На изгородях, выстроившихся вдоль дороги, распустились летние цветы, трава под ногами была упругой и сверкала от утренней росы. На севере огромные горы устремлялись к облакам, покрывавшим их пики. А между ними и Джуд протянулись зеленые, кажущиеся бесконечными холмы.

Ей нравилось смотреть на эту простую и чистую красоту земли, на развалины старых замков, которые выдерживали натиск не только моря, но иногда и врагов. Эти развалины заставляли Джуд думать о рыцарях и девах, о королях, безвестных и великих, о веселых слугах и умных шпионах. И, конечно, о волшебстве, колдовстве и песнях фей.

Большинство сказок рассказывало, размышляла она, о жертвах ради любви и славы, о торжестве сердец и чести, о наложенных и разрушенных чарах. В таком месте рассказчик может потратить годы, собирая, создавая и рассказывая эти предания. Каждое серебряное утро, подобное сегодняшнему, Джуд могла бродить по округе и предаваться своим мечтам, а дождливыми днями собирать легенды и писать свою книгу. Вечерами можно свернуться клубочком у огня после плодотворного дня и поиска сказочных образов или проводить их в компании в шумном пабе, из которого доносится громкая музыка.

Что за жизнь ждала бы Джуд! Наполненная интересными делами, красотой и грезами. Она резко остановилась, пораженная этой мыслью, но больше всего ее удивило то, что эта мысль вообще возникла в ее голове. Джуд могла остаться не просто на три месяца, а навсегда. Она могла бы писать рассказы. Те, которыми делились с ней местные жители, и те, которые, как оказалось, всегда возникали в ее воображении.

Нет, конечно, не могла. О чем она думает? Джуд засмеялась, но смех был прерывистым и неуверенным. Она должна вернуться в Чикаго, как и планировала, чтобы найти работу в той области, которую знала, чтобы делать разумные вещи, а не предаваться мечтам. А уж обдумывать всерьез все остальное было совершенно безответственно.

Почему?

Джуд сделала всего два шага, когда у нее возник этот вопрос.

— Почему? — оторопев, она повторила это слово вслух. — Потому что есть причина, конечно. Десятки причин. Я живу в Чикаго. Я всегда жила в Чикаго.

Не существовало закона, гласящего, что она должна жить в Чикаго. За смену жительства в тюрьму ее не посадят.

— Конечно, нет, но… у меня работа.

А чем же ты занималась эти последние три месяца?

— Это не работа, не настоящая работа, — ее живот начал дрожать, сердце подскочило к горлу. — Это больше потакание своим слабостям.

Почему?

Джуд закрыла глаза.

— Потому что я люблю это. Мне все нравится в этом занятии, значит, я просто потакаю своим слабостям. И это невероятно глупо.

Тут на поросшем травой холме, в середине утра на девушку снизошло озарение. Она решила, что нашла для себя идеальное место.

— Ну почему я не могу делать что-то, что люблю, не ограничивая себя? Почему не могу жить в том месте, в котором я чувствую себя как дома? Кто отвечает за мою жизнь, — сказала она, озадаченно рассмеявшись, — если не я?

Джуд пошла дальше, ощущая слабость в коленях. Она сможет сделать это, если будет смелой и решительной. Она могла бы продать свою квартиру. А также сделать то, чего избегала из-за страха неудачи, и отправить агенту свою рукопись.

Наконец-то Джуд может выбрать то, чего сама хочет, не заботясь об успехе или неудаче своих поступков.

Ей нужно серьезно и тщательно все обдумать. Ускорив шаг, Джуд отмахнулась от внутреннего голоса, который призывал ее к действию сейчас же, прямо сейчас, прежде чем ей удастся найти отговорки. Это будет большим шагом, рассуждала она, огромным шагом. Разумный человек продумывает большие, огромные шаги.

Джуд почувствовала облегчение, когда увидела за холмом коттедж О’Тулов. Ей нужно было что-то, что на некоторое время отвлечет ее внимание от своих проблем. Одежда уже сушилась на бельевой веревке, и изумленная Джуд подумала, что Молли занималась стиркой двадцать четыре часа в сутки. В саду росли красивые цветы, а маленький сарай был забит и захламлен, как никогда. Бетти, дремавшая по утрам во дворе, поднялась и приветливо гавкнула, на что Финн ответил преданным тявканьем и скатился с холма прямо к ней.

Джуд побежала за щенком и только добралась до двора дома О'Тулов, когда открылась дверь кухни.

— Ну, доброго утра тебе, Джуд, — Молли помахала ей рукой. — Ты рано встала сегодня.

— Судя по всему, не так рано, как ты.

— Когда у тебя полный дом девчонок-болтушек и мужчина, которому нравится, когда ему подают чай, как только он проснется, шансов понежиться в постели нет. Заходи, попей чаю, а потом придешь ко мне, когда я буду печь хлеб.

— Я принесла тебе твою посуду и немного печенья, которое испекла вчера. Думаю, оно вышло лучше, чем в прошлый раз.

— Вот попробуем его за чаем и увидим.

Молли держала двери широко раскрытыми, и когда Джуд вошла, ее окружили тепло, смешение запахов и грохот инструментов, которыми Бренна орудовала под кухонной раковиной.

— Я сейчас закончу с этим, мам.

