— Qui… Да?.. Чем я могу помочь вам?

— En effet… je m'excuse… Я… — Она выглядела испуганной и все время оглядывалась, словно боялась, что кто-то схватит ее. Приглядевшись к ней внимательнее, Сара догадалась, что она, по-видимому, еврейка. — Я должна извиниться… моя под руга предложила… У меня ужасные проблемы, ваша светлость, моя семья… — Когда она начала объяснять, в ее глазах появились слезы.

Сара ласково пригласила ее пройти на кухню и дала ей чашку чаю. Незнакомка объяснила, что вся ее семья во время войны была депортирована в концентрационные лагеря. Ей единственной удалось уцелеть. Соседи четыре года прятали ее в погребе. Ее муж был врачом, директором крупного госпиталя в Париже. Но он был депортирован нацистами, так же как ее родители, две сестры и даже сын… Она снова заплакала, а Сара, слушая ее рассказ, едва сдерживала слезы. Женщина сказала, что ей нужны деньги, чтобы попытаться разыскать их. Она хотела поехать в Германию и в Польшу, в концлагеря, может быть, ей удастся найти их в списках тех, кто выжил.

— Мадам, я думаю, вам может помочь Красный Крест. Они занимаются оказанием помощи по всей Европе. — Сара знала, что Вильям уже пожертвовал большую сумму Красному Кресту в Англии.

— Мне хочется поехать самой. А частные организации очень дороги. И после того как я найду их, или… — Она не могла выговорить эти слова. — Я хочу поехать в Палестину. — Она сказала это так, словно там и в самом деле была земля обетованная. Женщина достала из сумки два больших футляра. — Я могла бы кое-что продать… Эмануэль сказала, что вы можете… она сказала, что вы очень добры. — И что ее муж очень богат, но мадам Вертхайм была хорошо воспитана, чтобы упоминать об этом. Она принесла два футляра от Ван Клифа, в одном лежало огромное колье с бриллиантами и изумрудами, в другом такой же браслет. Украшения были сделаны словно из кружева. Они великолепно дополняли друг друга. При взгляде на них захватывало дух, так прекрасны были они.

— Я… Боже мой! Какое великолепие! У меня нет слов… — Сара не могла представить, что будет носить даже что-то отдаленно напоминающее эти драгоценности. Перед ней были настоящие произведения искусства, и, конечно, они стоили той суммы, которую просила мадам Вертхайм, но как можно было назначить цену за что-либо подобное? И пока Сара любовалась украшениями, ей все больше и больше хотелось приобрести их. А бедная женщина дрожала, молясь, чтобы их купили. — Можно я покажу их своему мужу? Всего на минуту. — Она взбежала вверх по лестнице, держа в руках оба футляра, и ворвалась в его спальню. — Ты просто не поверишь этому, — сказала она, задыхаясь. — Там внизу женщина… — Она открыла футляры и вытряхнула содержимое ему на колени. — И она хочет продать нам это. — Она помахала перед ним волшебными драгоценностями, и он присвистнул.

— Очень хорошо, дорогая. Они будут прелестно выглядеть на тебе в саду. Чудесно подойдет к зелени…

Она рассказала ему историю этой женщины, и ему тоже стало жаль ее.

— Мы можем выписать ей чек? Я чувствую себя подлецом, отбирая у нее эти вещи. Хотя должен сказать, что на тебе они будут выглядеть изумительно.

— Спасибо, любимый. Но что нам делать с мадам Вертхайм?

— Я сам поговорю с ней. — Вильям уже побрился. Он был в брюках и рубашке. Он одевался сам и хорошо справлялся с этим. Он спустился вниз по скату, который они сделали для него.

Мадам Вертхайм по-прежнему нервничала, ожидая их на кухне. Она была так напугана, что готова была убежать без своих драгоценностей, так как боялась, что владельцы замка могут сделать с ней что-нибудь ужасное. Однако Эмануэль убедила ее, что Вайтфилды очень милые люди. Эмануэль знала людей, которые прятали мадам Вертхайм, она встретила их среди участников Сопротивления.

— Доброе утро, — с улыбкой приветствовал ее Вильям, и она попыталась расслабиться, ожидая, что он скажет о ее изумрудах. — Должен признаться вам, что раньше мы не занимались ничем подобным. — Он решил не мучить женщину загадками, а сразу перейти к делу. — Сколько вы хотите за эти украшения?

— Я не знаю. Десять? Пятнадцать?

— Это смешно.

Она задрожала и сказала шепотом:

— Простите, ваша светлость… Пять? — Она готова была продать их за ничтожную сумму, так отчаянно нуждалась в деньгах.

— Я думаю, более подходящая цена тридцать. Вам не кажется это разумным? То есть тридцать тысяч долларов.

— Я… о… Боже мой… — Она расплакалась, не в состоянии справиться с собой. — Благослови вас Бог… благослови вас Бог, ваша светлость. — Она приложила к глазам старый кружевной платок и поцеловала их обоих, уходя с чеком в сумке. Даже Сара прослезилась, глядя ей вслед.

— Бедная женщина.

— Да, — грустно отозвался Вильям, а затем надел на Сару ожерелье и браслет. — Носи их, моя дорогая. — Однако оба были рады, что смогли помочь оказавшейся в нужде женщине.

