости. Нас ждут дела.


– Если ты не любишь лошадей по-настоящему, в поло тебе просто нечего делать. – Джордан и Слоун шли вдоль конюшни. Каждое стойло в этом длинном ряду имело запертую низкую красную дверцу. Лошади, навострив уши, поднимали головы над этими дверцами, узнавали Джордана и тихо ржали. – У настоящего игрока эта любовь должна быть в крови. Он может быть последней скотиной по отношению к своей жене, к детям, может, как самый гнусный мерзавец, не заботиться о своей старой, прикованной к постели матери, но со своими лошадьми он должен быть олицетворением благородства.

Слоун улыбнулась:

– Ты имеешь в виду себя?

– Ну, что касается меня, то я еще хуже, – усмехнулся Джордан. – Тебе ли этого не знать.

– У меня-то как раз сложилось совершенно иное впечатление, – возразила она. – Но я, конечно, пристрастна.

– Вот и оставайся пристрастной как можно дольше.

Слоун наблюдала, как Джордан, останавливаясь у каждого стойла, ласково похлопывает лошадей по шее и гладит их. Ее тронула нежность, с какой он это делает. «У его детей будет замечательный отец», – подумала она, и от этой мысли ей вдруг стало почему-то грустно.

А вот клички лошадей, написанные на алюминиевых табличках, висевших на двери каждого стойла, показались Слоун забавными.

– Риф Ларго… Мальтийский Сокол… Касабланка.[19] – Слоун посмотрела на Джордана. – Кто у вас здесь поклонник Богарта?

Джордан широко улыбнулся:

– Каюсь, но это я. Боги – мой идеал настоящего мужчины. Люблю его фильмы.

– Но у тебя, оказывается, есть еще и Энни Холл?[20]

Он пожал плечами:

– Ну, эта кобыла всегда была немного с приветом.

Слоун подошла к следующему стойлу.

– Солитер – какое красивое имя. А его ты дал ей по какой причине?

– На игровом поле она была одной из лучших. – Джордан ласково погладил шею кобылы. – Отец купил мне ее, когда я еще учился играть. Тогда она была у меня единственной опытной игровой лошадью. Вначале я назвал ее Моя Единственная Надежда, но это было слишком длинно, поэтому вскоре кличка стала просто Единственная. А потом я как-то случайно услышал французское слово «солитер», и оно показалось мне очень красивым. Вот так эта кличка за ней и закрепилась. Кстати, Айан говорит, что кличка лошади не имеет никакого значения, но я так не думаю.

– Она красивая, – согласилась Слоун, гладя бархатную морду лошади. – А где выращивают лошадей для поло?

– Удивительно, но таких питомников вообще не существует. Все игровые лошади вначале пробуют себя на скачках. Если они не показывают там хороших результатов, мы их покупаем и тем самым спасаем им жизнь.

– Что это значит?

– Дело в том, что бракованных скаковых лошадей большей частью продают на бойню, где из них делают собачий корм.

– Собачий корм! – воскликнула ошеломленная Слоун.

Он кивнул:

– Это печально, но факт. Большинство лошадей, которых ты видишь на игровом поле поло, особенно в матчах клубного уровня, спасено от бойни игроками. – Джордан снова похлопал Солитер по шее. – Эта старушка уже на пенсии. Для профессиональных игр она уже не годится. Но ее ждет мирная и спокойная старость. Она никогда больше не покинет Мунстоун.

– У вас, я смотрю, настоящая любовь, – вздохнула Слоун.

Джордан улыбнулся:

– Ревнуешь?

– Немного, совсем чуть-чуть.

* * *

– Кажется, Хиллер наконец-то заметил, что в его команде слишком много несчастных случаев. – На этот раз Айан звонил из Далласа. – И как, по-твоему, он отреагировал? Повысил страховку каждого игрока, и лошадей скорее всего тоже. Разумеется, ты знаешь, что страховка выплачивается не игроку, а Хиллеру.

– А собственно, чего еще ожидать от Хиллера! – ответил Джордан. Он сидел на краю постели, зажав телефонную трубку между ухом и плечом, и надевал сапоги.

– Понимаешь, – сказал Айан, – если кого-то из игроков вдруг постигнет неожиданная смерть, Хиллер получит полную страховку и практически ничего не потеряет.

– Я же и говорю, это очень на него похоже. Произошло что-то еще?

– Нет. Пока все тихо. Если не считать аварии трейлера. Кажется, что-то с тормозами, но никто не пострадал. Лошадей в этот момент в трейлере не было.

– Понимаю, – тихо произнес Джордан.

«А если бы были… Господи, я, кажется, становлюсь параноиком!»


– Ты что, Джорди, действительно собираешься жениться на моей маме? – Тревис сидел на верхней жерди забора и наблюдал, как Джордан седлает лошадь.

