Вечером Виктория упомянула об этом инциденте мужу и рассказала о молодом человеке в Довиле, он счел выходку глупой, но, безусловно, безобидной.

— Проблема в том, что она намного взрослее всех их. Она много пережила. Ей нужен кто-то постарше, более опытный. Эти мальчики не имеют представления о том, как с ней обращаться. И если учесть еще ее ощущения, когда ее знакомят с кем-то, юнцы вызывают у нее только досаду. В Лондоне мы должны проявить осторожность, знакомя ее с кем-либо. — Их план заключался не в том, чтобы совсем оградить ее от людей, а чтобы познакомить с теми, чье общество будет ей приятно, напоминая ей, что в жизни бывает не только одиночество. А все эти кавалеры во Франции лишь убедили ее в преимуществе одиночества.

Они вернулись в Париж на следующий день и через несколько часов пересекли Ла-Манш на пароме. В «Кларидж» они прибыли в обеденное время. У конторки их встретил управляющий, который церемонно показал им их комнаты. Родители заняли апартаменты с видом на Биг Бен и здание парламента. А у Сары был небольшой симпатичный номер, отделанный розовым сатином. Взглянув на столик в своей комнате, она заметила полдюжины приглашений, ни одно из которых ее не обрадовало. Она даже не потрудилась открыть их, а мать напомнила о них за обедом. Обедали они у себя в номере, и Виктория объяснила дочери, что они приглашены на два званых обеда и на чай к старым друзьям, а также за город в Дестер, на пикник и на ленч, который семейство Кеннеди дает в их честь в посольстве на площади Гросвенор. Они были огорчены, когда Сара раздраженно спросила:

— Я должна ехать с вами? — В ее голосе было что-то жалобное, что напомнило матери о ее горе, но отец, твердо взглянув на нее, ответил:

— Давай не будем начинать все сначала. Мы все знаем, для чего мы здесь. Мы хотим повидать своих друзей и не собираемся наносить им оскорбление, отклоняя их приглашения.

— Но зачем им видеть меня? Это ваши друзья, отец, а не мои. Им вполне будет достаточно вас. Он твердо опустил на стол кулак.

— Я не собираюсь снова обсуждать это с тобой. В твоем возрасте стыдно говорить такую ерунду. Будь вежливой, будь милой, приложи для этого немного усилий. Ты понимаешь меня, Сара?

Сара посмотрела на него ледяным взглядом, но он, кажется, не заметил этого, или ему были безразличны ее возражения. У него были свои причины привезти ее в Европу, и он не собирался отказываться от намерения снова вернуть ее к нормальной жизни. И то, что она так сильно сопротивлялась, не имело значения, он инстинктивно чувствовал, что именно это ей было необходимо.

— Тогда прекрасно.

Обед закончился в молчании, а на следующий день они отправились в музей Виктории и Альберта и чудесно провели время, а за этим последовал изящный и строго официальный обед. Сара не проявляла недовольства. Она надела платье из темно-зеленой тафты, почти такого же цвета, как ее глаза. Большинство гостей казались ей избалованными и глупыми и на удивление не осведомленными о происходящих в мире событиях.

По пути домой Сара была спокойна, и родители не стали спрашивать, хорошо ли она провела время. Ответ был очевиден. Второй официальный обед ничем не отличался от первого, а чай оказался еще хуже. Саре пытались навязать племянника, который, как со смущением призналась впоследствии даже его мать, был глуп и вел себя до неприличия инфантильно.

— Ради Бога, — набросилась Сара на мать, когда вечером они вернулись в «Кларидж», — что происходит с этими людьми? Почему они хотят выдать меня замуж за своих глупых родственников? Что ты им сказал, когда сообщил, что мы приезжаем? — наступала Сара на отца, который все отрицал с оскорбленным видом. — Ты сказал, что я в отчаянии и меня необходимо вывести из этого состояния?

— Сообщил только о нашем приезде. Какие они сделали из этого выводы, это их дело. Я думаю, что стараются проявить гостеприимство, приглашая для тебя молодых людей. Если тебе не нравятся их родственники или друзья, мне очень жаль.

— Ты не можешь сказать им, что я обручена? Или что у меня заразная болезнь? Что-нибудь такое, чтобы они не пытались меня сосватать? Мне действительно это невыносимо. Я откажусь от всех приемов, чтобы только не чувствовать себя весь вечер дурой.

— Мне жаль, Сара, — спокойно произнес отец. — Они не хотят тебя обидеть. Постарайся не огорчаться так.

— У меня ни с кем, кроме тебя, не было умного разговора после нашего отъезда из Нью-Йорка, — пожаловалась она, и Эдвард улыбнулся. По крайней мере им было хорошо вместе. Это кое-что значило.

— И с кем же ты имела умные беседы, когда пряталась на Лонг-Айленде?

— По крайней мере там я не рассчитывала на это. — Последовало примирительное молчание.

— Хорошо, не жди и теперь слишком многого. Принимай то, что есть. Возможность посетить новые места, встретиться с новыми друзьями.

— Даже разговоры с женщинами не развлекают меня.

— Тут я с тобой не соглашусь, — возразил он, а Виктория приподняла бровь. Он примирительно похлопал ее по руке, но она знала, что он только подтрунивает над ней.

