– Как вы себя чувствуете? – спросила медсестра.

– У меня слабость, – ответила Вероника и хотела уснуть, но ее снова разбудили. Медсестра объяснила, что даст ей обезболивающее, когда она немного придет в себя, а потом ее отправят в обычную палату. В приемной «Скорой» Вероника назвала сестрам номер своей страховки, и ей пообещали отдельную палату.

В эту палату ее и привезли два часа спустя, затем дали обезболивающее, и Вероника затихла, чувствуя себя все так же глупо и не вполне понимая, что произошло. Она убеждала себя, что в случившемся виновата сама, как в тот раз, когда она чуть не попала под «Феррари» в Риме, но в глубине души знала, что теперь все произошло иначе. У нее не осталось выбора: велосипед сбил ее прежде, чем она успела его заметить. Ей хотелось закончить портрет Николая, а не валяться в больнице, мучаясь от боли. Полностью прийти в себя она сумела лишь к восьми часам вечера, запястье и щиколотка адски ныли, но просить обезболивающее ей не хотелось. Наконец она решила позвонить Тимми и сообщить ей о случившемся. Ее телефонный звонок сразу же переключился на голосовую почту, а это обычно означало, что Тимми занята. Вероника передумала оставлять дочери сообщение о том, что она в больнице. Отправлять эсэмэску она тоже не стала, подумав, что позвонит еще раз, следующим утром.

Ей снова предложили обезболивающее, и она проспала несколько часов, а в четыре утра опять проснулась от острой боли. С помощью медсестры она добралась до туалета, посещение которого оказалось гораздо более трудным и болезненным, чем она ожидала. Потом, лежа в постели совершенно обессиленная, она сообразила, что в Лондоне уже девять утра, значит, можно позвонить Эйдану. Она подождала еще час, стараясь набраться смелости, потом наконец достала мобильник из сумочки и набрала номер. Судя по шумовому фону, звонок застал Эйдана в каком-то людном месте.

– Привет, дорогая! Как дела? Я на станции, везу на выставку снимки. Может, я попозже тебе перезвоню? – жизнерадостно спросил он. Вероника согласилась, но ее голос предательски дрогнул, и Эйдан насторожился. – Голос у тебя какой-то не такой. Ты больна? Где ты сейчас?

Она изо всех сил старалась не расплакаться от боли.

– Произошел дурацкий случай… – начала она. От лекарств ей казалось, что язык увеличился на насколько размеров, не помещался во рту и стал шершавым, как наждачная бумага.

– Какой случай? – заволновался он, мгновенно вспомнив «Феррари».

– Пустяки… просто так глупо вышло… я не заметила… подзывала такси у художественного салона, и тут меня сбил велосипедист. А я и не видела, как он подъехал, – ее голос звучал слабо, она говорила с явным трудом, и его охватила паника.

– С тобой все хорошо? Что было дальше?

Но по голосу Вероники он уже понимал, что хорошего в случившемся мало.

– Оказалось, у меня сломаны запястье и щиколотка. Но переломы без осколков, так что все в порядке. Могло быть и хуже, – и она вдруг расплакалась. – Все бы ничего, только сейчас так больно… Завтра пройдет.

Услышав ее плач, он не поверил, что все пройдет так быстро. И считал, что два перелома сразу – это боль, вынести которую непросто.

– Ты дома?

– Нет, меня оставили в больнице.

Он немного успокоился, узнав, что она под надзором врачей, но встревожился, что рядом нет никого из близких.

– Девочкам звонила?

– Джой и Джульетта уехали во Францию и в Лос-Анджелес. Я звонила Тимми, но у нее включена голосовая почта, и мне не захотелось пугать ее сообщением, что я в больнице. Я чувствую себя так глупо, – призналась Вероника.

– Ну и напрасно! Хотя ты немного снизила планку: быть сбитой велосипедом не так шикарно, как попасть под «Феррари», – поддразнил он ее, она рассмеялась и вдруг ощутила, что ей становится легче даже от голоса Эйдана. – Обязательно позвони Тимми. Пусть утром первым делом мчится к тебе.

– Попозже позвоню. Не хочу тревожить ее в четыре часа утра.

– Обещай, что позвонишь попозже. И пусть тебе дадут снотворное. Позвони мне, когда проснешься. Да, в какой ты больнице?

– Ленокс-Хилл. Я люблю тебя, – благодарно произнесла она.

– Я тоже тебя люблю. А теперь постарайся еще поспать.

После разговора с Эйданом ей стало гораздо легче. Теперь ей уже не казалось, что от нее ничего не зависит, ей снова дали обезболивающее, и она проспала несколько часов, а потом снова попыталась позвонить Тимми. Опять попав на голосовую почту, она оставила дочери сообщение, но о несчастном случае не упомянула, чтобы не напугать ее. Вероника всегда считала, что должна быть сильной ради своих детей, несмотря на то, что они уже выросли и могли бы помочь ей. Но о помощи она их почти никогда не просила, даже не помнила, когда это случилось в последний раз. Она твердо решила быть самодостаточной и ничем не обременять их.

Немного погодя пришла одна из сестер и показала Веронике, как передвигаться на костылях, а это дело оказалось непростым, поскольку она могла пользоваться лишь одной рукой и старалась не опираться всем весом на сломанную ногу. До постели она добралась совершенно обессиленная, страдая от головокружения. Тимми так и не ответила на сообщение, зато позвонил Эйдан.

