Их семья стала «неприкасаемой» после скандала вокруг отца. Кроме того, презентабельные одинокие мужчины вроде Герберта ценились в обществе на вес золота, в то время как одинокие женщины за сорок были никому не нужны.

Пич поставила свой автомобиль позади чужой машины, вышла из «ягуара», взяла свою дорожную сумку и поспешила в дом. В холле ее встретила одетая по последней моде агент по торговле недвижимостью и с ней столь же модно одетая пара. Весь их внешний вид кричал об их общественном положении, а на Пич были старенькие дешевые джинсы. Они уместно выглядели в «Заповеднике» — но не в Ривер-Оукс.

— А вот наконец и миссис Пич Морган-Стрэнд, — произнесла агент, делая большие глаза, разглядев ее наряд.

Она послала Пич воздушный поцелуй, затем поспешно выпроводила пару за дверь. Сама она на секунду задержалась.

— Им ужасно понравился дом, дорогая, но просто им надо что-то попросторней. Пока не забыла, вам звонили пару раз, когда я показывала дом. Я записала имена и номера телефонов на своей карточке и оставила ее на стойке бара в кабинете.

С этими словами она исчезла, оставив за собой густой аромат духов «Пуазон». Пич закрыла за ней дверь. Попросторней? Они что, покупают дом для футбольной команды, что им, мало пяти спален, шести ванных комнат, гостиной и столовой, детской, комнаты для игр, кабинета, веранды, кухни, гаража на три машины плюс помещения для прислуги?

— Мама, я вернулась, — крикнула она, бросая сумку в кресло.

Тишина.

Дом был пуст, и его зловещее молчание подействовало Пич на нервы. Пич знала, что Делия по выходным не работает, но была уверена, что Белла будет дома. Смешно, но она почувствовала себя покинутой.

Они расстались несколько холодно. Вдруг мама решила, что она здесь больше не нужна, и уехала? Пич кинулась в комнату Беллы и с облегчением увидела, что все ее вещи на месте. Значит, она дома.

Что-то в последнее время воображение у нее совсем разыгралось, думала Пич, направляясь в кабинет. Визитка агента лежала на самом видном месте.

Имя Рэндольфа Сперлинга было написано первым. Интересно, что ему надо? Пич набрала номер.


Рэндольф Сперлинг не смог убедить своих работодателей, людей, тайно связавшихся с ним после того, как Блэкджек отбился от стада, в том, что им больше нечего беспокоиться насчет Блэкджека.

— Я проверил все бумаги Блэкджека перед отправкой их в Хьюстон, — сообщил он, — и ничего не нашел. Остальные документы сгорели во время пожара. Белла не будет поднимать шум, а Пич слишком легкомысленна и наивна. Вам не о чем беспокоиться.

Однако они остались глухи к его заверениям. Сперлинг терпеть не мог разговаривать с безымянными незнакомцами с механически искаженными голосами, но не смел даже пытаться выяснить, кто они. Ему нравилось сравнивать себя с пираньей. Те люди, которые платили ему, чтобы он шпионил за Блэкджеком, были еще опаснее. Рэндольф был достаточно умен, чтобы понять: у одинокой пираньи нет ни малейшего шанса против стаи крупных белых акул.

Теперь он сидел в своем новом кабинете, окруженный антикварной мебелью Блэкджека, но деньги, которые эти акулы перевели на его счет за границей, требовали его дальнейшего сотрудничества. Сам бы он не стал поддерживать отношения с женщинами семейства Морган. Но у него не было выбора.

Запищал интерком.

— С вами хочет поговорить Пич Морган, — сообщила ему новая секретарша.

Сперлинг уже начал беспокоиться, когда она с ним свяжется и свяжется ли вообще.

— Соедините немедленно.

— Как вы с мамой поживаете? — как можно более дружелюбно спросил он, когда услышал в трубке голос Пич.

— Не знала, что вас это волнует, — ядовито ответила она.

Рэндольф поморщился. Всегда терпеть не мог эту Пич!

— Не понимаю, что я такого сказал или сделал, что вас обидело, но чувствую, вы обиделись. Как бы то ни было, примите мои искренние извинения.

Ответом ему было молчание.

— Ваша мама дома?

— Нет. Я и сама только что приехала.

— Рад, что вы вернулись к прежней активной жизни. И где были? — Хотя этот вопрос несколько выходил за рамки приличий, ему необходимо было знать ответ.

— Вообще-то это не ваше дело, но я провела несколько дней в «Заповеднике Прайд».

Сперлинг весь вспотел. Зачем она ездила в «Заповедник»? Неужели ей что-то известно?

— Я слышал, что это чудесное место для отдыха, — произнес Сперлинг спокойно, радуясь, что она не видит выражение его лица.

— Я не отдыхать ездила. Я занималась расследованием.

— Для статьи в «Техасе изнутри»?

— Для себя. Неприятности у моего отца начались вскоре после того, как он побывал на открытии в «Заповеднике». Я подумала, что там могло произойти что-то важное.

— Надо отдать вам должное, Пич. У вас богатое воображение.

— Предпочитаю называть это интуицией. Я не забыла последние слова отца. И собираюсь продолжать свои поиски, пока не выясню, что он имел в виду.

