В квартире Веронику ждала ее экономка Кармина. Она выразила соболезнования хозяйке, сказала, что мистер Пол был прекрасным человеком, и перекрестилась. В то время, когда Пол изменял Веронике, Кармина еще не служила у нее, а в дальнейшем Пол был любезен с ней, как со всеми вокруг. Любить его было проще простого – тем, кто ничего от него не ждал.

Пока Кармина разбирала багаж, Вероника прошла к себе в кабинет и принялась звонить по списку, затем отправила Тимми сообщение, что она дома. Только когда с первыми делами было покончено, она откинулась на спинку кресла и выпила чаю, приготовленного Карминой. Экономка приходила лишь днем, по вечерам Вероника не нуждалась в компании, предпочитая одиночество. Когда ей хотелось есть, она готовила себе что-нибудь легкое сама, никого не утруждая кухонными хлопотами. Так она жила и в Париже – прислуга приходила наводить порядок днем, а к вечеру уходила. Как только дочери выросли, Вероника предельно упростила свою жизнь и почти полностью отказалась от посторонней помощи. Но до развода Пол настаивал на том, что без многочисленной прислуги им не обойтись, тем более что девочки были еще слишком малы. Нынешнее положение вещей устраивало Веронику гораздо больше. Ей не нравилось, когда вокруг нее хлопотали, однако сейчас она радовалась Кармине, а ее квартира на Пятой авеню была достаточно просторной, поэтому присутствие экономки ее не угнетало.

Две из комнат квартиры Вероника отвела для гостей, из окон ее спальни и кабинета открывался великолепный вид на Центральный парк, стены идеально подходили для коллекции живописи. Она по-прежнему владела многими картинами из собрания импрессионистов ее деда, отослав в Париж лишь некоторые из них. В нью-йоркской квартире разместились несколько полотен Ренуара, Дега, Писарро, любимая Мэри Кэссетт в спальне, обожаемый Шагал и Пикассо в столовой, множество маленьких работ Коро и других живописцев, а также несколько рисунков Ренуара. Квартира была элегантно отделана в спокойных тонах. Вероника предпочитала простые качественные вещи и всегда питала страсть к живописи.

В коридоре, ведущем к спальням, она повесила несколько собственных работ, в том числе портрет ее отца. Ей удавалась живопись маслом, особенно женщины в стиле Джона Сингера Сарджента. Вопрос о том, есть ли у нее талант, даже не возникал, хотя долгие годы она ничего не предпринимала, чтобы развить его, – разве что порой делала наброски, да еще написала прелестные портреты своих детей, которые повесила у себя в гардеробной. Одним из ее главных увлечений было изучение подделок – которые, как она знала, интересовали и ее деда. Но и этой страсти она не давала волю, хотя умела отличать подделки от подлинников. Ее мать рисовала акварелью, и ее милые, приятные работы Вероника поместила в комнатах для гостей. Способности к живописи были заложены в генах этой семьи, но никто из дочерей Вероники никогда не пробовал рисовать. По-видимому, последним художником в семье предстояло стать ей самой.

Тимми позвонила в четыре, предложив матери встретиться в офисе компании Фрэнка Кэмпбелла, и Джой решила присоединиться к ним. Вероника дошла до офиса пешком и встретилась с дочерьми в вестибюле. Тимми не успела переодеться после работы, а Джой выбрала черную юбку еще короче прежней и туфли на шпильках. Казалось, она сошла со страниц модного журнала. Мать обрадовалась, увидев их, расцеловала обеих и поблагодарила за готовность помочь ей.

Три красавицы встретились с директором компании, чтобы организовать похороны Пола и чтение молитв накануне ночью. Пол не был верующим, в отличие от Вероники, поэтому она не стала проявлять религиозного рвения. Тем днем она поговорила со священником из церкви Святого Игнатия, назначив заупокойную службу на послезавтра. Все необходимые сведения она успела собрать к тому моменту, как директор пригласил их к себе в кабинет, и дочери не удивились этому, зная, что Вероника умеет предусмотреть все до мелочей.

Вскоре они покончили с тягостными делами в офисе Кэмпбелла, где директор упорно обращался к Веронике как к вдове, и было бесполезно объяснять, что она развелась с покойным двадцать лет назад. Потом они все вместе направились к Веронике, куда вскоре пришла и Джульетта, слишком расстроенная, чтобы присутствовать при встрече в похоронной компании. Растрепанная, заплаканная, она разрыдалась, едва войдя в квартиру, и еще долго всхлипывала в объятиях старшей сестры. Тимми воздержалась от резких замечаний в адрес отца, но Джой прочла по ее глазам, о чем она на самом деле думает. Ни для кого из сестер не было секретом отношение Тимми к Полу. Понадобился час, чтобы успокоить Джульетту, и только после этого они смогли перебраться на кухню, чтобы перекусить. Рабочий день Кармины уже закончился. Вероника предложила заказать еду из ресторана, но желающих не нашлось. Никто не притронулся даже к пирожкам, которые Джульетта принесла из своей булочной. Ее слегка полная фигура наглядно доказывала, что Джульетта сама пробует свой товар, в то время как мать и сестры проявляли больше осмотрительности в еде.