– Как себя чувствуешь? – с беспокойством спросил он. На этот раз голос Вероники звучал бодрее, чем накануне ночью.

– Неплохо. Правда, мне все еще больно, а со сломанным запястьем на костылях передвигаться трудно, но я справлюсь.

Пока что она не могла в одиночку даже дойти до туалета, но говорить об этом Эйдану не стала. Стаскивать трусики одной рукой, стоя на одной ноге, означало каждую секунду рисковать потерей равновесия, но так или иначе, ей придется этому научиться. Она попыталась смешно описать свои ощущения от этого процесса, хотя на самом деле ей было не до смеха.

– Ты еще не говорила с Тимми? – Его голос зазвучал напряженно.

– Нет, она, наверное, занята. Она увидит, что я звонила, и перезвонит мне.

– Ради всего святого, позвони ей и оставь сообщение, что ты в больнице! По крайней мере, она придет и поможет тебе. Пообещай, что позвонишь!

Они проговорили еще несколько минут, он сказал, что перезвонит через несколько часов. Вероника изнемогала от усталости, боль снова усилилась.

Тимми увидела два пропущенных звонка от матери, прослушала ее сообщение, но не ответила: с предыдущего вечера ей пришлось решать сложную ситуацию. Одну из ее подопечных чуть ли не до смерти избил друг-наркоман. Эта женщина сумела позвонить Тимми с улицы, Тимми поспешила на встречу к ней, сама отвезла ее в больницу, потом вызвала полицию. Потом ей пришлось ехать в приют, где жила пострадавшая, и искать временную опеку для ее детей. За этими делами прошел день, в офисе Тимми ждали посетители, и она заторопилась принять их. Ей хотелось еще успеть вернуться в больницу, к пострадавшей, которая, по словам врачей, находилась в критическом состоянии, между жизнью и смертью. А на шесть часов у Тимми было назначено важное совещание, на котором предстояло обсудить финансирование. Как главе отдела, Тимми предстояло вести это совещание, поэтому пропустить его она никак не могла. День выдался один из тех, когда она буквально разрывалась на части, и все дела были одинаково важными и срочными. Тимми понимала, что перезвонить матери в тот же день не сможет, поэтому отправила ей эсэмэску: «Слишком занята, не до звонков. Поговорим завтра. Сегодня важное совещание. Извини». Объяснять остальное было слишком долго, а Тимми знала, что мать хочет просто убедиться, что с ней все в порядке, и поболтать.

Прочитав сообщение от Тимми, Вероника решила не отрывать ее от дела. Ее дочь все равно не смогла бы ничем помочь, а если вечером у нее важное совещание, то нечего и надеяться, что она сможет приехать в больницу. Лучше вообще не беспокоить ее.

Несколько часов Вероника продремала, потом снова позвонил Эйдан.

– Она звонила?

– Прислала сообщение: она занята, сегодня у нее важное совещание. Не хочется зря отвлекать ее. Со мной все в порядке.

Труднее всего будет, когда ее отправят домой: Вероника пока не знала, справится сама или нет. Она звонила Кармине и сообщила, где находится. Но временно пожить у нее Кармина не могла: по ночам ее дети нуждались в присмотре. Она предложила Веронике нанять сиделку, но та отказалась. У нее всего лишь сломана рука и нога, переломы несложные, это не операция на открытом сердце, нет смысла поднимать шум.

– Плевать мне на ее важные совещания! Скажи, что ты в больнице! – настаивал Эйдан. – Для этого и существуют дети. Иначе зачем вообще заводить их?

Его довод показался Веронике логичным, по его настоянию она наконец отослала Тимми сообщение:

«Вчера по глупости пострадала – сломала левое запястье и щиколотку. Потом поговорим, целую, мама». Ей не хотелось выпрашивать у дочери внимание или настаивать, но по крайней мере, самое важное она сообщила.

На этот раз Тимми ответила почти сразу: «Слава богу, запястье только левое! Сегодня совсем закрутилась. Завтра позвоню, целую, Т.».

Читая сообщение матери, Тимми невольно застонала: только жалоб беспомощного инвалида ей сейчас и не хватало. Она и без того вымоталась, весь день устраняя одну проблему за другой, в том числе спасая жизнь подопечным, а из-за перелома щиколотки и запястья ее мать точно не умрет. Наверное, свалилась где-нибудь с лестницы. В любом случае ей, Тимми, сейчас не до материнских переломов.

Когда Эйдан позвонил вновь, Вероника рассказала ему о эсэмэске Тимми, и он вскипел.

– Да что с ней такое? А остальные что – звонят, только когда им от тебя что-нибудь нужно? Пока мы были вместе, они названивали постоянно, то за советом, то за помощью!

– Звонить Джой в Лос-Анджелес или Джульетте во Францию бессмысленно, они все равно ничем мне не помогут. Я же взрослая, я сама способна позаботиться о себе.

– Знаю я твои способности. То чуть не попала под «Феррари», то тебя сбил велосипед. Тебя на пять минут оставить одну нельзя! И я зол как черт на твою дочь. Она же знает, что у тебя сломана рука и нога, она обязана была позвонить! Плевать мне на ее дела, все это ерунда и отговорки!