Вильям сказал ей, что мальчик весит десять фунтов, и хотел попросить у нее прощения за все то, что ей пришлось пережить, но не успел. Сара погрузилась в сон, едва положив голову на подушку. Она проспала несколько часов, а Вильям сидел рядом и не сводил с нее глаз. Когда она проснулась в сумерках, ей стало получше, и она попросила Вильяма помочь ей дойти до ванной. Он проводил ее, а затем уложил обратно в постель, удивляясь выносливости женского пола.

— Я так волновался за тебя, — признался он. — Я не предполагал, что ребенок такой большой. Десять фунтов, просто огромный.

— Доктор предполагал, что он может быть крупным, — призналась Сара, но она не стала говорить о том, что не хотела делать кесарево сечение, так как боялась, что у них не будет больше детей. Она знала, что если бы она сказала об этом Вильяму, то он заставил бы ее вернуться в Лондон. Но теперь она была рада, что не сказала ему, рада, что оказалась храброй, даже если она вела себя глупо. Теперь у них будут еще дети… и их прекрасный сын… Они собирались назвать его Филипп Эдвард в честь деда Вильяма и отца Сары. Когда она первый раз взяла на руки своего ребенка, то подумала, что никогда не видела более прелестного малыша.

С началом сумерек Эмануэль наконец ушла обратно в отель. Когда он провожал ее, то увидел в отдалении несколько человек, которые работали в саду, и они помахали ему. Он с улыбкой помахал им в ответ, решив, что его поздравляют с рождением ребенка, но, взглянув на них, он понял, что они зовут его, чтобы что-то сказать, сначала он не понял, что именно, но, когда он услышал, кровь застыла у него в жилах, и он подбежал к ним.

— Война, мсье герцог… война… — Они хотели сообщить ему о том, что началась война. Франция и Великобритания в полдень объявили войну Германии. …Его ребенок только что родился, его жена чуть не умерла… и теперь он должен их покинуть. Он долго стоял, слушая их, понимая, что он должен как можно скорее вернуться в Англию. Если бы у него была возможность, он должен был бы сейчас же послать в Англию телеграмму. Но что он скажет Саре? Пока ничего. Она еще слишком слаба, чтобы выслушать это. Но скоро ему придется сказать ей. Он не сможет долго скрывать это от нее.

И когда он спешил обратно в их комнату, по его щекам катились слезы. Это было так несправедливо… Почему теперь? Она взглянула на него так, словно уже знала, словно почувствовала что-то.

— Что за шум был внизу? — спросила она слабым голосом.

— Несколько человек пришли тебя поздравить с появлением на свет нашего прекрасного сына.

— Очень мило. — Она слабо улыбнулась и снова погрузилась в сон, а он лежал рядом с ней и смотрел на нее, со страхом думая о том, что их ждет.

Глава 12

Малыш разбудил их сразу после восхода солнца, криком зовя мать. Вильям поднялся, чтобы принести ребенка Саре, и приложил сына к ее груди, наблюдая за ними. Казалось, крепкий малютка точно знал, что надо делать, а Сара слабо улыбнулась ему. Она по-прежнему едва могла двигаться, но чувствовала себя лучше, чем накануне вечером. И тут она вспомнила о вчерашнем шуме и взглянула в лицо Вильяму. Она понимала, что что-то случилось, а Вильям еще ничего не сказал ей.

— Так что произошло вчера вечером? — тихо спросила она.

Вильям колебался, пора ли рассказать ей правду. Накануне вечером он позвонил в Париж герцогу Виндзорскому, и они единодушно решили, что должны как можно скорее возвращаться в Англию. Уоллес, конечно, ехала с ним, но Вильям знал, что не сможет так скоро перевезти Сару. Во всяком случае, не сейчас и, возможно, не через неделю и даже не через месяц. Все зависит от того, насколько быстро она поправится, а сейчас предугадать это было невозможно. Между тем Вильям знал, что он должен вернуться в Лондон и доложить о своем прибытии в военное министерство. Во Франции Сара была в безопасности, но ему так не хотелось оставлять ее одну. И, глядя на него, Сара видела все его мучения и тревоги.

— Что случилось? — повторила Сара свой вопрос, коснувшись его руки.

— Мы вступили в войну, — грустно сообщил он, больше не в состоянии скрывать от нее печальную новость и молясь, чтобы у нее хватило сил перенести это. — Англия и Франция против Германии. Это случилось вчера, пока ты рожала Филиппа.

На глазах у Сары появились слезы, и она со страхом посмотрела на Вильяма.

— Что это означает для тебя? Ты скоро должен ехать?

— Да. — Он угрюмо кивнул, понимая, что выбора нет. — Я попытаюсь послать сегодня телеграмму и сообщить им, что прибуду через несколько дней. Я не хочу оставлять тебя, пока ты немного не окрепнешь. — Он нежно коснулся ее руки, вспомнив все, что им пришлось пережить. Теперь, глядя на жену и сына, он думал, что произошло двойное чудо, и ему была ненавистна мысль, что он должен покинуть их. — Я попрошу Эмануэль пожить с тобой, когда уеду. Она хорошая девушка. — Она доказала это позавчера, когда помогала ему принять ребенка.

Эмануэль пришла и этим утром, после девяти, в чистом голубом платье и свеженакрахмаленном переднике. Волосы ее были аккуратно заплетены в косу и перевязаны голубой лентой. Ей было семнадцать, а ее младшему брату двенадцать. Они прожили всю свою жизнь в Ля-Мароле. Ее родители были простые, трудолюбивые и умные люди, и такими же были их дети.

