— Когда ты вернешься из своего путешествия, Джуд, я хотел бы еще пинту пива, пока паб не закрылся.

— А? — она смущенно посмотрела на широкое добродушное лицо Джека Бреннана. — О, извините.

Она взяла его пустую кружку, потом, нахмурившись, посмотрела на него.

— Я не напьюсь, — пообещал он. — Мое сердце излечилось. Я даже не понимаю, как я мог так страдать из-за женщины. Если не верите, спросите Эйдана, выдержу ли я еще одну пинту.

«Какой он милый», — подумала она, едва сдержав побуждение погладить его по голове, как большого пуделя.

— И никакого желания разбить ему нос?

— Ну, надо признать мне всегда хотелось сделать это, потому что, в действительности, я никогда не мог. А ведь однажды он сломал мне нос.

— Эйдан сломал вам нос?

Это было ужасно. Это было восхитительно.

— Ненамеренно, — уточнил Джек. — Нам было пятнадцать лет, и мы играли в футбол, и одно за другим. Короче, Эйдан никогда не дрался со своими друзьями, если …

— Одно за другим?

— Да, — Джек широко улыбнулся. — Я думаю, что он уже несколько месяцев хорошенько не дрался. Хотя бы одна драчка, но он слишком занят, ухаживая за вами.

— Он не ухаживает за мной.

Джек пожевал губы, выражая нечто среднее между беспокойством и замешательством.

— Разве вы не его девушка?

— Я?

Что она могла ответить на это?

— Он мне нравиться … очень. Я принесу вам ваше пиво, мы скоро закрываемся.

— Ты совершенно вымоталась, — сказал Эйдан, когда он закрыл дверь за последним посетителем. — Присядь, Джуд, я налью тебе стакан вина.

— Не возражаю.

Она должна признать — это была та еще работа. Восхитительная, но выматывающая. Ее руки болели от тяжелых подносов. «Неудивительно, — подумала она, — что руки Дарси так красиво вылеплены».

И ее ноги, Боже, как болели ее ноги.

Она села на стул, поводя плечами.

На кухне Шон мыл посуду и пел о диком колониальном мальчике. Воздух был синим от дыма, и запахи пива и виски заполняли паб. Она нашла это очень уютным.

— Если ты решишь бросить свою психологию, — сказал Эйдан, ставя стакан перед нею. — Я тебя нанимаю.

Ничто из того, что он мог сказать, не понравилось бы ей больше.

— Я справилась, правда?

— Блестяще, — он взял ее руку и поцеловал. — Спасибо.

— Мне понравилось. Я редко устраивала вечеринки. Они меня страшно нервируют. Планирование и вся эта подготовка держат меня в постоянном беспокойстве. Потом еще исполнять роль хозяйки, беспокоиться, чтобы все шло гладко. А сейчас было похоже на вечеринку, но без всяких нервов. И …, — она позвенела монетами в кармане, — мне заплатили.

— Сейчас ты можешь посидеть и рассказать мне, как провела день в Дублине, пока я прибираюсь.

— Я расскажу потом, когда помогу тебе.

Он решил не портить ей хорошее настроение, вступив с ней в спор, но намеревался не разрешать ей делать ничего труднее, чем ставить пустую посуду на стойку. Однако она была более быстрой, чем он полагал, и уже закатала рукава кофточки, пока он все еще возился с кассой. С ведром и тряпкой, которые она взяла у Шона, Джуд стала мыть столы. Он слушал ее, слушал, как ее голос понижался и повышался, когда она описывала, что видела и что сделала в этот день. Слова не важны, думал Эйдан. Было умиротворяюще просто слышать ее голос.

Она, казалось, приносила с собой благословенное спокойствие всюду, где появлялась. Он начал мыть полы, работая рядом с ней. Удивительно, размышлял он, как легко она подхватила его ритм. Или он ее? Он не знал. Но, казалась, таким естественным то, как она вошла в его мир, в его жизнь. Он никогда не воображал ее в качестве официантки. Это было не то, для чего она была предназначена, но она делала это хорошо. Для нее это просто забава, предположил он. Она, конечно, не была создана, чтобы вытирать пролитое пиво. Но делала это с такой непринужденностью, что он испытывал сильное желание обнять ее. И он поддался этому желанию, обхватив ее руками и прижав спиной к себе.

— Как хорошо, — пробормотала она.

— Да. Хотя я задержал тебя допоздна и заставил делать грязную работу.

— Мне понравилось. А теперь, когда все разошлись, я могу подумать о том, что сказала мне Кэти Даффи, вспомнить шутку Дугласа О’Брайана, послушать, как поет Шон на кухне. В Чикаго в это время я уже спала бы, закончив перед этим свою работу с бумагами и прочитав главу книги, которая получила хорошую критику.

Она взяла его за руки, расслабляясь.

— Здесь намного лучше.

— А когда ты вернешься туда… — он прижался щекой к ее макушке, — ты пойдешь в паб по-соседству и проведешь там вечерок или два?

Эта мысль напомнила ей о непроницаемой стене, скрывающей ее будущее.

— У меня есть время прежде, чем это станет проблемой. Мне нравится жить просто, вот так день за днем.

