Все романы Джульетты начинались потому, что мужчинам, с которыми она знакомилась, требовалась крыша над головой, деньги или работа. Поначалу они спали у нее в гостиной на диване, потом оказывались в ее постели, в конце концов добирались до ее банковского счета, которым некоторое время пользовались при поддержке и одобрении Джульетты, а потом, избалованные ее заботами, бросали ее ради других женщин. По мнению Тимми, одна и та же история повторялась слишком часто, чтобы считаться случайностью – скорее, она походила на закономерность или скверную привычку. Джульетта всегда ухитрялась отыскать видных мужчин, похожих на ее отца и без зазрения совести пользующихся ею. Среди них ни разу не попалось ни одного мало-мальски порядочного, обычно они усаживались ей на шею примерно на полгода, а затем бросали. Джульетта поначалу плакала, потом находила утешение в работе, придумывала несколько новых рецептов и набирала еще пару фунтов веса. Затем появлялся новый «птенчик с перебитым крылом» – мужчина в стесненных обстоятельствах. На миловидность Джульетты они слетались, как мухи на мед, поэтому ей не приходилось подолгу быть одной, – в отличие от Тимми, которая ни с кем не встречалась уже два года, приняв это решение и сердясь на себя за прежние просчеты. Джульетта же была готова простить любого, в том числе и себя, и, похоже, просто не умела учиться на ошибках. Единственной жертвой ее неудачных романов становилась лишь она сама. Самой яркой чертой ее характера была доброта ко всем окружающим – к ее покупателям, ее родным и ее мужчинам.

Она как раз заканчивала обслуживать одного из постоянных покупателей, когда позвонил Арнольд. Он знал, что в отличие от практичной Тимми, которую ничто не может выбить из колеи, Джульетта будет потрясена, потому и не хотел сообщать ей трагическую весть. Как и следовало ожидать, едва услышав, что ее отец скончался предыдущей ночью, Джульетта разрыдалась. К счастью, обеденный перерыв уже закончился, последний покупатель ушел, и на некоторое время она осталась в булочной одна.

Джульетта считала, что у нее сохранились наиболее близкие отношения с отцом, поскольку она была готова на все, лишь бы добиться его любви. По ее мнению, он был непогрешим. Еще до болезни она звонила ему каждый день, рассказывала о своей жизни, расспрашивала, как у него дела. В ее булочной отец побывал лишь однажды, но она делала вид, будто бы он заходит к ней постоянно. Она не задумывалась о том, что инициатором ежедневных телефонных разговоров с отцом всегда выступала она сама. Он не звонил никому из дочерей и порой неделями и месяцами от него не было никаких известий, пока дочери сами не звонили ему. Все отношения, в которых состоял Пол, были односторонними, старания в них прилагал не он, а другие. Тимми и Джой не тратили на это силы, а Джульетта продолжала упорствовать. Она даже привозила отцу домой свежую выпечку, чтобы он оценил ее новые рецепты. В ее попытках заслужить одобрение отца сквозило отчаяние.

А Пол Паркер и не думал никого осуждать – напротив, гордился своими дочерьми-красавицами. Просто не желал играть роль отца со всем, что принято понимать под этим словом. Дочери взрослели, и он предпочитал общаться с ними, как друг. Такой путаницы ролей с их матерью никогда не происходило: все дочери знали, что она им мать, а не подружка, хоть им и нравилось общаться с ней. Именно Вероника несла всю полноту ответственности за воспитание девочек, но Джульетта все-таки утверждала, что она близка с отцом. Как и предвидел Арнольд, она тяжело перенесла известие о смерти отца, словно и не замечала весь минувший год, что он стремительно угасает.

– А я думала, он выкарабкается… – всхлипнула она, вытирая глаза передником, и Арнольд вздохнул. Надежды на выздоровление Пола не было ни малейшей, долгие месяцы его состояние лишь ухудшалось. Но даже в последние недели, когда он почти не приходил в себя, Джульетта, навещая отца, разговаривала с ним, убежденная, что он ее слышит и обязательно поправится. Но этого не произошло, и Арнольд втайне считал смерть Пола удачным и милосердным исходом. Тот Пол, которого он знал и с которым дружил на протяжении тридцати лет, не захотел бы такой жизни. Арнольд печалился, глядя на него, еще недавно такого энергичного и полного сил, а теперь совсем беспомощного. Уход из жизни стал для Пола благом, и в разговорах, которые они с Арнольдом не раз вели за последний год, выяснилось, что Пол готов к смерти и не жалеет о том, что жизнь кончена. Но Джульетта не была готова отпустить отца – или расстаться со своими иллюзиями на его счет. Через двадцать минут, когда Арнольд уже заканчивал разговор, она по-прежнему плакала.

– Тимми обещала позвонить вашей матери через пару часов, так что пока не звони ей, – предупредил Арнольд.