— Этих женщин интересуют только мужчины, — оскорбленно заявила Сара. — Не думаю, что они когда-нибудь слышали о политике. И все они считают, что Гитлер — новый повар их матери. Как можно быть настолько глупыми?

Отец от души рассмеялся и покачал головой:

— С каких это пор ты стала таким политическим и интеллектуальным снобом?

— С тех пор, как я оставалась наедине с собой. Это оказалось чертовски приятно.

— Может быть, чересчур приятно. Настало время вспомнить, что мир полон разных людей: умных и не настолько умных, некоторые откровенно глупы, некоторые забавны, некоторые невероятно скучны. Но таков мир. Ты слишком долго была предоставлена самой себе. Но я счастлив как никогда, что ты приехала сюда.

— Ладно, только я не уверена, что счастлива, — проворчала она, но, по правде говоря, она получала удовольствие от путешествия. Что касается общения, то Саре не везло, зато ей было приятно в обществе родителей. Путешествие опять сблизило их, и, несмотря на все жалобы, она выглядела счастливой, и к ней вернулось чувство юмора.

На следующий день Сара заартачилась, отказываясь ехать с ними за город. Но отец настоял на том, что выбора у нее нет, а загородный воздух будет для нее полезен. К тому же он знал поместье, куда они собирались ехать, и сказал, что его стоит посмотреть.

Сара простонала, садясь с ними в автомобиль, и большую часть пути проворчала, но вынуждена была признать, что окрестности живописны, а погода выдалась необычайно жаркой и солнечной для Англии.

Это был замок четырнадцатого столетия, обнесенный рвом, с красивым парком и фермой, которую владельцы полностью восстановили. Сотни гостей, прибывшие на ленч, разбрелись по всему замку, где их ждали слуги с напитками, готовые помочь им удобно расположиться в одной из многочисленных гостиных или в саду. Сара подумала, что никогда не видела более приятного и интересного места, и была так очарована фермой, что осталась там, расспрашивая обо всем, и ухитрилась потерять родителей. Она стояла, глядя на черепичные крыши домов, на огромный замок, неясно вырисовывавшийся в отдалении. Вид был удивительный, и она затаив дыхание любовалась окрестностями, чувствуя покой и умиротворение. Она не заметила, как осталась почти одна. Большинство гостей к тому времени разошлись. Кто вернулся обратно в замок на ленч, а кто бродил по саду.

— Потрясающе, не правда ли? — услышала она голос позади себя. Вздрогнув, Сара оглянулась и увидела высокого темноволосого человека с голубыми глазами, стоявшего рядом с ней. Он казался очень высоким, и она не рассмотрела его как следует, но у него была приятная улыбка, и они были похожи словно брат с сестрой. — У меня всегда возникает исключительное чувство истории, когда я прихожу сюда. Кажется, если закрыть на мгновение глаза, то появятся крепостные, рыцари и дамы их сердца.

Сара улыбнулась словам незнакомца, потому что и у нее было такое же ощущение.

— Я как раз думала об этом и не могла заставить себя уйти отсюда после посещения фермы. Мне захотелось остаться, чтобы пережить то, что вы сейчас описали.

— Поэтому-то мне и нравится здесь. Меня приводят в ужас все попытки модернизировать старину.

Она снова кивнула, изумляясь тому, что он сказал и как он сказал это. В его глазах был какой-то особый огонек, пока он говорил с ней. Казалось, что все его удивляло, и с ним было приятно разговаривать.

— Я — Вильям Вайтфилд, в плену на этот уик-энд, — представился он ей. — Белинда и Джордж — мои кузина и кузен, немного сумасшедшие, как может показаться. Но они хорошие люди. А вы американка, не так ли?

Она кивнула и протянула ему руку, слегка смущаясь.

— Да, я американка, я — Сара Томпсон.

— В восторге от встречи с вами. Вы из Нью-Йорка? Или из более захватывающего места, подобного Детройту или Сан-Франциско?

Она рассмеялась над его представлением о захватывающем и призналась, что он угадал первый раз.

— Совершаете большое турне?

— Вы угадали. — Она улыбнулась, а он незаметно рассматривал ее.

— С родителями?

— Да.

— Как ужасно. Они наскучили вам до слез со своими музеями и соборами, а вечером знакомили со всеми сыновьями своих друзей, большинство из которых несут чушь и почти не умеют говорить по-английски. Я снова прав? — Он явно наслаждался, описывая эту картину.

Сара от души рассмеялась:

— Мне кажется, вы следили за нами. Или кто-то рассказал вам, как мы проводили время.

— Для медового месяца это ужасно. — Когда он произнес эти слова, глаза Сары померкли, казалось, она немного отдалилась от него, и это не прошло незамеченным.

— Простите, я сказал пошлость. — Саре понравились его открытость и прямота, и она чувствовала себя с ним необычайно спокойно.

— Вовсе нет. — Ей хотелось сказать, что она слишком чувствительна, но она не решилась. — Вы живете в Лондоне? — Она переменила тему разговора, чтобы он снова вел себя непринужденно, хотя, кажется, он нисколько не был смущен.