Вероника упомянула о сходстве двух мужчин, когда тем вечером говорила с Тимми по телефону, потом мягко упрекнула дочь за грубость, и Тимми разозлилась и на нее.

– Не болтай чепухи! – Ее возглас прозвучал слишком резко, чтобы быть искренним. – Между ними ничего общего!

– Нет, сходство есть, – твердо сказала Вероника. – Но осложнять наше положение не имеет никакого смысла. Мы наняли этого человека, чтобы он вел процесс от нашего имени. Вот и не мешай ему. Если хочешь, можешь его недолюбливать, но дай ему возможность выполнять свою работу.

На встрече Тимми взвивалась мегерой от любого слова, и Джульетта закатывала глаза, переглядываясь с матерью. Когда у Тимми появлялась навязчивая идея или когда кто-то ей не нравился, она словно с цепи срывалась. Но Брайан до сих пор не отказался вести их дело, и Вероника считала его терпение чудом, особенно после того, что повидала накануне. Однако было ясно, что работать с такими клиентами ему совсем не по душе.

Несколько раз в день Вероника разговаривала с Эйданом, таким же одиноким и несчастным, как она. Ей уже казалось, что в Нью-Йорке она пробыла не две недели, а сто лет.

– Когда же я тебя увижу? – скорбно спросил он.

На Лондон накатила жара, Эйдан сидел в своем лофте в одних трусах и был не в настроении заниматься хоть чем-нибудь. Его голос звучал подавленно, и Вероника чувствовала себя не лучше. Она устала от битвы за наследство и войны Тимми с адвокатом. Дела, которые навалились на нее в Нью-Йорке, тяготили ее.

– Не знаю, – несчастным голосом ответила она.

– Господи, они ведь уже не дети! – воскликнул он. – Почему ты не можешь просто взять и уехать?

– Я пытаюсь помочь им разобраться с наследством, мы все еще выясняем расстановку сил. Тимми возненавидела адвоката и объявила ему войну. Это, конечно, мелочь, но из таких мелочей складывается грандиозная каша.

– И в итоге мы не можем быть вместе, – тоскливо подытожил он. – Я соскучился.

Эйдан досадовал, терял остатки терпения и злился оттого, что Вероника посвящает детям все свое время, а они не удостаивают ее таким же вниманием. Это неравенство поразило его с самого начала, а Вероника словно не замечала его или не возражала.

– Я тоже по тебе скучаю. И постараюсь вылететь в Париж через пару недель, – пообещала она.

А что потом? Дальше очередной поездки заглядывать она не решалась. На что еще они могут рассчитывать? У него работа в Лондоне, у нее обязательства в Нью-Йорке, квартира в Париже и три дочери, которые на протяжении двадцати девяти лет составляли всю ее жизнь. И вопрос, кому и в чью жизнь предстоит вписаться, оставался для нее с Эйданом открытым.

– Давай будем действовать постепенно, – она попыталась вразумить его.

Эйдан вновь ощетинился всеми своими иголками. Она попробовала успокоить его и убедить набраться терпения, пока она не закончит все дела, которые удерживают ее в Нью-Йорке.

Прошло еще две недели юридических дискуссий, встреч с Брайаном по поводу судебного процесса и разговоров с Арнольдом о решении по наследству Пола. Однажды вечером в конце сентября Вероника договорилась поужинать вместе с Джульеттой и Тимми. Джульетту измучали пока что безуспешные попытки продать булочную, Тимми все свободное время посвящала осмотру зданий для приюта, но до сих пор не нашла ни одного подходящего. На выходные Джульетта собиралась в Кейп-Код, немного развеяться. А Тимми пригласила на побережье Джерси одна из ее коллег. И Вероника вдруг поняла, что ждет неизвестно чего и зачем. Дочерям некогда встречаться с ней, у них своя жизнь и планы, а она торчит в Нью-Йорке на случай, если вдруг понадобится кому-то из них. И совершенно напрасно: Эйдан правильно сказал, они уже не дети. Вероника едва дождалась, когда Эйдан проснется, чтобы позвонить ему.

– Мои дела закончены. По крайней мере, на время. Чем занимаешься в эти выходные? Меня здесь больше ничто не держит. Давай съездим в Париж. У тебя найдется время?

– Время? Да я уже месяц жду тебя. Живо собирайся и давай сюда. Когда ты приедешь?

Она чуть помедлила.

– Завтра. Забронирую билет и полечу ночным рейсом. Встретить тебя в Париже?

– Уже еду! – в восторге воскликнул он.

Эйдану уже начинало мерещиться, что Вероники никогда не существовало и что ему все приснилось. То же чувство возникало и у нее. Тем вечером, после разговора с дочерьми, она поняла, что ее материнские заботы отчасти объясняются привычкой и что девочкам они уже не так необходимы, как ей хотелось бы считать. Им нравилось знать, что она всегда рядом, когда у них возникают сложности. Но в остальное время они о матери не вспоминали.

