– А-а… – вырвалось у нее, когда Арнольд сообщил печальную весть, и оба умолкли. Джой не знала, что еще сказать. Как у ее сестер, у нее было связано с отцом немало разочарований, хотя она никогда не спорила и не ссорилась с ним. Однако Джой всегда испытывала странное чувство, когда отец называл ее своей любимицей открыто, в присутствии сестер: наедине с ней он об этом даже не заговаривал. Отец вообще ни с кем не вел задушевные разговоры. Поэтому Джой не верилось, что она и вправду его любимица, – просто ему почему-то нравились эти слова. Но несмотря ни на что, известие Арнольда глубоко опечалило ее: все-таки он приходился ей отцом, хоть и неважно справлялся с родительскими обязанностями.

– Как ты? Ничего? – спросил Арнольд, когда пауза затянулась.

– Да… наверное, просто не ожидала. Не думала, что это произойдет так скоро, – последние два месяца Джой не виделась с отцом, поэтому в отличие от сестер не знала, что он стремительно угасает. – Вы не знаете, когда похороны?

– Похоронами занимается Тимми. Она собирается позвонить вашей матери часа через два. А потом, наверное, родные свяжутся с тобой, – и Арнольд просто добавил: – Мне очень жаль, Джой. Все мы знаем, как он любил тебя. Ты всегда была папиной дочкой.

Джой кивнула, на ее глаза навернулись слезы.

– Знаю, – сдавленным голосом откликнулась она, внезапно ошеломленная мыслью, что отца больше нет. Как бы там ни было, он всегда одобрял ее актерскую карьеру и мечты стать звездой – в отличие от остальных близких, которые держались так, словно ее актерство – болезнь, которой она должна переболеть и забыть навсегда. Отец был ее самым увлеченным поклонником, она отправляла ему диски с записями всех своих ролей. И он утверждал, что с удовольствием посмотрел их все, хоть Джой и не знала, правда это или нет. Кроме отца, больше никто не хвалил ее работу.

– Увидимся на похоронах, – сочувственным тоном произнес Арнольд, и она вернулась в очередь актеров, ждущих прослушивания. Роль ей не досталась. Оцепенев, она думала лишь об отце. Внезапно утрата показалась ей ни с чем не сравнимой. Джой не ожидала, что смерть отца станет для нее таким ударом.

Днем она отправила эсэмэски обеим сестрам, и спросила у Тимми, можно ли остановиться у нее. И сразу же решила отправиться в Нью-Йорк ночным рейсом. Ей хотелось домой. Тимми ответила сразу же, приглашая к себе. Тимми жила в Вест-Виллидж, откуда было неудобно добираться до работы, но ей нравился этот старый район бывших скотобоен, а квартира с фиксированной арендной платой хоть и располагалась на третьем этаже дома без лифта, но была светлой и обладала своим шармом. Джой любила бывать у Тимми больше, чем в крохотной квартирке Джульетты в Бруклине, к тому же Тимми жила ближе к центру. Можно было остановиться и у матери, но у Тимми Джой чувствовала себя свободнее – там никто не высказывал мнение насчет ее жизни, вдобавок разочарованный взгляд матери ранил больнее слов. То, что Джой работает официанткой, расстраивало Веронику гораздо сильнее ее попыток стать актрисой, и эта тема неизменно всплывала в разговорах. Джой, как младшая в семье, порой не могла избавиться от ощущения, что с ней обращаются, будто ей четырнадцать лет, а не двадцать шесть. Теперь ей предстояло встретиться со всеми близкими сразу, и было странно думать, что отец больше не будет петь ей дифирамбы и звать ее деткой. Джой вдруг поняла, что не может представить себе мир, в котором нет отца, и слезы струились по ее щекам все время, пока она звонила в авиакомпанию и бронировала билет.


Проводив последнего посетителя, Тимми позвонила матери. На часах было уже четыре, но ей не хотелось звонить в спешке, зная, что ее ждут люди, едва выдерживающие бремя своих проблем. Взглянув на часы, Тимми сообразила, что во Франции уже десять вечера. Она терпеть не могла сообщать плохие новости в конце дня, зная, что в такое время они оставляют наиболее гнетущее впечатление, вынуждая всю ночь лежать без сна, погрузившись в тягостные мысли. Но выбора у нее не было: это известие не могло подождать до следующего утра. Тимми не могла допустить, чтобы ее мать узнала о смерти бывшего мужа от незнакомых людей, если она вдруг решит позвонить в дом престарелых и узнать, как у него дела, как она иногда делала. Поэтому Тимми собралась с духом и позвонила Веронике в Сен-Тропе. Мать ответила после второго сигнала. Они не созванивались несколько дней, но вечерний звонок Тимми Веронику не удивил.

– Привет, дорогая, – голос матери звучал молодо, как всегда. Родители Тимми всегда казались моложе своих лет, и она надеялась, что унаследовала эту их особенность. Правда, Тимми чувствовала себя в точности на свой возраст, а иногда и старше, словно несла всю тяжесть мира на своих плечах, особенно сейчас, когда звонила матери, чтобы сообщить горестную весть.