– Не буду, – послушно ответила Джульетта, повесила трубку, бросилась к двери булочной и перевернула табличку «Открыто» обратной стороной. Наскоро написав объявление «Закрыто в связи со смертью родственника», она приклеила его скотчем к двери и ушла домой, в квартиру с одной спальней, на расстоянии четырех кварталов от булочной. Джульетта никогда не уделяла особого внимания обстановке своего дома: здесь она разве что спала, а все остальное время проводила на работе. Каждый день она приходила в булочную в четыре часа утра, готовила выпечку к завтраку для первых покупателей, обычно являвшихся к шести, простаивала за прилавком до семи часов вечера, потом возвращалась домой и несколько часов дремала перед телевизором, утомленная долгим днем. Как и у Тимми, вся ее жизнь вращалась вокруг работы.

Когда днем Джульетта вернулась домой, Арнольд уже звонил ее младшей сестре Джой. Дозвониться до нее было труднее, как он и предвидел: Джой вела совсем другую жизнь, нежели сестры. В Лос-Анджелесе она строила актерскую карьеру. У нее обнаружились большие способности к музыке, и мать уговаривала ее поступать в Джульярдскую школу, чтобы развить их. Но вместо этого Джой при первой же возможности бросила колледж и уехала в Лос-Анджелес. Она брала уроки вокала, которые оплачивала сама, работая официанткой, а когда полгода выступлений с одной музыкальной группой не дали никаких результатов, переключилась на уроки актерского мастерства и с тех пор не бросала их. Джой снялась в нескольких невзрачных рекламных роликах и эпизодических ролях на телевидении, и со временем рассчитывала на роль в сериале – ей особенно удавались комедийные роли. В свои двадцать шесть лет, спустя пять лет после переезда в Лос-Анджелес, она по-прежнему работала официанткой. Ее звездный час был еще впереди, и она верила, что он обязательно наступит. И отец тоже верил в это, и всегда подбадривал ее.

Джой отличалась редкой красотой: длинные темные волосы, огромные фиалковые глаза, точеная фигурка, и вдобавок голос настоящей певицы, хоть пела она теперь нечасто. Она охотно бралась за любую актерскую работу, какую только могла найти, ходила на все прослушивания и была готова вынести все трудности жизни начинающей актрисы. И не сомневалась, что когда-нибудь сделает блестящую карьеру. Сестрам она говорила, что если в Лос-Анджелесе не добьется успеха к тому времени, как ей исполнится тридцать, то попробует себя в Нью-Йорке, в каком-нибудь внебродвейском театре. А пока она не была готова ставить крест на эпизодических ролях в популярных сериалах, хоть ее заветной целью был Голливуд. Джой снялась в нескольких «мыльных операх», которые пускали в эфир в дневное время, но еще ни разу ей не доставались главные роли. Вероника смотрела дочь по телевизору, осталась довольна, но сетовала, что роли Джой слишком уж малы.

У Джой был парень, тоже актер. Он состоял в труппе, гастролирующей с посредственными постановками, и дома, в Лос-Анджелесе, появлялся редко. Джой почти не виделась с ним – впрочем, как и с другими мужчинами, которые появлялись в ее жизни. Она всегда выбирала тех, кто оставался недоступным эмоционально и далеким от нее физически. За последние пять лет, проведенных в Лос-Анджелесе, Джой отдалилась от родных. Ее жизнь была совершенно непохожа на жизнь ее сестер, между ними оставалось все меньше общего, Джой даже внешне заметно отличалась от них. Порой ей казалось, что ее подменили при рождении и что своим близким она не родная. И хотя отец всегда носился с ней, как курица с яйцом, в основном потому, что она была хорошенькой малышкой, Джой находила у себя мало общего с ним. Ее миловидность льстила его самолюбию, но Джой всегда подозревала, что на самом деле отец понятия не имеет, какой она человек, и не пытается понять.

В отношениях Джой с матерью давно возникли трения. Вероника по-прежнему расстраивалась из-за того, что Джой бросила колледж, но еще больше ее огорчал образ жизни, который вела младшая дочь, работая официанткой гораздо чаще, чем снимаясь в сериалах. Совсем не такой участи желала для нее Вероника. Джой была способна на большее, но зашла в тупик, и оставалось лишь надеяться, что она одумается и вернется в Нью-Йорк. По этому вопросу родители Джой никак не могли прийти к согласию, между ними вечно вспыхивали споры. Отец отмахивался: «Да пусть себе развлекается!», и, в сущности, не беспокоился о младшей дочери, а мать тревожилась за нее не на шутку. Старшие сестры не принимали Джой всерьез. Им казалось маловероятным, что она станет голливудской актрисой, к ее актерству они относились как к игре.

Но несмотря на все доводы родителей, Джой занималась делом, которое выбрала сама, ни у кого не просила помощи, зарабатывая вполне достаточно. Она мечтала найти приличного агента и менеджера получше, но пока не встретила подходящих кандидатов. Эта задача требовала времени. Ей нравилась выбранная работа, посвященные ей годы не казались потраченными напрасно. А время шло. Джой подыскала квартиру в Западном Голливуде, которая ей нравилась и была по карману. Звонок Арнольда застал ее на кастинге актеров для рекламного ролика. Видя, как тяжело болен отец, Джой понимала, к чему все идет, просто не ожидала услышать горестное известие именно сегодня. Очередь Джой на прослушивание была еще не скоро, и она вышла в коридор, чтобы поговорить с Арнольдом.