В радостном предвкушении Вероника начала готовиться к отъезду. Дочери не звонили ей, она еще не говорила им, что уезжает. Ближе к вечеру она отправила обеим эсэмэску: «Еду в Париж на несколько недель, целую, мама». Девочки привыкли к ее отъездам и не интересовались ими – как и тем, что с момента возвращения в Нью-Йорк Вероника успела утрясти для них множество юридических вопросов. Брайану она тоже отправила сообщение со своими номерами телефонов во Франции – на случай, если ему понадобится что-нибудь в связи с процессом. Тем вечером она садилась в самолет, широко улыбаясь. И с нетерпением ждала, когда увидит Эйдана. Он должен был прибыть на час раньше, чем она, и обещал дождаться ее в аэропорту, чтобы потом направиться в город вместе. Вероника с волнением представляла себе, как покажет ему свою квартиру в Сен-Луи. Это был достойный ответ его лофту – в отличие от большой и чопорной квартиры на нью-йоркской Пятой авеню, ошеломляющей размерами, убранством и недостатком уюта. А в Париже Веронике было легче расслабиться, и она радовалась возможности побыть в любимом городе вместе с Эйданом.

Самолет прибыл вовремя, Вероника вышла из него сразу после стюардессы и торопливо миновала таможню. На этот раз в услугах авиакомпании она не нуждалась: ей хотелось, чтобы в момент встречи с Эйданом рядом с ней никого не было. Они провели в разлуке почти четыре недели, и это время показалось им вечностью.

Вероника увидела Эйдана в ту же минуту, как покинула зону таможенного досмотра в аэропорту Шарль-де-Голль. Эйдан был в джинсах и черной кожаной куртке. Он сразу схватил Веронику в объятия и поцеловал. Несколько минут они могли только стоять и целоваться, потом наконец перевели дух, покинули терминал и сели в такси. Вероника прилетела с единственным чемоданом – в Париже у нее был полный гардероб, а Эйдан, как обычно, путешествовал налегке, с одной маленькой сумкой и фотоаппаратом. Он с нетерпением ждал шанса пофотографировать Париж и в особенности Веронику на фоне Парижа.

– Господи, как же я рад тебя видеть! – улыбаясь, уже в который раз сказал он ей. – Я уже думал, что ты никогда не вернешься. И что я тебя выдумал, – признался он с явным облегчением.

– И я тоже, – на радостях она даже забыла, чем занималась последние недели – помнила только, что была занята, главным образом наследством Пола. Суд с Берти отнимал уйму времени, всем заинтересованным сторонам, и ей в том числе, пришлось представлять суду массу документов.

Поездка до города заняла полчаса. Наконец такси остановилось на Бетюнской набережной у Сены, по которой как раз проплывало экскурсионное судно. Эйдан вскинул фотоаппарат и сделал снимок, а затем вошел за Вероникой в старинный дом. Поднимаясь по лестнице, Вероника объяснила, что ступени неровные потому, что здание очень старое. Но оно расположено в престижном районе, поэтому ей понадобились годы, чтобы найти эту квартиру.

В ее квартире полы тоже имели небольшой наклон, а из окон открывался прекрасный, типично парижский вид на реку и Левый берег.

Они поставили багаж, Эйдан обнял Веронику и прижал к себе, вдыхая запах ее волос, наслаждаясь прикосновением ее щеки, впитывая ее красоту.

– Не очень грубо будет, если я сразу спрошу, где здесь спальня? – усмехнулся он, и она рассмеялась, проказливым жестом указывая на одну из дверей. Эйдан внес ее в спальню, бережно положил на постель, сел рядом и поцеловал. Через минуту их одежда уже валялась на полу, а тела сплелись в объятиях, и все одиночество и тревоги последних недель улетучились, забытые в пылу любви. Встреча получилась идеальной для них обоих, прошло немало времени, прежде чем они разжали объятия и затихли в ее удобной кровати. Эйдан обвел взглядом комнату: она была уютной, милой и очень женственной, изобилующей бледно-голубым шелком, но ему это понравилось. Вероника показала ему всю квартиру: гостиную, свой кабинет, столовую и кухню, и две маленьких комнаты для гостей, где останавливались ее дочери, приезжая в Париж. Эйдан понял, что она любит этот дом, который прекрасно подходил ей. Никакой скованности здесь Эйдан не чувствовал.

Потом они сидели в старинной ванне, обсуждая дальнейшие планы. Веронике хотелось показать Эйдану свои самые любимые места, и у него были в Париже уголки, где ему нравилось бывать. Они отправились гулять, пообедали в ресторане на площади Бурбонского дворца, затем опять бродили вдоль Сены и наконец купили вина, сыра, салями и паштета, чтобы съесть вечером со свежим багетом на кухне. Внезапно ее квартира и сама жизнь стали на удивление романтичными. Наблюдая, как проплывают по Сене освещенные прогулочные суда, Вероника и Эйдан ужинали, сидя на диване, а потом снова предавались любви. Он никак не мог оторваться от нее, и Веронике не верилось в свое счастье. Той ночью они спали крепко и спокойно, словно жили вместе всегда. Их отношения у обоих вызывали ощущение прочности и долговечности.

Второй день в Париже они провели еще лучше первого: прошли пешком до Большого дворца, где посетили выставку, некоторое время бродили по Лувру, потом по Тюильри, где долго беседовали, сидя на скамейке. Как и все другие города этим летом, Париж идеально подходил для них обоих и для того, чтобы открывать новые стороны друг друга. Вечером они поужинали в «Вольтере» – любимом парижском бистро Вероники. Еда была бесподобна, домой они дошли пешком, по дороге полюбовавшись подсветкой собора Нотр-Дам.