— Ни одно из этих мест не находится очень далеко от того, где сидим сейчас мы. Почему бы тебе не уехать со мной, Джуд, и мы посмотрим их?

— О, конечно, мы просто улетим в Венецию сегодня, а на обратном пути заглянем во Францию и Англию.

— Что ж, отъезд сегодня может стать некоторой проблемой, но остальное — именно то, что было у меня в мыслях. Ты не против подождать до сентября?

— О чем ты говоришь?

Медовый месяц — едва не проронил Эйдан, но подумал, что на данный момент лучше всего соблюдать осторожность.

— О том, чтобы ты поехала со мной, — он вновь держал Джуд за руку, покусывая ее пальцы и улыбаясь. — О том, чтобы ты полетела со мной в места, где обитает дух романтики, загадки и легенды. Я покажу тебе Тинтагель[55], где был зачат Артур. В ту ночь Мерлин воздействовал своей магией на Утера, в результате чего Игрейн считала, что приветствует собственного мужа[56]. И мы остановимся в одном из тех старых фермерских домов во Франции. Выпьем вина и займемся любовью на большой перине. Затем прогуляемся вдоль канала в Венеции и восхитимся величавыми соборами. Ты бы хотела этого, милая?

— Да, конечно, — слова Эйдана звучали восхитительно, волшебно. Как и другие его истории.

— Это просто невозможно.

— И почему?

— Потому что… У меня есть работа, как впрочем и у тебя.

Эйдан засмеялся, затем переключил свое внимание с ее пальцев на подбородок.

— И ты думаешь, что мой бар разрушиться или твоя работа исчезнет? И что значат две недели или около того в громадном плане вселенной, верно?

— Да, верно, но…

— Я видел места, о которых ты говорила, — Эйдан придвинулся к губам Джуд для молчаливого соблазнения. — А сейчас я хочу посмотреть их с тобой. — Его руки скользили по ее лицу, и он начал теряться в ней — во вкусе и ощущениях. — Поехали со мной, ghra, — он бормотал это и притягивал Джуд к себе, а она дрожала.

— Я…Я должна вернуться в Чикаго.

— Нет, — его губы стали горячей, проявляя больше собственности. — Останься со мной.

— Ну… — мысли Джуд не могли прийти в порядок. Каждый раз, когда она пыталась выловить хотя бы одну, та ускользала, рассыпая и остальные. — Да, я думаю… — Да и что такое пара недель? — В сентябре. Если ты уверен…

— Я уверен, — Эйдан поднялся на ноги, затем рывком сдернул с камня Джуд, усмехаясь, когда она задохнулась от удивления и обвила руками его шею. — Думаешь, я бы бросил тебя теперь, когда, наконец, получил? Я куда лучше забочусь о том, что принадлежит мне.

О том, что принадлежит ему? Фраза немного встревожила Джуд, но не успела она придумать ответ, как увидела фигуру позади него.

— Эйдан, — ее голос был едва громче дыхания.

Он напрягся, притягивая Джуд в свои объятия, чтобы защитить, затем повернулся, вновь расслабляясь.

Когда женщина шла, вокруг нее слегка колебался воздух. А ее светлые волосы блестели в лунном свете, также как и слезы.

— Леди Гвен ищет потерянную любовь, — в сердце Эйдана зашевелилась жалость, когда он увидел слезы, блестящие на ее щеках.

— Так же как и он. Я снова видела его сегодня. Я говорила с ним.

— Ты начинает находить общий язык с миром неизведанного, Джуд Франциска.

Она ощущала ветер на своем лице, могла чувствовать запах моря. Рука Эйдана, обвившаяся вокруг нее, была сильной и теплой. И все же она казалась иллюзией, которая исчезнет в тот момент, когда Джуд моргнет.

— Мне все еще кажется, что я проснусь в собственной постели в Чикаго и это, все это окажется долгим, сложным сном. Думаю, это разбило бы мне сердце.

— Тогда твое сердце в безопасности, — Эйдан наклонил голову, чтобы поцеловать ее. — Это не сон, я обещаю тебе.

— Ей должно быть больно видеть здесь влюбленные пары, — Джуд оглянулась. Позолоченные волосы женщины развевались, а щеки были влажными. — У них нет даже того мгновения на рассвете или закате, чтобы потянуться друг к другу.

— Один единственный выбор может выстроить судьбы или же разрушить их.

Когда Джуд посмотрела на Эйдана, пораженная тем, что он повторяет слова Кэррика, он пригладил ее волосы.

— Ладно, пойдем обратно. Она расстраивает тебя.

— Так и есть, — теперь Джуд прижалась к руке Эйдана, потому как спуск был куда сложней подъема. — Я бы хотела суметь поговорить с ней. Не могу поверить, что так легкомысленно говорю о своем желании поговорить с призраком, но я действительно этого хочу. Я бы спросила ее, что она чувствует, о чем думает и чего желает, и что бы она изменила.

— Ее слезы подсказывают мне, что она изменила бы все.

— Нет, женщины плачут по многим причинам. Чтобы изменить все, ей бы пришлось отказаться от ребенка, которого она выносила в себе, вырастила и любила. Не думаю, что она смогла бы сделать это. Она бы так не поступила. Кэррик просил слишком многого, но не понимал этого. Может, однажды он все осознает, и тогда они найдут друг друга.

— Он всего лишь просил то, в чем нуждался, и отдал бы все, что у него было.