Джордан метнул на мальчика быстрый взгляд.

– Если бы я не намеревался это сделать, приятель, – ответил он, проверяя подпругу, – то не стал бы приглашать ее сюда.

– Думаешь, она согласится?

– А почему нет?

– Ты просто не знаешь ее. Маме ничего не стоит дать задний ход. Она вообще ни с кем из мужчин дружбу долго не водит.

– Ну что ж, все когда-нибудь нужно начинать в первый раз. – Джордану очень хотелось бы узнать, со сколькими мужчинами Слоун в прошлом «водила дружбу».

Тревис печально покачал головой:

– Мама очень боится потерять свободу.

Джордан рассмеялся:

– То есть попасть в тюрьму?

Тревис пожал плечами:

– Свободу в любой форме.

– А почему ты так думаешь? – спросил Джордан, прикрепляя стремена.

– Я же сказал. Рядом с ней никто из мужчин долго не задерживался. – Тревис спрыгнул с забора. – Даже мой отец.

– Может, она просто никого по-настоящему не любила?

– Возможно. – Тревис подошел ближе. – А вот тебя, похоже, любит. И за дело.

– Спасибо за доверие, дружище. – Джордан взъерошил мальчику волосы. – Ну а теперь начнем твой первый урок верховой езды.


– Твой сын считает, что ты сбежишь из-под венца.

Закатав брюки до середины икры, Джордан и Слоун шли босиком по мокрому песку. Он, конечно же, обнимал ее за плечи. Холодный прибой подбегал к их ногам и тут же смывал следы на песке. Над Атлантикой, возвещая начало нового дня, поднимался красный шар солнца. На вид немного суровый.

Слоун вздрогнула.

– С чего это вдруг Тревис так сказал?

– Не знаю. А еще он добавил, что ты боишься потерять свободу, – сообщил Джордан с притворной серьезностью.

– Что? – Слоун засмеялась.

– Он имел в виду, что ты боишься связывать себя какими-либо обязательствами. – Джордан отбросил ногой водоросли. – Парень, конечно, не знает, что о твоей склонности к побегам мне известно не понаслышке.

Слоун покраснела.

– Мой сын ужасный болтун! – Прохладный утренний ветерок трепал ее волосы, и она тщетно пыталась отбросить их с лица.

– Он беспокоится за тебя, – заметил Джордан. – И за себя тоже. По-моему, ему очень не хватает отца.

– Да.

– Тревис вбил себе в голову, что перед свадьбой ты обязательно удерешь. – Джордан наклонился, поднял выброшенную волной щепку и начал задумчиво рисовать на мокром песке абстрактный узор.

– У Тревиса богатое воображение, – сказала Слоун.

Он поднял на нее глаза:

– Слоун, неужели это всего лишь плод богатого воображения мальчика?

– Не стоит придавать особого значения словам Тревиса. Он прирожденный трепач. Это у него наследственное.

– Но ты не ответила на мой вопрос.

– Я не собираюсь никуда сбегать.

Джордан выпрямился и отбросил деревяшку далеко в сторону.

– Это хорошо, потому что я люблю тебя и не позволю тебе снова убежать.

Она молча смотрела на него.

– Слоун, ты ни разу толком не сказала, что любишь меня.

Она опустила глаза и увидела на песке его рисунок – большое несимметричное сердце с их инициалами внутри.

– Ты знаешь о моих чувствах.

Джордан кивнул:

– Кажется, знаю, но хочу, чтобы ты сказала мне об этом. Я хочу услышать эти слова. Не в постели, когда мы занимаемся любовью, а сейчас. Здесь.

Их взгляды встретились.

Она колебалась лишь мгновение.

– Да, Джордан, я люблю тебя, но боюсь произносить эти слова, потому что после этого становлюсь особенно уязвимой. А это внушает мне опасения.

– Даже со мной?

– Даже с тобой. Понимаю, это не украшает меня, но все равно ничего не могу с собой поделать. Когда я встретила тебя… это было что-то такое… я сразу почувствовала… Но боялась любить, потому что не хочу страдать.

Джордан нежно коснулся ее щеки.

– Тебе приходилось страдать, бедняжка.

– С чего ты взял?

– Потому что страдать боится только тот, кто уже обжигался. Я это знаю по собственному опыту. Итак, в прошлом тебя кто-то сильно обидел?

– Никто меня не обижал.

– Любить – значит доверять. Слоун, ты доверяешь мне?

– Полностью.

Он погладил ее волосы.

– Любимая, я принадлежу тебе весь. И взамен ожидаю того же.

– Джорди, я люблю тебя, – повторила она. – Но… но у тебя было такое замечательное детство с такими чудесными родителями, которые обожали и тебя, и… друг друга. Ты вырос в любви. А вот я – нет. Мне не с кого было брать пример, понимаешь? Поэтому приходилось до всего доходить самой.