Пока Эмануэль прибиралась в доме, Вильям пошел на почту отправить телеграмму в военное министерство. Но не успел он вернуться в замок, как из отеля пришел брат Эмануэль, Генри.

— Ваш телефон неисправен, мсье герцог, — объявил он.

Герцог Виндзорский позвонил в отель и оставил для него сообщение, что на следующее утро в Гавре их заберет яхта «Колли», состоящая на службе его величества, и что он должен незамедлительно отправиться в Париж.

Мальчик тяжело дышал от быстрой ходьбы, пока передавал Вильяму сообщение. Вильям поблагодарил его и дал десять франков, потом поднялся наверх к Саре.

— Я только что получил сообщение от Дэвида, — начал он рассеянно, медленно расхаживая по комнате, оглядывая все, чтобы увезти это в своей памяти. — Он… ах… Берти завтра утром присылает за нами яхту.

— Сюда? — Сара была в замешательстве. Она дремала, пока Вильям ходил давать телеграмму.

— Едва ли. — Он улыбнулся и сел рядом с ней на постель. Ля-Мароль находился в ста пятидесяти километрах от побережья. — В Гавр. Он хочет, чтобы завтра я был в Париже в восемь часов утра. Я полагаю, с нами поедет Уоллес. — И тут он, нахмурясь, снова посмотрел на жену. — Мне кажется, ты недостаточно окрепла, чтобы ехать с нами. В ответ на его вопрос она только покачала головой.

— Мне не нравится, что ты уезжаешь. Франция — наш союзник. Здесь с нами не случится ничего плохого. — Она нежно ему улыбнулась. Ей не хотелось, чтобы он уезжал, но она не возражала остаться в Шато де ля Мёз. Теперь здесь был ее дом. — С нами будет все прекрасно. Ты скоро сможешь вернуться обратно?

— Не знаю. Я сообщу тебе, как только смогу. Мне надо доложить о своем прибытии в военное министерство в Лондоне и выяснить, какие у них планы относительно меня. Я постараюсь вернуться как можно быстрее. А когда ты поправишься, сможешь вернуться домой, — сказал он почти строго.

— Мой дом здесь, — прошептала она, глядя на него. — Я не хочу уезжать. Мы с Филиппом будем здесь в безопасности.

— Я знаю, но я был бы спокоен, если бы вы находились в Вайтфилде.

Такая перспектива удручала ее. Она любила его мать, и Вайтфилд был приятным местом, но Шато де ля Мёз стал для них домом, они вложили в него так много сил, и ей совсем не хотелось уезжать отсюда. Осталась еще масса недоделанной работы, и она могла бы что-то сделать сама, когда достаточно окрепнет, пока будет ждать его возвращения из Англии.

— Посмотрим, — сказал он и пошел складывать вещи.

Этой ночью они не спали, и даже Филипп плакал больше, чем накануне. У нее еще было недостаточно молока для такого огромного ребенка, и она нервничала и беспокоилась. Сара видела, как в пять часов утра Вильям поднялся. Он думал, что она наконец уснула, но она тихо заговорила:

— Я не хочу, чтобы ты уезжал.

Вильям подошел, встал рядом с ней и погладил по руке. Ему тоже было больно расставаться с ними.

— Надеюсь, что это скоро закончится и мы снова сможем вернуться к обычной жизни.

Сара кивнула, надеясь, что он окажется прав, и стараясь не думать о несчастных поляках.

Через полтора часа он, побритый и одетый, снова стоял рядом с ее постелью. На этот раз Сара тоже поднялась. Когда ома встала, у нее на мгновение закружилась голова, но он обнял ее сильной рукой.

— Я не хочу, чтобы ты спускалась вниз, тебе будет трудно подниматься обратно. — Она могла потерять сознание и удариться головой. Но Сара сама понимала, что слишком слаба, чтобы даже попытаться спуститься вниз.

— Я люблю тебя… Пожалуйста, заботься о себе… Вильям… будь осторожен… Я люблю тебя… — В ее глазах были слезы, и он, стараясь не расплакаться сам, улыбнулся и помог ей лечь в постель.

— Я обещаю тебе… Ты тоже будь осторожна… и как следует заботься о лорде Филиппе.

Она с улыбкой посмотрела на сына. Он был такой красивый, с голубыми глазками и светлыми кудряшками. Вильям заметил, что он выглядит точь-в-точь как его отец на детской фотографии.

Он нежно поцеловал ее, затем как следует укрыл одеялом и снова поцеловал, коснувшись ее шелковых волос.

— Поправляйся… Я скоро вернусь… Я люблю тебя… сильно… — Он возблагодарил Бога, что она осталась жива, потом широкими шагами пересек комнату и последний раз взглянул на нее у двери. — Я люблю тебя, — повторил он тихо и ушел, оставив плачущую Сару.

— Я люблю тебя… — отозвалась она, все еще слыша на лестнице его шаги. — Вильям!.. Я люблю тебя!..

— Я тоже люблю тебя!.. — отозвалось эхом, и тут она услышала, как хлопнула огромная входная дверь. А еще через минуту заработал мотор автомобиля. Она встала с постели и успела лишь увидеть, как его автомобиль скрылся за поворотом. По щекам ее катились слезы, падая на ночную рубашку. Она лежала в постели и долго плакала, думая о нем, потом захотела понянчить Филиппа.