— Ты думаешь, как мужчина.

— Что ж, ну я и есть мужчина, и как еще мне думать?

Намек в его голосе на уязвленную гордость заставил Джуд засмеяться.

— Именно так, как ты думаешь сейчас. И то, что женщины думают как женщины, объясняет, почему два наших вида так же часто не понимают друг друга, как и приходят к согласию.

— Время от времени я не против вступать в противоречия, ведь так интересней. И потому что сейчас я думаю как мужчина… — Эйдан сгреб Джуд в свои объятия и приглушил ее удивленный вздох своими губами.

Как поцелуй может быть настолько нежным и обжигающим в одно и то же время? — задалась она вопросом. Поцелуй был настолько нежным, что на ее глаза навернулись слезы; настолько жарким, что ее кости плавились. И Джуд позволила себе погрузиться в теплое озеро, края которого облизывал огонь.

— Ты хочешь меня, Джуд? Скажи, что ты хочешь меня.

— Да, я хочу тебя. Я всегда хочу тебя, — она уже погрузилась по шею в этот бассейн, и теперь ныряла в него.

— Займись со мной любовью здесь, — Эйдан беспокойно прикусил ее нижнюю губу. — Здесь под светом луны.

— Ммм, — Джуд начала соглашаться, затем резко всплыла на поверхность, как опрометчивый ныряльщик цепляясь за воздух. — Здесь? На улице?

Эйдана удивила бы ее реакция, но соблазнение, которое он начал, обвилось вокруг, чтобы заявить свои права на него.

— Здесь, на траве, когда вокруг нас дышит ночь.

Все еще держа Джуд, Эйдан опустился на колени. Он путешествовал по ее лицу своими губами и бормотал:

— Отдайся мне.

— Но что если кто-то придет?

— Во всем мире нет никого кроме нас, никого, — его руки накрывали ее руки, так же как и губы. Даже когда она открыла рот, чтобы высказать протест, он заговорил вновь: — Я испытываю невероятную потребность в тебе. Позволь показать тебе. Позволь мне получить тебя.

Трава была такой мягкой, а он таким теплым. Было так чудесно быть его потребностью. И куда более важно, нежели здравомыслие и благопристойность. Эйдан медленно гладил ее, его руки были невероятно нежными, и ее кровь закипала. Его губы скользили по ее губам, шепча обещания. И внезапно в мире действительно не оказалось никого, и не было никакой потребности в обратном. Джуд лениво подняла руки, когда Эйдан стянул с нее свитер и провел кончиками пальцев вниз по ее телу. Ее глаза отяжелели, тело становилось вялым. Он снял ее туфли, ее штаны, раздевая Джуд без спешки и позволяя своим рукам касаться и задерживать там, где им нравилось, пока, казалось, ее кожа не начинала тихо петь.

Джуд лежала на траве обнаженной, лунный свет играл на ее теле. Когда она потянулась к Эйдану, он притянул ее наверх.

— Я хочу распустить твои волосы и смотреть, как они рассыпаются, — Эйдан не отрывал взора от ее глаз, когда освобождал ее волосы. — Ты помнишь первый раз?

— Да.

— Теперь я знаю, что доставляет тебе удовольствие, — Эйдан прижался губами к плечу Джуд, позволяя ее волосам упасть и прикрыть его лицо. Они ласкали его своим шелком и ароматом. — Ложись обратно на траву и позволь мне доставить тебе удовольствие, — Эйдан вновь уложил Джуд, и его зубы медленно скользили по ее шее. — Я дам тебе все, что у меня есть.

Он мог пировать, но вместо этого пил маленькими глоточками. Дарил ей долгие, расточительные поцелуи, которые потрясали до самой души и вытягивали из нее стоны. И при каждом стоне он продвигался глубже. Он мог бы похитить, но вместо этого соблазнял. Медленная, нежная ласка, которая скользила по ее коже и заставляла дрожать. И при каждой дрожи он задерживался.

Джуд потерялась в нем, в чарующе головокружительной смеси чувств и ощущений. Холодная трава и теплая кожа, ароматный ветер и хриплый шепот, сильные руки и терпеливые губы. Она смотрела на луну, парившую сверху — сверкающий белый шар на темно-синем небе, с оборванными клочками туч. Она слышала крик совы, глубокий, требовательный крик, и чувствовала эхо в своей крови, когда Эйдан уносил ее дальше и дальше к первому гребню волны. Она, плывя, выкрикнула его имя, и высокая, теплая волна прошла сквозь нее.

— Еще, — он был обречен наблюдать за полетом Джуд, знать, что может направлять ее, пока глаза ее не станут дикими и слепыми, а тело не задрожит. — Еще, — потребовал он, вновь и вновь сводя ее с ума еще безжалостней, нежели намеревался.

В Джуд вспыхивал жар, взрывалась звезда. Волна удовольствия была настолько сильной, настолько неожиданной после нежности, что ее тело поднялось наполовину в протесте, наполовину в удовольствии. В этот раз не было стона, теперь с ее губ сорвался крик.

— Эйдан, — Джуд схватила его, чтобы удержать равновесие, когда ее мир сошел с ума и они перевернулись. — Я не могу.

— Еще раз, — Эйдан притянул голову Джуд назад за волосы и накрыл ее губы. — Снова, пока мы оба не будем опустошены, — рука, которая была такой нежной, подхватила ее за бедра, поднимая вверх. — Скажи, что ты хочешь ощущать меня внутри.