– Ясно, – отозвалась Вероника. Эйдан помахал ей рукой, она кивнула. – Я тебя люблю, поговорим потом.

Отключившись, она отправилась на поиски Эйдана. Он хотел познакомить ее с видным немецким издателем, заинтересованным в выпуске его снимков в виде альбома. Издатель оказался интересным человеком, Вероника быстро разговорилась с ним и увлеклась беседой надолго. Оба произвели впечатление друг на друга. Время уже близилось к полуночи, когда толпа наконец начала редеть. Эйдан ликовал: выставка собрала множество посетителей, вечер прошел успешно, он встретился со всеми, кого надеялся увидеть в галерее. Владелец галереи отлично поработал, рекламируя выставку Эйдана, его работы приняли с энтузиазмом. Агента Эйдана, Джонни Гарднера, успех выставки привел в восторг.

На следующий день в прессе появились прекрасные рецензии, которых такие снимки удостаивались нечасто: как правило, они вызывали шок и отвращение. Но критики прониклись их духом, несколько фотографий были проданы за немалую цену. Эйдан не скрывал удовольствия. Его называли одним из самых видных молодых фотографов. Теперь ему осталось мечтать лишь о том, чтобы как можно больше его снимков попали в музеи.

Об этом они говорили за обедом в ресторане «Парижский бар» на следующий день, и Вероника сумела дать Эйдану полезный совет. Он уже привык с уважением относиться к ее уму и деловой хватке, но когда он хвалил их, она лишь смеялась и отвечала, что это у нее в крови – ведь ее дед много лет назад был арт-дилером. С каждым днем Эйдан убеждался, что Вероника – его судьба, хотя понял это еще в первые минуты, когда увидел ее у фонтана Треви, а потом в Венеции. Несколько раз он говорил ей об этом. Он считал, что они были просто обречены познакомиться – такова их карма.

– И тебя не смущает, что я старше всех присутствующих женщин? – осторожно спросила она, потому что уже не раз обращала на это внимание. Некоторые девушки на открытии выставки были моложе ее дочерей, кто-нибудь из них вполне мог стать подругой Эйдана. Окружение здесь выглядело молодежным, Вероника выбивалась из него, а Эйдан вписывался прекрасно, несмотря на седину в волосах. Это определенно была его, а не ее стихия, хотя Вероника признавала, что она ей нравится.

– Глупости, – укоризненно и очень по-британски ответил он. – В галерее ты была самой красивой из женщин, остальные тебе и в подметки не годились. Какая разница, сколько тебе лет? Мне нет до этого дела, почему же тебе не все равно? Я же видел, как мужчины смотрели на тебя и наперебой рвались знакомиться с тобой. Даже мой германский издатель попросил твой номер телефона, но я не дал. Я первый тебя нашел, – он улыбнулся.

– Спасибо тебе за это, – разговор с издателем получился увлекательным, но продолжать знакомство с ним не имело смысла. Вероника была счастлива с Эйданом, ее забавляло то, как он ревнует ее, превращаясь в настоящего собственника: это было лестно, доказывало, что ему не все равно. Она добавила: – Все вокруг выглядят гораздо более стильно, чем я.

С черными кожаными джинсами она надела туфли от «Шанель», а люди в зале были обуты в шлепанцы и кроссовки. Многие, казалось, одевались в магазинах секонд-хенда. Умением сочетать вещи, создавая авангардные ансамбли, Вероника не обладала и не желала приобретать его. Эйдан носил черные ковбойские сапоги, которые разыскал в магазине винтажной обуви в Лондоне. Предыдущий хозяин сапог, кем бы он ни был, изрядно потрепал их. Выглядеть так же, как он, Вероника не смогла бы. Но ей был присущ шик, все ее вещи были подобраны в одном стиле – изысканном и утонченном, который отсутствовал у окружающих.

– Я горжусь тем, что ты со мной, – негромко произнес Эйдан. – Остальное неважно. Если бы я хотел быть с девчонкой, у которой на груди вытатуирован гриф, вокруг шеи – змея, лицо попорчено пирсингом, а на футболке дыры, я познакомился бы с ней. Здесь таких полно. А ты – единственная.

Он улыбнулся ей, она поняла, что он не шутит, и вздохнула с облегчением. И призналась, что вначале чувствовала себя не в своей тарелке, а потом немного забылась и успокоилась, разговорилась с людьми, нашла интересных собеседников. Посетители на выставку собрались отовсюду, но все говорили по-английски.

Следующие два дня они осматривали Берлин: побывали в Музее фотографии, одном из Государственных музеев Берлина, а также в Музее современного искусства, размещенном в бывшем здании Гамбургского вокзала, катались по городу на машине, побывали в Ботаническом саду, долго разглядывали витрины на Курфюрстендамм. По настоянию Вероники они отправились в Еврейский музей с Башней Холокоста, почтить память погибших евреев. Смотреть на снимки и экспонаты и слушать экскурсовода было очень тяжело. На обоих музей произвел глубокое впечатление, и когда они снова вышли на солнечную улицу, оба долго молчали. Тягостные впечатления оказались стойкими, Вероника понимала, что увиденное забудет нескоро. Следующие два часа, гуляя по городу, они говорили о музее, потом вернулись в отель и легли отдохнуть перед ужином. Несколько дней с момента прибытия Вероники в Берлин выдались насыщенными, и она радовалась каждой минуте. Неожиданно у нее началась намного более интересная жизнь, чем в предыдущие годы.