Тимми могла себе представить, как ужаснется мать, узнав о смерти мужа, хоть развелись они давным-давно. У Вероники не было родных, кроме Пола и детей. Ее мать умерла, когда ей минуло пятнадцать, отец – когда ей исполнился двадцать один год, потому она и вышла за Пола такой молодой, через год после того, как потеряла отца и осталась совсем одна, испуганная и беспомощная, несмотря на унаследованное от родителей крупное состояние. Это богатство и притянуло Пола, как магнит, когда они только познакомились, вдобавок его обладательница оказалась совсем юной и наивной красавицей.

– Привет, мама, – произнесла Тимми. – У меня плохие вести, – ей хотелось хоть немного подготовить мать к удару.

– Отец? – спросила Вероника, едва дыша и уже зная, что услышит. Она предчувствовала этот день, еще когда виделась с Полом в июне, и он тоже знал, что они видятся в последний раз. В тот день их переполняла любовь друг к другу.

– Мне звонил Арнольд. Отец умер прошлой ночью – как сказал Арнольд, спокойно, во сне, – на другом конце линии сначала было тихо, затем мать заплакала. Смерть бывшего мужа действительно стала для нее огромной потерей. Ведь они, в сущности, не расставались – просто он играл в ее жизни роль уже не мужа, а старшего брата, отца и друга.

– Как я тебе сочувствую, – всхлипнула Вероника, которая хорошо помнила, что значит лишиться отца. Сердце отца Вероники было разбито, когда ее мать умерла от лейкемии, от этого удара он так и не оправился. Отец Вероники, американец, входил в число ведущих финансистов Уолл-стрит; ее мать, француженка, была на тридцать пять лет моложе его. Он никак не ожидал, что потеряет ее, она была любовью всей его жизни и умерла совсем молодой. Болезнь протекала стремительно и убила ее всего за три месяца. Мари-Лаура де Бове вышла замуж за Филиппа Уитмена почти такой же молодой, как Вероника на момент ее замужества с Полом Паркером.

Вместе с родителями Вероника успела пожить в разных городах всего мира – Гонконге, Лондоне, Париже. В детстве она научилась китайскому, бегло говорила по-французски – благодаря матери-француженке и длительным пребываниям в Париже. С недавних пор французские корни Вероники настойчиво напоминали о себе, она проводила все больше времени в Париже, а на лето сняла дом на юге Франции и надеялась зазвать к себе дочерей хотя бы на несколько недель, но в этом году оказалось, что все трое слишком заняты, поэтому им не до путешествий. Несколькими годами ранее Вероника приобрела квартиру на острове Сен-Луи – в доме на Бетюнской набережной, с окнами, выходящими на Сену. Дом ее родителей в седьмом арондисмане, на улице Варенн, по-прежнему принадлежал Веронике, но там уже много лет никто не жил, только смотритель приходил наводить порядок и делать ремонт. Этот особняк восемнадцатого века выглядел внушительно, Веронике не хотелось расставаться с ним, но и приходить туда было слишком грустно. Ее родной дом хранил множество воспоминаний. Вероника и Пол часто гостили в нем в первые годы после женитьбы, но за последние двадцать лет, с момента развода, Вероника не провела в своем парижском доме ни единой ночи. Продавать его не было особой необходимости, поэтому она берегла его для дочерей.

Дед Вероники с материнской стороны был одним из самых уважаемых галеристов Парижа; ее отец, Филипп Уитмен, приобрел у него почти все его полотна импрессионистов, а затем и женился на его дочери. Брак родителей Вероники вызывал удивление тридцатипятилетней разницей в возрасте между ними, однако они всем сердцем любили друг друга, и у Вероники сохранилось множество воспоминаний о родителях, в окружении нежной и пылкой любви которых она росла.

После смерти родителей Вероника унаследовала не только принадлежавшую матери внушительную коллекцию живописи, в том числе несколько редчайших полотен, но и огромное, с умом вложенное и постоянно растущее состояние отца. В возрасте двадцати одного года, совсем юная и одинокая, Вероника разрывалась на два дома – в Нью-Йорке и в Париже. Парижский дом Мари-Лаура унаследовала от отца и не решилась продать.

Через несколько месяцев после смерти отца Вероника познакомилась с Полом Паркером на чьей-то свадьбе. Роман развивался стремительно, и через год, когда Веронике исполнилось двадцать два, они поженились. Она последовала по стопам матери, выбрав в мужья мужчину намного старше, и в тех обстоятельствах ее решение выглядело правильным. В отце она нуждалась гораздо больше, чем в муже. Женитьба на ней навсегда изменила жизнь Пола Паркера. Он родился в бедной, но аристократической семье, состоявшей в дальнем родстве с Асторами. Полу не составило труда приспособиться к образу жизни Вероники, хотя она всегда держалась более скромно и незаметно, нежели он. Компанейский и колоритный, элегантный и обаятельный, Пол жил на широкую ногу за счет жены, бросив скудно оплачиваемую работу, которую никогда не любил, и предаваясь праздности в роли мужа. Супруги были счастливы, особенно когда у них появились дети, но счастью пришел конец, после того как всплыла правда об измене Пола и о том, сколько у него насчитывается романов на стороне. При виде хорошенькой девушки он просто терял контроль над собой. Спустя десять лет брак Пола распался, но Вероника продолжала любить его даже после развода. Тимми подозревала, что мать по-прежнему любит бывшего мужа, хоть Вероника и утверждала, что они с ним просто друзья. Именно поэтому Тимми жалела о том, что не кому-нибудь, а ей пришлось известить мать о смерти Пола.