— И ночь за ночью.

Он развернул ее лицом к себе и начал вальсировать в такт песни, которую пел Шон.

— И ночь за ночью. Я плохая танцовщица.

— Ничего подобного.

Она была просто не совсем уверена в себе.

— Я видел, как ты танцевала с Шоном и поцеловала его перед Богом и людьми.

— Он сказал, что это заставит тебя ревновать.

— И если бы я не знал об этом, я бы избил его до потери сознания.

Она рассмеялась, с удовольствием наблюдая, как вращается комната, когда он кружил ее в танце.

— Я поцеловала его, потому что он красавчик, и он попросил меня. Ты тоже красавчик. Я тоже могла бы поцеловать тебя, если попросишь.

— Ну, если ты так щедра на поцелуи, дай и мне один.

Подразнивая — не замечательно ли, что она обнаружила себя способной дразнить мужчину — она целомудренно чмокнула его в щеку. Потом еще раз — в другую. И когда он улыбнулся и прижал ее теснее, она, подняв руки, запустила их в его волосы и, приподнявшись на цыпочки, пылко прижалась губами к его рту.

На сей раз вздрогнул он. Она взяла инициативу на себя, застав Эйдана врасплох, углубляя свой поцелуй, вздыхая, так что его рот, его кровь, его мысли наполнились ее вкусом и запахом. Шатаясь, он сжал в кулак блузку на ее спине и отдался ощущениям, не думая ни о чем.

— Кажется, мне пора покинуть вас.

Эйдан поднял голову.

— Закрой двери, когда выйдешь, Шон, — произнес он, не отводя взгляда от лица Джуд.

— Хорошо. Доброй ночи, Джуд.

— Доброй ночи, Шон.

Посвистывая, он щелкнул замком и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, в то время как Эйдан и Джуд остались стоять посредине свежевымытого зала.

— Я страшно хочу тебя.

Он поднес ко рту ее руку, которую все еще держал, и поцеловал ее.

— Я рада.

— Иногда очень трудно быть нежным.

— Тогда не будь.

Возбуждение бурлило в ней горячим ключом. Взволнованная своей смелостью, она отстранилась от него и стала расстегивать блузку.

— Ты можешь быть тем, кем хочешь. Взять все, что хочешь.

Она никогда не раздевалась перед мужчиной для того, чтобы соблазнить его. Но нервное волнение, сжимающее ее живот, вскоре отступило, поглощенное чистым женским наслаждением при виде его потемневших от страсти глаз. Черный кружевной лифчик, составляющий эротичный контраст с ее молочной кожей, был как раз предназначен для такого шоу.

— Иисус, — дыхание его было неровно. — Ты убиваешь меня.

— Только обольщаю, — она сбросила туфли. — Я делаю это впервые.

Больше от неопытности, чем преднамеренно, она стала медленно расстегивать свои брюки.

— Надеюсь, ты извинишь, если я буду неловкой.

Его рот пересох в предчувствие того, что последует.

— Я не вижу никакой неловкости. Мне кажется, ты очень убедительна.

Ее пальцы были неуклюжи, но она справилась, и брюки упали на пол. Еще немного черного кружева, «V»-образный треугольник, оголяющий живот и высоко поднимающийся на ее бедрах. У нее не хватило смелости надеть соответствующую подвязку и прозрачные черные чулки, которые Дарси уговорила ее купить. Но, видя выражение лица Эйдана, она решила, что в следующий раз обязательно их наденет.

— У меня сегодня был день покупок.

Он не был уверен, что сможет произнести хотя бы слово. Она стояла в неярком освещении паба, с откинутыми назад волосами, с мечтательными глазами морской богини, одетая только в черное кружево, которое буквально кричало о сексе. К какой части ее тела мужчина должен прислушиваться?

— Я боюсь к тебе прикоснуться.

Джуд переступила через брюки и сделала шаг к нему.

— Тогда я прикоснусь к тебе.

С бьющимся сердцем она закинула руки ему на шею и потянулась к его рту губами. Это было так возбуждающе прижиматься к нему, когда она была почти обнажена, а он полностью одет. Так волнительно чувствовать мощную дрожь его тела, словно он боролся с терзавшим его сильным желанием.

Она вдруг осознала, что хочет, чтобы он больше не сдерживал свое неистовство.

— Возьми меня, Эйдан, — она прикусила его нижнюю губу. — Возьми все, что хочешь.

Он почувствовал, как его самообладание с грохотом рухнуло. Он знал, что был груб, но ничего не мог с собой поделать, он оставлял синяки на ее теле, его губы впивались в ее рот. Ее потрясенный вздох только добавил масла в огонь, когда он уложил ее на пол. Они катались по полу, дикие от желания теснее прижаться друг к другу. Отчаянно желая большего, он вцепился зубами в ее кружевной лифчик. Джуд выгнулась дугой от наслаждения, смешанного с болью от укуса. Чувство восторга охватило ее при мысли, что она заставила его переступить грань цивилизованности.

Только брать. Только предлагать и отдавать.

Также безумно жаждущая прикосновений, как и он, она стаскивала и рвала его рубашку, пока, наконец, не добралась руками до его тела. Потом губами, потом зубами.