Рэндольф почувствовал, как его сердце совершило кульбит, чуть не выпрыгнув из груди. Ну почему ей не сидится дома? Заняться больше нечем?

— Вы подозреваете кого-нибудь?

— В моем списке половина Вашингтона.

Сердце забилось у него прямо в горле.

— Пич, это уже не шутки. Если вы будете продолжать в том же духе, для вас это может плохо кончиться.

— Ой, не беспокойтесь так обо мне, Рэндольф. А то, не дай Бог, у вас поднимется давление, — произнесла Пич приторно-сладким голосом.

— Я уже говорил вам, мне не безразличны вы и ваша мать. Ваш отец так много сделал для меня.

Он криво усмехнулся, подумав о том, как много сделал для него Блэкджек. Добрая часть состояния Блэкджека оказалась на его счету в банке. Блэкджек называл это шантажом. Рэндольф предпочитал именовать это как «делиться с друзьями».

Пич проницательна, следует отдать ей должное, раз она узнала про «Заповедник». Но ее проницательности не хватит, чтобы узнать всю правду.

— Надеюсь, вы послушаетесь совета старого друга и прекратите свое так называемое расследование. Если бы ваш отец был жив, он бы это не одобрил.

— О, неужели? Как вы смеете так самоуверенно судить о намерениях отца, если весь последний год вы были с ним на ножах?

— Наши разногласия носили политический характер, а не личный, — возразил он. — Я считал, что он совершил большую ошибку, покинув демократическую партию, и я много раз говорил ему об этом. Можете представить, как он это воспринимал. Он считал, что существует лишь одно мнение. Его собственное. Он не выносил, если ему говорили, что он не прав. Я уже подумывал о том, чтобы уйти, но тут… — Рэндольф подпустил дрожи в голос, — …тут он умер. Теперь я жалею, что не был более настойчив. Если бы он меня послушался, то был бы сегодня жив. Ваш отец был уже не молод, и то сильнейшее напряжение, в котором он находился после выхода из партии, в конце концов убило его.

Она молчала. Рэндольф надеялся, что она купилась на его рассуждения. А почему бы и нет? Самая правдоподобная ложь всегда основывается на правде.

— Прямо целая лекция, — наконец заговорила Пич. — Вы меня почти убедили. Сколько раз вы репетировали эту речь, пока не получилось как надо?

— Боюсь, я вас не понимаю, Пич. Что-то вы сегодня не в духе. У вас что, какие-то неприятности? Может, в личной жизни? Может, вам стоит с кем-нибудь поговорить?

— А может, вы не будете совать свой нос в чужие дела?

Сперлинг с тоской подумал, что она и есть его дело. Он так надеялся, что она обо всем забыла, а теперь придется снова звонить своим работодателям и сообщать им, что Пич может им угрожать.

— Пожалуйста, передайте матери мой горячий привет. Если я когда-нибудь смогу быть вам полезным, обращайтесь ко мне без всяких колебаний.

Он положил трубку, затем набрал номер в Вашингтоне. Он слушал гудки и нервно барабанил пальцами по столу. Пич сама не понимала, что играет с огнем.


Когда голос в трубке замолчал, Пич почувствовала облегчение. Разговаривать с Рэндольфом было все равно что смотреться в кривое зеркало. Он умел так все исказить, придать новый, неожиданный ракурс, что у нее начинала кружиться голова.

Она спрятала в карман карточку агента, подошла к столу и задумалась. Неужели она выставляет себя на посмешище, пытаясь выяснить, что хотел сказать отец? Неужели ее заставила заняться расследованием лишь скука, как намекал Ари? Она размышляла об этом полчаса, но так и не пришла к какому-нибудь выводу.

Хлопнула входная дверь.

— Пич, дорогая, ты уже приехала? — раздался голос матери.

— Я в кабинете, — отозвалась Пич.

— Я так рада, что ты вернулась! — воскликнула Белла, входя в комнату. — Думала, ты еще задержишься. Ты, наверное, слышала о Берте?

— Нет, я ничего не слышала. Это связано с журналом?

— О Господи, так ты ничего не знаешь! Об этом передавали по всем местным новостям.

— О чем передавали?

— О Берте.

— Это связано с его работой? С фотографиями?

— Нет, работа тут ни при чем. Сядь, а я приготовлю тебе выпить. Тебе это будет необходимо.

Белла налила в бокал коньяк и сунула его Пич.

— Я не смотрела телевизор со времени своего отъезда, — сказала Пич. — Скажи наконец, что случилось?

— Два дня назад кто-то стрелял в Берта.

Пич ахнула:

— Стрелял? Пиф-паф, и ты готов, в этом смысле?

— Именно так. Он ехал за мной, чтобы отвезти поужинать, когда кто-то выстрелил в него.

Белла права. Ей действительно необходимо выпить. Пич сделала большой глоток. Жидкость обожгла ей горло, согрела похолодевшее сердце и вызвала обманчивое ощущение благополучия.

— Зачем кому-то убивать Берта? Он один из самых славных людей на свете. Он… то есть с ним все будет хорошо? — спросила Пич запинаясь.