Даниэла Стил - Драгоценности

— Ты на самом деле не хочешь этого ребенка? — с грустью спросил он, когда лежал рядом с ней этим вечером, держа ее за руку, как делал всегда, когда они ложились спать… Ему было грустно, потому что она не хотела ребенка, но он не мог принуждать ее.

— А ты? — ответила она вопросом на вопрос.

— Я хочу, чтобы ты поступала так, как считаешь нужным, любимая. Я приму то, что ты решишь.

Услышав его слова, она прослезилась, он всегда был так добр к ней, это делало его еще дороже.

— Я не знаю, что делать… как поступить… какая-то часть меня хочет его… а другая не хочет…

— В прошлый раз ты чувствовала то же самое, — напомнил он ей.

— Да, но тогда мне было сорок… а теперь мне двести лет. — Он ласково засмеялся, и она улыбнулась сквозь слезы. — Это все твоя вина. Соседи будут пугаться тебя, — сказала она, а он рассмеялся. — Я буду удивлена, если они позволят тебе выйти на улицу. — Но ему было приятно слушать ее, и она знала это.

На следующий день они долго гуляли по саду и незаметно дошли до могилки Лиззи и остановились. Сара смела несколько листьев и внезапно почувствовала Вильяма совсем близко. Она подняла глаза и увидела, что он с грустью смотрит на нее.

— После этого… можем ли мы погубить жизнь, Сара? Имеем ли мы на это право?

Внезапно она снова ощутила Лиззи у себя на руках, двадцать лет прошло с тех пор… ребенок, которого Бог забрал у нее, и теперь он дает ей еще одного. Имеет ли она право отвергать этот дар? И после того как она едва не потеряла Вильяма, как она может решать, кому жить, а кому умирать? Внезапно она поняла, что она знает, чего хочет, и она растаяла в его объятиях и расплакалась о Лиззи, о нем, о себе, о ребенке, которого она могла убить… где-то в глубине души она поняла, чего хочет.

— Прости, прости, дорогой…

— Тсс… все в порядке… Теперь все в порядке.

Они долго сидели вместе, разговаривая о Лиззи, о том, какой милой она была, о ребенке, который должен родиться, и о своих детях, и о том, как Бог благословил их. А потом они медленно направились обратно к замку, он ехал в своей коляске, а она шла позади него. Они чувствовали странное умиротворение и были полны надежд на будущее.

— Когда, ты сказала, это должно произойти? — спросил он, внезапно почувствовав гордость и удовлетворение.

— Доктор сказал, на Рождество.

— Хорошо, — радостно произнес он. Затем усмехнулся: — Я едва могу дождаться момента, когда скажу об этом Филиппу. — Они оба рассмеялись и двинулись дальше, смеясь, разговаривая и подшучивая друг над другом, как делали это в течение двадцати пяти лет.

На этот раз Сара большую часть времени, пока она была беременна, провела в замке. Своими делами она могла заниматься и там, она не хотела появляться в Лондоне или Париже. Несмотря на то что говорил Вильям о возрасте его родителей, когда он родился, Сара все же чувствовала себя неловко, забеременев в сорок восемь лет, хотя должна была признаться, что теперь она с радостью воспринимала свое положение.

Как они и предполагали, Филипп разъярился, когда ему сообщили об этом. Он сказал, что никогда не слышал ничего более вульгарного, его отец громко рассмеялся. Но двое других детей были довольны. Джулиан искренне считал, что это чудесная новость, а Изабель едва могла дождаться, когда она сможет поиграть с малышом, так же как и Сара, которая с нетерпением ждала рождения ребенка.

Перед Рождеством она нарисовала несколько эскизов драгоценностей и была очень довольна тем, как их сделали, а Нигель и Филипп купили несколько превосходных экземпляров драгоценных камней, и она была под большим впечатлением от их удачного выбора.

На этот раз она не стала спорить с Вильямом о том, чтобы рожать дома. Они поехали в Париж, и она осталась в клинике, в Нойи, за два дня до предполагаемой даты рождения ребенка. Вильям сказал, что ей вообще повезло, что он позволил ей так долго оставаться дома после того, как она родила Изабель за десять минут. Ей было невероятно скучно в клинике, и она говорила ему, что она в два раза старше остальных матерей, и это забавляло их обоих. Вильям просиживал с ней часами, играя в карты и обсуждая дела. Джулиан и Изабель остались в замке со слугами. Прошла уже почти неделя после Рождества.

На Новый год Сара и Вильям выпили шампанского, она находилась в клинике уже пять дней, и это ее так утомило. Она сказала ему, что, если на следующий день ребенок не родится, она поедет в ювелирный магазин. Она даже сомневалась, стоило ли ей так рано ложиться в клинику. Но днем у нее пошли воды, а вечером начались сильные схватки, и она выглядела расстроенной. Когда ее увозили от Вильяма, она взяла его за руку и посмотрела на него.

— Спасибо… за то, что ты позволил мне родить этого ребенка…

Ему очень хотелось остаться с ней, но доктор возражал. Правила не запрещали это, но, учитывая возраст мадам и высокий риск, связанный с этим, он считал, что будет лучше, если мсье герцог подождет где-нибудь в другом месте.

К полуночи еще ничего не было известно, а к четырем утра он уже начал паниковать. С тех пор как ее увезли, прошло уже около шести часов, что казалось ему странным после того, как Изабель родилась так быстро, но с каждым ребенком все было по-разному.