— Так-то лучше, — Молли двинулась к кухонной плите. — Говорю тебе, Джуд, в этом доме я жена сапожника. Все свободное время эта девчонка здесь, укрепляет и возится с чем только можно, а я день и ночь живу под шум падающих капель и грохот.

— Ну, ты же не выплачиваешь мне страховку? — сказала Бренна, за что получила от матери легкий пинок.

— Страховку, да что ты? А кто съел гору яиц и башню тостов с джемом только сегодня утром?

— Я сделала это только для того, чтобы полный рот помешал мне сказать Морин, чтобы она прекратила надоедать мне бесконечными рассказами о своих свадебных планах. Она сводит нас с ума, Джуд, своей суетой, нытьем и бессмысленными слезами.

— Для всех вступление в брак важно по многим причинам, — Молли выложила на стол чай и печенье, кивком головы указала Джуд на стул, а затем снова принялась замешивать тесто. — А когда придет твое время, ты будешь вести себя еще хуже.

— Ха. Если бы я думала о замужестве, то потащила бы своего избранника к священнику, произнесла традиционные клятвы и покончила бы с этим, — заявила Бренна. — Все эти приготовления — платья, цветы, какую именно песню сыграть в тот или иной момент… Месяцы подготовки ради одного-единственного дня, ради платья, которое никогда не наденешь снова, цветов, которые поблекнут и завянут, и песен, которые можно спеть в любое чертово время.

Она выскочила из-под раковины и помахала своим ключом.

— А стоит все это уйму денег.

— Ах, Бренна, ты ничего не понимаешь в романтике, — Молли насыпала на тесто еще муки и перевернула его. — Этот единственный день является началом жизни, и ценны каждая минута времени и каждое пенни, пошедшее на это, — миссис О’Тул еле слышно вздохнула. — Тем не менее, это действительно стало утомительным, у меня уже начали сдавать нервы.

— Точно, — Бренна положила ключ в свой помятый ящик с инструментами и поднялась, чтобы стащить печенье.

— Посмотри на нашу Джуд. Спокойная, как тебе нравится. Ты не услышишь от Джуд болтовни о том, какие розы будут у нее в букете: белые или розовые, — девушка откусила кусочек печенья и плюхнулась в кресло. — Ты разумная женщина, Джуд.

— Спасибо. Я стараюсь. Но о чем ты говоришь?

— О разнице между тобой и моей ветреной сестрицей. У вас обеих скоро будет свадьба, но разве ты ходишь по комнате, заламывая руки и каждые две минуты меняя решение о том, какой торт выбрать? Нет, конечно.

— Нет, — медленно произнесла Джуд. — Потому что у меня не будет свадьбы.

— Даже если у вас с Эйданом будет небольшая церемония — хотя как вы избежите шумихи, когда об этом знает каждая вторая душа в радиусе ста километров? — это все равно будет свадьба.

Джуд снова втянула в себя воздух.

— С чего ты взяла, что я выхожу замуж за Эйдана?

— Мне Дарси рассказала, — Бренна наклонилась вперед за еще одним печеньем. — А она узнала прямо из первых уст.

— Больше похоже, что из первой задницы.

От резкого тона Джуд Бренна заморгала, а Молли прекратила месить тесто. Прежде чем ее дочь смогла заговорить, миссис О’Тул стрельнула в нее предостерегающим взглядом.

— Заткни свой рот бисквитом, милочка, пока не растоптала все своими ногами.

— Но Дарси сказала…

— Возможно, Дарси неправильно все поняла.

— Нет, я так не думаю, — гнев клокотал в горле Джуд. Когда она не смогла его подавить, то отодвинулась от стола и поднялась на ноги. — Где мужчина получает такие нервы и так много высокомерия?

— Большинство из них рождаются с этим, — сказала Бренна и быстро опустила голову, поморщившись, когда мать зашипела на нее.

— Должна признаться, Джуд, что я и сама думала о том, что дело движется к свадьбе, глядя, как вы начали встречаться, видя, что вы вместе, — голос Молли успокаивал, хотя глаза пронзали лицо Джуд. — Когда вчера вечером за ужином Бренна рассказала нам эту новость, ни для кого из нас она не стала сюрпризом, но все мы были рады.

— Рассказала вам… за ужином, — Джуд остановилась возле стола, опершись на него ладонями, и наклонилась к лицу Бренны. — Ты рассказала всей своей семье?

— Ну, я не видела, как…

— Кому еще? Скольким людям ты рассказала эту нелепую историю?

— Я… — младшая О’Тул прочистила горло. Она распознала опасные знаки, появившиеся на лице редко выходившей из себя Джуд. — Я точно не помню. Немногим. Нескольким. Вряд ли всем. Понимаешь, мы были так рады, мы с Дарси. Так как мы очень любим вас с Эйданом и знаем, как долго он может ходить вокруг да около, прежде чем решится, мы надеялись, что кейли сможет его немного подтолкнуть.

— Кейли?

— Ага, канун летнего солнцестояния, луна и все такое. Ты помнишь, ма? — Бренна повернулась к Молли, с отчаянием глядя ей в глаза. — Помнишь, как ты рассказывала нам, что папа сделал тебе предложение, когда вы танцевали в лунном свете на кейли. И тоже в доме Старой Мод.