– Не могу поверить, что его больше нет, – кажется, уже в сотый раз повторила Джульетта, и Джой призналась, что ей тоже не верится. Вероника думала о том же, но ее отвлекали предстоящие дела, связанные с похоронами, которые она старательно устраивала как последнюю дань уважения отцу ее детей и человеку, которого она страстно любила много лет назад. Она заказала изумительные цветы и выбрала любимую музыку Пола. Это были ее последние дары бывшему мужу, она хотела, чтобы похороны прошли достойно, чего хотел бы и он сам. Пол Паркер предпочел, чтобы его смерть выглядела так же эффектно, как и жизнь.

Четыре женщины просидели на кухне часа два, беседуя за чаем. Тимми даже отважилась предположить, что на самом деле Джульетта оплакивает потерю воображаемого отца, а не того, каким он был на самом деле.

– Как ты можешь! – мгновенно встала на защиту Пола Джульетта. – Он был замечательным отцом!

Тимми промолчала, стиснув зубы, а Вероника поспешила отвлечь их от спора очередными подробностями предстоящих похорон. Ей не хотелось, чтобы девочки ссорились, но она понимала, что Тимми права. Джульетта всю жизнь рисовала себе идеальный образ отца, утверждала, что они общаются чуть ли не каждый день, и никто не решался возразить, что это она все время звонит ему. Наконец Тимми и Джой отправились домой к Тимми, а Джульетта – к себе в Бруклин, чтобы поплакать в одиночестве.

Все они собирались присутствовать на чтении молитв следующей ночью и на заупокойной службе на следующий день. Объявление об этом должно было появиться в утреннем выпуске «Таймс». Вероника позаботилась о двух машинах, которые должны были отвезти дочерей в церковь и на кладбище. Ей хотелось облегчить их ношу, как только возможно: она понимала, что значит потерять отца, в свое время некому было позаботиться о ней самой. По крайней мере, хоть что-то она могла сделать для своих девочек. Так обычно поступала Вероника – старалась предусмотреть все, чтобы облегчить им жизнь, а они почти не замечали этого, но твердо знали, что мать справится с любой задачей сама. Так было всегда на протяжении всей их жизни.

Проводив дочерей, Вероника погрузилась в раздумья, заранее ужасаясь предстоящим формальностям следующих двух дней. Она не могла не вспомнить вновь о том, как Пол предоставлял ей утешать детей, заботиться о каждой мелочи, оплачивать все счета. При жизни он считал, что это само собой разумеется. И даже смерть ничего не изменила. Но Веронике вдруг стало горько оттого, что больше нельзя позвонить ему. У нее не было друзей, с которыми она могла бы поделиться своими чувствами, а если бы и были, вряд ли поняли бы ее. Вероника с Полом сохранили отношения, нетипичные для разведенных супругов, особенно потому, что если отец и муж из него получился никудышный, то другом на протяжении более чем половины жизни Вероники он был неплохим. Она много потеряла: Пол обладал элегантностью, обаянием и чувством стиля.

Церковная служба на следующий день прошла просто и официально. Длинная вереница незнакомых Веронике людей выстроилась, чтобы расписаться в книге для соболезнований: миловидные молодые женщины, в том числе моложе дочерей Пола, не пожелавшие представиться, хорошо одетые пары, мужчины тех же лет, что и покойный, знакомые и друзья. Лишь немногие подходили к Веронике, чтобы пожать ей руку и выразить соболезнования, некоторые поглядывали на Тимми, Джульетту и Джой, одетых в простые черные платья, стоящих рядом с матерью. Все они вернулись домой совершенно обессиленные.

На следующий день все повторилось, только скорбящих собралось еще больше. К удивлению Вероники, всем едва хватило места в церкви. Воздух в ней наполняло благоухание больших белых цветов, расставленных в вазонах по всему залу. Гроб темно-красного дерева, выбранный семьей покойного, утопал в крошечных белых орхидеях. Веронике удалось найти двоих друзей Пола на роль носильщиков, Берти и Арнольд тоже согласились, а остальных четверых предоставила похоронная компания, и они без труда катили поставленный на колеса гроб.

На службу накануне вечером Берти не явился, но в день похорон приехал в церковь заранее, чтобы встретиться с Вероникой и ее дочерьми. К их удивлению, он привел с собой молодую женщину в короткой черной юбке и черной шелковой блузке с глубоким вырезом, на высоких шпильках и со слишком ярким макияжем. Спутница Берти откровенно скучала, она не сказала семье покойного ни слова, и Берти не счел нужным представить ее. Вероника и ее дочери так и не поняли, кто это – подруга Берти или случайная знакомая. Он не снизошел до объяснений, а расспрашивать его никто не решился.

Казалось, необходимость присутствовать на похоронах слегка раздражает Берти. В приличном черном костюме, белой рубашке, галстуке и сияющих дорогих туфлях он выглядел внушительно, как его отец. Но отцовских качеств он не унаследовал. При всем его эгоцентризме и самовлюбленности Пол был не чужд доброты, а взгляд, которым Берти сверлил мачеху и сестер, поражал ледяной расчетливостью. Вероника предложила ему сесть с ними рядом на переднюю скамью, ведь он приходился Полу сыном. После того как гроб поставили на место, Берти уселся впереди, рядом со своей спутницей, и в ожидании начала службы шептался с ней.