Она думала об этом, лежа в постели. Эйдан дремал. Внезапно зазвонил телефон Вероники: это была Тимми.

Вероника ответила шепотом, не желая разбудить Эйдана.

– Ты где? – спросила Тимми. – В кино? Почему ты шепчешь?

– Я не одна, – объяснила Вероника, осознав, что ей все чаще приходится утаивать правду от дочерей. Но объяснить присутствие Эйдана, особенно в ее постели, было немыслимо. У Вероники вдруг появилась тайная жизнь – впервые за все время. Раньше ничего подобного с ней не случалось. – А в чем дело?

Голос Тимми звучал особенно серьезно и напряженно, как будто она хотела сообщить о чьей-то смерти. Вероника сразу заметила это, хорошо зная своих детей.

– Сегодня мы получили письмо – точно такое же придет и тебе. Берти подает на нас в суд. Он требует четвертую долю всего наследства, в том числе шато, и намерен добиваться, чтобы Софи Марнье исключили из числа наследников, поскольку при жизни папа так и не признал ее дочерью.

– Это не имеет значения, – спокойно возразила Вероника. – Оставить наследство можно кому угодно. В том числе и своей собаке, по крайней мере, в Штатах. Во Франции дети имеют право на две трети имущества, но в США такого закона нет. Так что он ничего не сумеет отнять у Софи.

Она задумалась, есть ли у Берти шанс переубедить остальных. Неизвестно, но Пол ясно дал понять, почему вычеркнул Берти из своего завещания, и эти объяснения были разумными и справедливыми, тем более что Пол уже немало дал сыну раньше.

– Не скажу, что удивилась, – со вздохом заметила Вероника, – но известие досадное. Такая головная боль не нужна ни тебе, ни мне. А что говорит по этому поводу Арнольд?

– Что он вряд ли выиграет и вообще пойдет в суд. Но по его милости мы можем потратить немалую сумму на судебные издержки. Арнольд считает, что Берти вряд ли пойдет до конца – он просто хочет запугать нас и потребовать отступных. Но мы не согласимся. Сегодня утром я говорила с Джой и Джульеттой, и они настроены так же, как я: к черту Берти. Он подлец и негодяй, и всегда был таким. Содрать с нас хоть что-нибудь он пытался еще в детстве, он воровал наши карманные деньги. Так что пусть катится ко всем чертям.

Да, так и следовало поступить, Вероника была совершенно согласна с дочерью, хотя выразилась бы не так грубо.

Она по-прежнему сочувствовала Берти, но его поведение ужасало ее. С годами он изменился к худшему, и теперь в его поступках сквозило неподдельное отчаяние. Вероника подозревала, что он по уши увяз в долгах. Его отцу тоже порой случалось неудачно вложить деньги, однако он всегда с честью справлялся с подобными ситуациями. По крайней мере, в финансовом отношении Пол был порядочным человеком. В отличие от Берти.

– Он намерен обобрать нас. Вот сволочь! – горячась, продолжала Тимми. – Да, Арнольд говорит, что не сможет представлять нас в суде, поскольку он не судебный юрист. Он будет осуществлять общий надзор, но на случай суда наймет адвоката, так что счетчик уже включен. Только этого нам не хватало. Подробности я отправлю по электронной почте. Письма от Берти пришли обычной почтой, так что, наверное, тебе тоже скоро придет. Может, на нью-йоркский адрес. – Вероника без труда могла представить себе содержание этого письма и не горела желанием видеть его. – Завтра я встречаюсь с адвокатом. У Джульетты какая-то деловая встреча с ресторанным брокером, отменить ее уже нельзя, а Джой целыми днями на съемках, а по вечерам где-то пропадает. До нее невозможно дозвониться. Наверное, спит со своим красавцем-менеджером, – тон Тимми стал раздраженным, и Вероника улыбнулась. Определенно Джой влюблена в этого человека.

– Похоже, все мы так считаем. Будем надеяться, что он порядочный человек и хороший менеджер, а не просто охотится за деньгами Джой.

– Джой слишком умна, она никогда не теряет деньги из-за мужчин, – в отличие от Джульетты, как подумали обе, но промолчали. – Так что с адвокатом буду встречаться я одна. Как же я ненавижу Берти!

– Да, порядочным человеком его не назовешь, – грустно согласилась Вероника, – но все-таки он твой сводный брат. Будем надеяться, что рано или поздно он изменится.

Вероника не теряла надежду, с которой Тимми рассталась много лет назад, как и Пол. Все попытки Вероники повлиять на Берти не имели успеха. И вот теперь он подает на них в суд. Этим известием Вероника была обескуражена.

– Горбатого могила исправит, мама. Он вор и мошенник, – Веронике было нечего возразить, но сознавать это было тяжело. – Он из тех, кто рано или поздно попадает за решетку, где ему самое место. Папа тоже так считал.

– Слава богу, его отец до этого не дожил. Если бы с Берти случилось что-то подобное, Пол был бы убит горем.

– Он знал, что за фрукт Берти. Потому и вычеркнул его из завещания. В общем, я буду держать тебя в курсе. Когда ты возвращаешься? Ты нужна нам здесь, мама.