Пич ошиблась. Они добрались до больницы за полчаса, но все равно опоздали. К их приезду Герберт уже умер от внутреннего кровотечения.

Пич стояла в приемной и слушала, как очередной врач объясняет ей, почему они не смогли спасти пациента от смерти, а из ее глаз текли слезы. Сейчас она отдала бы все на свете, чтобы помириться с Гербертом. Если бы только она могла перенестись в прошлое, в тот день, когда они встретились в клубе, она попросила бы у него прощения за то, что изрезала его одежду, а потом поблагодарила бы за то, что он дал ей двух прекрасных сыновей.

На этот раз Пич знала, что от нее требуется, какие надо принимать решения, каких родственников и друзей надо известить. Самой неприятной обязанностью был звонок Луизе Деграсс. Та настояла на том, чтобы принять участие в подготовке похорон. Пич не сомневалась, что она все сделает на высшем уровне. Еще бы — такой опыт. Она ведь овдовела уже три с половиной раза.

Самое страшное — это сообщить о случившемся близнецам. Они любили отца так же сильно, как она любила Блэкджека. Мысли путались. Господи, кто мог… кто мог совершить такое? Сбили машиной. Хулиганы? Как это произошло? Герберт так любил жизнь…

На следующее утро к ней домой зашел поверенный Герберта, чтобы, как он выразился, провести предварительные переговоры по поводу завещания Герберта. Пич не удивилась, когда услышала, что исключена из его завещания и как наследница, и как доверенное лицо и что вместо нее ведение всех дел поручалось поверенному.

Она не огорчилась: Герберт ведь оставил все состояние близнецам, а ей самой от него ничего не нужно. Кроме того, она была очень рада, что ей не надо сворачивать практику Герберта. Имена его клиентов, их тайны вовсе ее не интересовали.

Приезд сыновей, отпевание, похороны — Пич была слишком занята, чтобы думать о журнале и о человеке, который им руководит. Через две недели после похорон она позвонила Ари, чтобы сообщить, что выйдет на работу на следующий день. Так как его не было на месте, она оставила для него сообщение.

Когда Пич на следующее утро вышла из лифта, ее уже поджидала Синди Даунинг.

— Ари мне сообщил, что вы сегодня придете. Я так сочувствую вашему горю, — скороговоркой произнесла она. — Ари просил вам передать, что вы можете уйти домой, если вам станет тяжело находиться здесь и все такое. Такая трагедия…

— Со мной все будет в порядке, — ответила Пич с уверенностью, которой совсем не ощущала.

— Вы такая мужественная.

— Это не имеет никакого отношения к мужеству. Уверена, что вы знаете: мы с доктором Стрэндом разводились. Так что я потеряла его задолго до этого несчастного случая.

— Полиция что-нибудь узнала, кто его убил? — спросила Синди.

— Нет. Они нашли кусочек краски с автомобиля на его одежде, и лаборатория судебной медицины установила, в какой мастерской ее покрасили, но это все.

— Почему, раз они нашли мастерскую?

— Там в день красят сотни машин. Они даже не записывают имена владельцев.

— Похоже, дело безнадежное.

— Боюсь, это так. — Неожиданно нахлынули слезы, и Пич отчаянно заморгала, чтобы не дать им пролиться.

— Вы в порядке, Пич? — спросила Синди.

— Я думала о муже. Такое ощущение, что с каждым, кто мне дорог, происходит что-то ужасное. Мой отец умер опозоренным. Пожар уничтожил квартиру матери. Берта ранили, и кто-то убил Герберта. — Пич перечислила все это и сама ужаснулась. — Я будто прокаженная. Притягиваю несчастья. Вам лучше не подходить ко мне слишком близко.

Синди открыла дверь в свой кабинет, положила на полку сумочку и протянула Пич руку.

— Я не боюсь. Вы мне кажетесь довольно безобидной. Кроме того, я умею постоять за себя.

Пич остановилась в дверях и огляделась, отметив висящее на стене зеркало в полный рост, дешевое, их можно купить в «Кей Март» за десять долларов. Кроме него, она не заметила никаких украшений, растений, плакатов или фотографий членов семьи — ничего личного.

Синди кашлянула, и она обернулась.

— У вас есть подозрения насчет того, кто все это сделал? — спросила Синди.

Пич покачала головой. Вздохнула:

— Ладно, я больше не хочу отнимать у вас время, сетуя на свои несчастья. Я пришла сюда учиться. С чего начнем?

Синди подошла к компьютеру, нажала кнопку, и оживший экран засиял.


Ари и Берт обедали в «Меза» — маленьком островке Санта-Фе в центре Техаса. Ари считал, что здесь готовят лучшие сырные «энчиладас» по эту сторону от Руидозо, а Берт предпочитал «тамале».

Оба они приехали в ресторан без четверти двенадцать, заморили червячка и перешли к разговорам.

— Пич работает уже две недели, — начал Берт. — Как у нее успехи?

— Прекрасно, насколько я знаю, — ответил Ари, стараясь сохранить равнодушное выражение лица.