А в конце недели им представилась возможность сделать еще одно доброе дело.

Сара помогала Эмануэль убираться после обеда, а Вильям сидел у себя в кабинете, который все еще напоминал Саре об Иоахиме, когда у дверей кухни появилась женщина. Она была молода и выглядела еще более напуганной, чем мадам Вертхайм. Ее волосы были коротко подстрижены, но не так коротко, как сразу после оккупации. Саре показалось, что она видела ее с немецкими офицерами, которые жили в замке и работали с Иоахимом. Девушка была красива и перед войной работала моделью у Джина Пата в Париже.

Эмануэль едва не зарычала, когда увидела ее, однако пригласила ее войти, хотя на этот раз она пообещала себе взять комиссионные побольше. У мадам Вертхайм она почти ничего не взяла, но пожилая женщина убедила ее принять хоть что-то.

Девушка, нервничая, взглянула на Эмануэль, а потом на Сару. И все началось сначала.

— Могу я поговорить с вами, ваша светлость? — Она хотела продать браслет с бриллиантами. Он был от Бушерона и выглядел очень мило. Она сказала Саре, что это подарок. Но немец подарил ей не только этот браслет, она осталась с ребенком. — Он все время болеет… Мне не на что кормить его… и я не моту купить лекарства. Я боюсь, у него может быть туберкулез…

Эти слова проникли в сердце Сары, когда она вспомнила о Лиззи. Она посмотрела на Эмануэль и спросила ее, правда ли это, и та утвердительно кивнула.

— Она встречалась с немецким негодяем… на два года старше ее и всегда больным.

— Ты обещаешь купить для него еду, и лекарства, и теплую одежду, если я дам тебе денег? — строго спросила ее Сара, и девушка поклялась, что сделает это.

Тогда Сара пошла за Вильямом и вернулась вместе с ним, чтобы он посмотрел на девушку и браслет. И девушка, и украшение произвели на него впечатление, и, поговорив с ней немного, он понял, что она говорит правду. Он не хотел быть замешанным в скупке краденых драгоценностей.

Они купили у нее браслет за приличную цену, возможно, за такую же, какую заплатил за него немец, и она ушла, рассыпаясь в благодарностях. А потом, когда позднее Сара и Эмануэль сидели на кухне, Сара посмотрела на нее и рассмеялась:

— Как назвать то, чем мы занимаемся? Эмануэль широко улыбнулась:

— Возможно, я собираюсь разбогатеть, а вы приобрести множество прелестных драгоценностей.

Сара не могла сдержать улыбку. Это казалось ей в какой-то степени безумием, но в то же время трогательным и забавным. А на следующий день они приобрели превосходный жемчуг у женщины из Шамборда, чтобы она могла отремонтировать свой дом. Жемчуг был сказочный, и Вильям настаивал, чтобы она носила его.

К концу лета у Сары было шесть изумрудных браслетов, три парных браслета, три комплекта с рубинами, чудесные сапфиры и несколько колец с бриллиантами, не говоря о прекрасной тиаре, украшенной бирюзой. Они достались им от людей, которые потеряли дома или детей и которым нужны были деньги, чтобы отыскать потерянных родственников, или от тех, кому просто не на что было купить еду. Это была филантропия, которую трудно было объяснить их друзьям и не выглядеть при этом глупо. Они помогали людям, покупая у них драгоценности. Эмануэль действительно стала понемногу богатеть, получая комиссионные. Теперь она делала прическу в городе и покупала платья в Париже, которых у нее появилось больше, чем у Сары перед войной. И рядом с Эмануэль она чувствовала себя плохо одетой.

— Вильям, что мы будем делать со всем этим хламом? — спросила она, опрокинув у себя в шкафу полдюжины футляров от Ван Клифа и Картье, которые посыпались ей на голову, но он только рассмеялся.

— Понятия не имею. Может быть, нам следует устроить аукцион?

— Я серьезно.

— Почему бы нам не открыть магазин?

Но Сара считала эту идею абсурдной. Однако в течение года у них, кажется, скопилось больше ювелирных изделий, чем у Гаррарда.

— Может быть, нам в самом деле следует продавать их? — предложила на этот раз Сара, но теперь сомнения появились у Вильяма. Он увлекся разбивкой виноградников вокруг замка, и у него не было времени заниматься драгоценностями. Пока они продолжали покупать их и стали известны своим великодушием и добротой. В конце 1947 года Сара и Вильям решили на несколько дней вдвоем съездить в Париж, оставив Филиппа с Эмануэль. Вернувшись из Англии домой, они полтора года никуда не выезжали из замка, так как были очень заняты.

Париж выглядел еще чудеснее, чем ожидала Сара. Они остановились в «Ритце» и проводили много времени в постели, словно у них опять был медовый месяц. Однако они с удовольствием занимались и покупками, пообедали у Виндзоров, которые жили на бульваре Саше в доме, прелестно отделанном Буденом. На Саре было шикарное черное платье, которое она купила у Диора, эффектный жемчуг и дивный бриллиантовый браслет.

Кто-то из гостей поинтересовался во время обеда, где она купила браслет. Но Уоллес оказалась мудрее, обратив внимание на жемчуг, и любезно заметила Саре, что никогда не видела ничего подобного. Ее также заинтересовал браслет, а когда она спросила, чья эта работа, Вайтфилды ответили: