— Полагаю, она сможет иметь детей. Однако, судя по тому, что рассказала мне моя жена, ваша совместная жизнь далека от идиллии. Обычно я никогда не вмешиваюсь в дела моих замужних дочерей; но сейчас особый случай, и Сара так… так… больна, кажется, сейчас подходящий момент обсудить это с вами. Моя жена сообщила мне, что с Сарой весь день была истерика, к тому же я нахожу это весьма странным, Фредерик, что с утра никто не мог найти вас. Такая жизнь не может быть счастливой ни для нее, ни для вас. Вы не хотите нам ничего сказать или вы в состоянии продолжить вашу супружескую жизнь с моей дочерью в духе брачных обетов?

— Я… я… конечно… Вы не хотите выпить, мистер Томпсон? — Он быстро направился к бару и налил себе полный стакан виски, плеснув совсем немного воды.

— Не думаю. — Эдвард Томпсон выжидающе сидел, с неудовольствием наблюдая за своим зятем, и в голове у Фредди даже не возникло сомнения, что человек, который старше его, ждет ответа. — Есть ли какие-то трудности, которые мешают вам вести себя как подобает мужу?

— Я… ах… ну, сэр, этот ребенок… все произошло так неожиданно.

— Я понимаю, Фредерик. Дети часто бывают неожиданны. У вас какая-то серьезная размолвка с моей дочерью, о которой мне следует знать?

— Нет, вовсе нет. Она чудесная девушка. Я… я… ах… просто требуется немного времени, чтобы привыкнуть к тому, что ты женат.

— И я полагаю, вам следует приняться за дело. — Томпсон многозначительно посмотрел на Фредди, который подозревал, что об этом зайдет речь.

— Да-да, конечно. Я думал, что я займусь этим после рождения ребенка.

— Теперь вы сможете заняться этим немного раньше, не так ли?

— Конечно, сэр.

Эдвард Томпсон встал с обескураживающе почтительным видом по сравнению с довольно растрепанным Фредди:

— Я уверен, что вы навестите Сару как можно скорее, завтра утром, не так ли, Фредерик?

— Безусловно, сэр. — Он проводил его до дверей, отчаявшись дождаться его ухода.

— Я заеду за Викторией в больницу в десять часов. Уверен, что увижу вас там.

— Безусловно, сэр.

— Очень хорошо, Фредерик. — Эдвард последний раз оглянулся в дверях. — Мы действительно поняли друг друга? — Было сказано очень мало, но они поняли друг друга.

— Думаю, что так, сэр.

— Спасибо, Фредерик. Спокойной ночи. До завтра.

Закрыв за тестем дверь, Фредди с облегчением вздохнул. Он налил себе еще виски, думая о том, что случилось с Сарой и ребенком. Ему было интересно, что значит — потерять ребенка, но не хотелось задавать себе слишком много вопросов. Фредди очень мало знал о подобных вещах и не имел желания расширять свое образование. Ему было жаль Сару, и он был уверен, что для нее это должно быть ужасно, но ему казалось странным, как мало чувств он испытывал по отношению к ребенку, к жене, к происшедшему. Он думал, что будет так забавно быть женатым на ней, все время вечеринки, каждый уходит, когда хочет. Он совсем не ожидал, что будет чувствовать себя закованным в кандалы, таким утомленным, угнетенным, стесненным. В супружестве не было ничего, что бы ему нравилось, даже Сара. Она была красивая девушка и могла бы стать чудесной женой для кого-нибудь другого. Она прекрасно содержала дом, хорошо готовила, умела развлечь гостей, была умна, и с ней было приятно. Сначала она даже волновала его физически. Но теперь ему было просто невыносимо о ней думать. Меньше всего он хотел быть женатым. И он испытал такое облегчение, что она потеряла ребенка. Это было бы подобно тому, чтобы покрывать глазурью уже отравленный пирог.

На следующее утро он появился в больнице еще до десяти часов, исполненный сознания собственного долга, так что мистер Томпсон смог увидеть его, когда в десять часов приехал за своей женой. Фредди, одетый в черный костюм и в черном галстуке, выглядел мрачным, по правде говоря, он просто был с похмелья. Он купил Саре цветы, но, кажется, ей было все равно, она лежала в постели, пристально глядя в окно. Когда он вошел, она держала свою мать за руку, и на мгновение он почувствовал к ней жалость. Она повернула голову, взглянула на него, не говоря ни слова, и по ее щекам покатились слезы, а ее мать тихо вышла из комнаты, сжав руку Сары и нежно коснувшись ее плеча.

— Мне жаль, Фредди, — тихо произнесла она, когда мать вышла, но она была мудрее, чем он думал о ней, и сразу с первого взгляда по его лицу она поняла, что он не сожалел о случившемся.

— Ты сердишься на меня? — спросила Сара сквозь слезы. Она не сделала попытки подняться, оставаясь лежать, как лежала. Ее длинные черные волосы спутались, а лицо было такого же цвета, как простыни, губы были почти синими. Она потеряла много крови и слишком ослабла, чтобы сидеть. И теперь она старалась отвернуться от него, а у него не возникало ни единой мысли, что бы сказать ей.

— Конечно, нет. Почему я должен сердиться на тебя? — Он подвинулся немного поближе к ней и коснулся ее щеки, чтобы она снова на него посмотрела, но в ее глазах была такая боль, что он едва мог вынести ее взгляд. Он не мог придумать, как себя вести, и она понимала это.

— Это моя вина… Я передвигала в тот вечер этот дурацкий комод в нашей спальне, и… доктор говорит, что такие вещи случаются, надо иметь это в виду.

— Посмотрим… — Он переминался с ноги на ногу и видел, как она сложила руки, затем снова развела их, но даже не коснулся ее.

— Увидим… может быть, это и к лучшему. Мне двадцать четыре, тебе двадцать, мы не готовы иметь ребенка.

Она долго молчала, а затем посмотрела на него так, словно увидела в первый раз.

— Ты рад, что мы его потеряли, правда? — Ее взгляд причинял ему беспокойство, почти вызывая боль.

— Я не сказал этого.

— Тебе не нужно говорить. Тебе не жаль, верно?

— Мне жаль тебя.

Это была правда. Она действительно выглядела ужасно.

— Ты никогда не хотел этого ребенка.

— Да, я не хотел. — Он был честен с ней, он чувствовал, что не имеет права ей лгать.

— И я тоже, спасибо тебе, возможно, поэтому я и потеряла его.

Он не знал, что ей сказать, а через мгновение вошел ее отец вместе с Джейн, а миссис Томпсон была занята чем-то с медсестрой, Сара должна была еще несколько дней провести в больнице, а затем собиралась домой к своим родителям. А когда она окрепнет, она должна вернуться в их квартиру к Фредди.

— Ты, конечно, можешь пожить с нами, — приветливо улыбнулась ему Виктория Томпсон, но она решительно была против возвращения Сары с ним домой. Она хотела присмотреть за дочерью, а Фредди, очевидно, испытал облегчение, что ему не придется ухаживать за женой.

На следующий день он прислал ей в больницу красные розы, и еще раз навестил ее, и навещал каждый день, пока она жила у своих родителей.

Больше он ни разу не упомянул о ребенке. Но он делал все, что в его силах, чтобы поддержать разговор. Он был удивлен тем, как неловко он себя чувствовал с ней. Словно за одну ночь они стали чужими. Правда была в том, что чужими они были всегда. Просто теперь труднее скрыть это. Он не сочувствовал ее горю. Он просто приходил навестить ее, потому что понимал, что это его долг. И еще он знал, что ее отец убьет его, если он этого не сделает.

Он приходил в дом к Томпсонам каждый день в полдень и проводил с Сарой час, а потом уходил на ленч со своими закадычными друзьями. И очень мудро поступал, никогда не оставаясь с ней до вечера. К тому времени он был порядком потрепан, и у него хватало ума не показываться на глаза Саре и ее родителям. Он на самом деле был огорчен, что Сара так сильно переживает потерю ребенка. Она до сих пор выглядела ужасно. Но ему невыносимо было думать о том, что она ждет от него либо проявления чувств, либо, что еще хуже, надежды на другого ребенка. Эти мысли заставляли его больше пить и продолжать опускаться. И к тому времени когда Сара была готова вернуться с ним домой, он попал в нисходящую спираль, из которой уже никто не мог его вытащить. Его пьянство настолько вышло из-под контроля, что даже кое-кто из приятелей-собутыльников стал беспокоиться о нем.

Тем не менее он, чувствуя свой долг, появился у Томпсонов, чтобы забрать Сару домой, где их ждала служанка. Все было прибрано и в полном порядке, однако Сара не находила себе места, у нее было ощущение, будто кто-то по сторонний находился дома, а она была здесь чужой.

Фредди тоже был здесь чужим. С тех пор, как она потеряла ребенка.

День он провел с ней, а затем сказал, что он должен пообедать со старым другом, с которым необходимо поговорить о работе, и это очень важно. Он знал, что тогда она не станет возражать. И она не возражала, хотя была разочарована, что он не провел с ней первый вечер дома. Но она сильно возражала против того, в каком состоянии он вернулся домой в два часа ночи. Привратник вынужден был помочь ему войти и усадил на стул. Сара испугалась, когда раздался звонок. Фредди совсем повис на привратнике и едва узнал ее, когда пытался сосредоточиться на ее расплывающемся перед ним лице. Фредди вручил привратнику чек на сто долларов и щедро расточал благодарность за то, что тот был хорошим спортсменом и большим другом. Сара в ужасе наблюдала, как Фредди неуверенно прошел к постели и рухнул в нее без чувств. Она долго стояла, глядя на него со слезами на глазах, потом легла спать в комнате для гостей. Когда она ушла от него, она почувствовала в сердце боль за ребенка, которого потеряла, и мужа, которого не имела и которого у нее уже не будет. Наконец-то она поняла, что ее замужество не больше чем обман, пустая оболочка и источник бесконечных огорчений и разочарований. Когда она скользнула в постель, перед ней предстала эта мрачная перспектива, но она не могла больше обманывать себя. Он всегда будет пьяницей и повесой. И хуже всего то, что она не могла себе представить развода с ним. Она не могла помыслить о позоре, который принесет развод ей и ее родителям.

Когда той ночью Сара лежала без сна, она думала о долгой одинокой дороге, лежащей перед ней. Об одинокой жизни с Фредди.