Это был чистый ад — знать, что Пич находится через два кабинета от него. Какая там работа! Он мог думать только о ней — как бы увидеться с ней лишний раз. Он совершил столько прогулок в туалет, чтобы только мельком взглянуть на нее, что вездесущие редакционные сплетницы наверняка заподозрили у него заболевание простаты.

— Что это значит — насколько ты знаешь? Я думал, что ты взял ее под свое крылышко. В конце концов, она все же владелица журнала.

— Именно поэтому я не могу оказывать ей покровительство. Это бы плохо отразилось на нравственном климате редакции.

— Ты имеешь в виду не собственную нравственность? Я так думаю, ты избегаешь Пич потому, что боишься, как бы она не узнала правды.

— Какой еще правды?

— Мы об этом уже говорили, старый мерин. Ты же по уши влюблен в эту женщину. Я видел твои глаза, когда ты услышал, что Герберт Стрэнд погиб, и они вовсе не были печальными. В них читалось облегчение.

Ари сжал кулаки.

— Может, нехорошо плохо отзываться о мертвых, но Пич будет гораздо лучше без этого человека. Насколько я его знал, добрый доктор был мастером использовать людей.

Берт криво усмехнулся:

— Кто-то сумел ловко использовать самого Стрэнда и послать его прямо в жемчужные врата, если, конечно, он не отправился в противоположную сторону. Только мне очень жаль Пич. Белла говорит, она очень переживает.

Ари узнавал о Пич из рассказов Берта больше, чем из ежедневных встреч с ней на службе.

— Они вроде уже не были близки?

— Да, конечно, они расстались, и, по словам Беллы, расставались не слишком дружелюбно. Но у них все же двое сыновей, которые очень любили отца. Да и ей Герберт был не чужой — они двадцать лет прожили вместе.

Ари изо всех сил сжал зубы, чтобы не застонать от сочувствия к Пич. Берт похлопал его по плечу:

— Смотрю, тебя здорово зацепило.

— Зацепило? Правильнее сказать, меня искалечило. Мне хотелось быть рядом с Пич, помочь ей во время похорон, но я был совершенно уверен, что ей не понравится мое присутствие. Вместо этого я послал цветы — цветы человеку, которого терпеть не мог. Я никогда не был лицемером. Что, черт возьми, со мной происходит?

— Полагаю, это называется любовью. — Берт покачал головой. — Ты будешь мучиться, пока не наберешься смелости и не признаешься в своих чувствах.

— Самому себе или Пич?

Вилка Берта с кусочком «тамале» застыла на полпути ко рту.

— Обоим.

И Берт отправил лакомство себе в рот. А вот Ари не мог проглотить ни кусочка.

— Как я могу это сделать, черт побери? Предлагаешь мне спросить у нее, научилась ли она пользоваться компьютером, а потом сказать: «О, кстати, я безумно тебя люблю»?

Берт склонил голову набок и стал похож на лукавого Эроса. Этакого мудрого, убеленного сединой бога любви.

— А что, хорошая идея.

— Дурацкая идея. Я-то Пич люблю, а вот она меня — нет. Пич так и не простила мне, что я отказался помочь ей расследовать прошлое ее отца. Теперь она изучает все тонкости издательского дела, а когда изучит — сама заменит меня. Так что романтическими отношениями здесь и не пахнет. — Ари пожал плечами. — Я подумываю насчет того, чтобы опередить ее и самому подать заявление об уходе.

Берт со стуком положил вилку на тарелку.

— Никогда не думал, что ты трус.

— Нет, я просто трезво смотрю на вещи.

— И что, скажи мне, пожалуйста, ты собираешься делать потом? Только не говори, что отправишься куда глаза глядят. Ты уже стар для этих метаний.

— Я думал вернуться обратно в Тускон и добраться до того ублюдка-мафиози, который заказал мое убийство и убил вместо меня Хелен.

— Это шаг в правильном направлении.

— То есть?

— По крайней мере ты понял, что не несешь ответственности за смерть Хелен. Но раскрутить это дело — значит вернуться к журналистским расследованиям.

Ари кивнул:

— Это то, что у меня получается лучше всего. Как я ни люблю Пич, я уже устал от ее представлений о журналистике. Пора мне снова начать заглядывать под камушки и выставлять обитающую там мерзость на всеобщее обозрение.

— Только поглядите! Мистер Раппапорт рассердился.

— Лучше злиться, чем жалобно скулить, забившись в уголок.

— О! Наконец-то я слышу слова не мальчика, но мужа.

— Ладно тебе! — Ари почувствовал себя неловко и потому быстро сменил тему: — Видел твои снимки. То фото на разворот, для статьи о родео, смотрится потрясающе.

Берт принял условия игры, и весь остаток ленча они обсуждали дела журнала и больше не касались личной жизни Ари.

Когда они вышли, Ари удивился, увидев, как потемнело на улице. Хотя он прожил в Хьюстоне три года, но так и не привык к молниеносным переменам погоды.

Когда они шли на ленч, солнце ярко светило на почти безоблачном небе. За час облачка превратились в грозовые тучи. На улице завывал ветер.