А к семи часам утра, когда вышел доктор, Вильям уже сходил с ума. Он делал все, что мог, чтобы не думать о времени, даже молился. Он уже сомневался, правильно ли он поступил, позволив ей рожать этого ребенка. Может быть, это оказалось для нее слишком тяжело. Что, если это убьет ее?

Когда доктор вошел в комнату, вид у него был серьезный, у Вильяма упало сердце.

— Что-то случилось?

— Нет. — Доктор решительно покачал головой. — Мадам герцогиня делала все, как надо, все, что можно от нее ожидать. У вас прекрасный сын, мсье. Очень большой мальчик, больше десяти фунтов. Мне жаль, но нам пришлось сделать кесарево сечение. Ваша жена очень старалась, но она просто не могла родить его.

Это было подобно тому, когда она рожала Филиппа, и он вспомнил, как это было ужасно. Доктор тогда говорил ей о кесаревом сечении. И теперь наконец, в сорок восемь лет, для Сары прошло время, когда она могла родить сама. Это была карьера, заслуживающая уважения. Вильям с облегчением улыбнулся, потом посмотрел на доктора.

— С ней все в порядке?

— Она очень устала… Во время операции ей пришлось перенести боль… Конечно, мы делали для нее все, что могли… чтобы она чувствовала себя лучше. Она сможет поехать домой через одну-две недели.

Он вышел из комнаты, а Вильям сел и задумался о своей жене, о том, как много она для него значила, о детях, которых она родила… и вот теперь еще один ребенок.

Только к вечеру он наконец увидел ее, она была в полусне, но улыбнулась ему, она знала о ребенке.

— Это мальчик, — прошептала она, и он кивнул, улыбнулся и поцеловал ее. — Все хорошо?

— Чудесно, — заверил он ее, и она погрузилась в сон и вдруг открыла глаза.

— Мы можем назвать его Ксавье? — спросила она.

— Хорошо, — согласился он.

Позднее она категорически отказалась выбрать какое-нибудь другое имя. Она сказала, что это имя вceгда ей нравилось. Они назвали его Ксавье Альберт, в честь его кузена, последнего короля, отца королевы Елизаветы, которого Вильям всегда очень любил.

Она пролежала в госпитале целых три недели, и они торжественно принесли ребенка домой, хотя Вильям безжалостно подшучивал над ней, что она не сможет больше родить. Он сказал ей, что его это ужасно огорчает, он надеялся, что в свое пятидесятилетие она подарит ему шестого ребенка.

— Конечно, мы могли бы усыновить малыша, — заметил он, когда они возвращались в замок, а она угрожала, что разведется с ним.

Дети пришли в восторг от Ксавье. Это был крупный жизнерадостный мальчик с покладистым характером. Казалось, его ничего не беспокоило, и он всем нравился, однако ему недоставало того очарования, которым обладал его брат Джулиан. Он был открытый и добродушный по натуре. Но кажется, у него было свое собственное мнение, хотя, к счастью, не такое категоричное, как у его сестры.

На следующее лето Ксавье постоянно кто-нибудь куда-то уносил. Он всегда был на руках или играл с Джулианом, Изабель или своими родителями.

Но Сара меньше занималась ребенком, чем ей хотелось бы. Вильяму нездоровилось, и к концу лета она все внимание уделяла ему. Сердце снова причиняло ему беспокойство, и доктор в Ля-Мароле сказал, что ему не нравится, как он выглядит и у него сильно развился артрит.

— Так нелепо быть для тебя такой обузой, — жаловался он ей. Когда мог, брал Ксавье к себе в постель. Но, по правде говоря, большую часть времени сильные боли не давали ему насладиться обществом младшего сына.

Рождество в этом году было грустным. Сара два месяца не была в Париже, а в Лондон последний раз наведывалась летом. Сейчас она не могла заниматься бизнесом и доверила все Нигелю, Филиппу и Эмануэль, передав им все управление. Она хотела все свое время целиком посвятить Вильяму.

Джулиан все каникулы провел с ними. А Филипп даже прилетел из Лондона в сочельник, и они в столовой устроили прелестный обед и даже ухитрились пойти в церковь, хотя Вильям чувствовал себя не совсем здоровым, чтобы присоединиться к ним. Филипп заметил, что он как-то сморщился, у него был болезненный, изможденный вид, но он попрежнему был силен духом. Он сохранил такт и чувство юмора. По-своему он был великим человеком, и за короткое время в этот день Филипп понял это.

Эмануэль приехала на Рождество из Парижа. Она не стала говорить Саре, как она потрясена состоянием Вильяма. Она проплакала всю обратную дорогу в Париж.

Филипп уехал на следующее утро, а Джулиан должен был поехать кататься на лыжах в Куршевель, но ему очень не хотелось уезжать, и он сказал своей матери, что, если он ей понадобится, он немедленно вернется домой. Она должна только позвонить ему. Изабель уехала, чтобы провести оставшиеся каникулы с друзьями, с которыми познакомилась прошлым летом. Для нее это было настоящим приключением, первый раз она уезжала из дома на такой долгий срок. Но Сара считала, что в девять лет она была достаточно взрослой для такого путешествия. Она должна была вернуться через неделю, и, может быть, к тому времени ее отец будет чувствовать себя лучше.