Уличные зарисовки Парижа, Лондона, Нью-Йорка и Флоренции. Штормовые морские пейзажи и острова, покрытые роскошной растительностью. Горы, вздымающиеся ввысь, молчаливые долины, загадочные пустыни. И, конечно же, неистовые утесы и нежные холмы его родного края. Приколотые к стене кнопками, соприкасаясь краями, плакаты выглядели словно сказочные, необычные обои.

Джуд гадала, во всех ли этих местах стен он побывал? Или все-таки еще есть края, куда он хочет попасть. Глубоко вздохнув, не заботясь о том, что такой вздох прозвучит полным жалости к себе, она взяла свой мокрый свитер и вышла в гостиную.

Эйдан нарезал по комнате круги и остановился, как только она вошла. Его рубашка только подчеркивала миниатюрность девушки — она выглядела маленькой, страдающей — и едва ли могла помочь справиться с теми чувствами и эмоциями, что бурлили внутри него. Поэтому он не сказал ни слова — еще не время — а просто взял мокрый свитер и отнес его в ванную, чтобы повесить на душевое крепление и дать ему стечь.

— Присядь, Джуд.

— Ты имеешь полное право сердиться на меня за мое поведение. Я не знаю, с чего начать…

— Единственное, чего я хочу, чтобы ты помолчала минутку, — скороговоркой произнес Эйдан, успокаивая себя тем, что и он не железный, когда Джуд вздрогнула от его слов. А потом ушел на кухню готовить чай.

Она замужем — только это и крутилось у него в голове. Маленькая деталь, которую она не посчитала нужным упомянуть. Он думал, что у нее совсем маленький опыт общения с мужчинами, а она, оказывается, уже побывала замужем, развелась и, судя по всему, все еще убивалась по этому ублюдку. Страдала по какому-то чокнутому из Чикаго, который даже не старался прятать свои интрижки, в то время как он, Эйдан Галахер, страдал по ней. И если этого было недостаточно, чтобы выйти из себя, тогда чего?

Он разлил по кружкам крепко заваренный черный чай, а себе плеснул еще и приличную порцию виски.

Когда Эйдан вошел, Джуд стояла, сцепив руки в замок. Ее чертовы волосы завились сумасшедшими кудряшками, а в глазах стояли слезы:

— Я спущусь вниз и извинюсь перед твоими посетителями.

— Что?

— За то, что устроила сцену.

Поставив чай, Эйдан, сведя брови, стал изучающе смотреть на Джуд — с возмущением и изумлением одновременно.

— Нашла о чем беспокоиться. Если бы в этом пабе не случалось раз в неделю подобных сцен — это был бы уже повод для беспокойства. Черт возьми, не могла бы ты присесть и прекратить смотреть на меня так, словно я собираюсь выпороть тебя.

Джуд села, что следом за ней сделал и Эйдан, а потом принялась за чай. Джуд глотнула, обжегши язык, и решительно отставила чашку.

— Почему ты не сказала, что замужем?

— Я как-то не думала об этом.

— Не думала? — кружка звякнула от удара об стол. — Это так мало для тебя значит?

— Это много для меня значит, — она развернулась. Движение было полно спокойного благородства и заставило Эйдана сузить глаза. — Но для мужчины, за которым я была замужем, этот факт имел гораздо меньшее значение. Я просто пыталась научиться жить с этим.

Когда Эйдан промолчал в ответ, она снова взяла чай, чтобы хоть чем-то занять руки:

— Мы знали друг друга очень давно. Он — профессор в университете, где я преподаю. На первый взгляд казалось, что у нас очень много общего. Он очень нравился моим родителям. И когда попросил меня выйти за него замуж — я сказала «Да».

— Ты любила его?

— Я думала, что люблю его, что, в принципе, одно и то же.

— Нет, — думал Эйдан, — это совсем не одно и то же. Но не стал обращать на это внимание: — И что произошло?

— Мы, вернее, он — все распланировал. Уильяму очень нравится тщательно все планировать, просчитывать детали и возможные трудности, и варианты их преодолений. Мы купили дом, так как дом больше подходит для приема гостей, а у мужа были карьерные амбиции на факультете. У нас была очень тихая и чинная свадьба, на которой присутствовали только подходящие люди. Включая поваров, флористов, фотографов и гостей.

Джуд глубоко вздохнула, а так как язык она уже обожгла — терять было нечего — снова глотнула чая:

— А семь месяцев спустя он пришел и сказал, что разочаровался. Именно так, разочаровался. «Джуд, я разочаровался в нашем браке», помнится, я ответила: «О, мне очень жаль».

Она закрыла глаза, давая возможность унижению и виски освоиться в желудке:

— А что раздражает, так то, что, зная о моих первых рефлексах бросаться в извинения, он благодарно этим воспользовался, словно ждал, что я скажу именно эти слова. Нет, — исправилась Джуд, еще раз бросив взгляд на Эйдана, — как раз потому, что он ждал.

Эйдан ощущал, как от нее волнами исходит боль:

— Это должно тебе дать понять, что ты слишком много извиняешься.

— Возможно. В любом случае, Уильям объяснил, что уважает меня и хочет быть предельно честным. Он просто обязан сказать мне, что влюбился в другого человека. — В кого-то, кто моложе, — думала сейчас Джуд, веселее и красивее. — Он не хотел втягивать ее в жалкую любовную интрижку и попросил немедленного развода. Мы продали дом, поделили все пополам. Так как потерпевшей стороной была я, то Уильям отдал мне право выбора любых материальных ценностей.

Эйдан задержал взгляд на ее лице. Оно снова было бесстрастным, взгляд — потухшим, руки — спокойными. Слишком бесстрастная, по его разумению. Он подумал, что предпочитает, когда Джуд полна страсти, настоящая:

— И что ты сделала?

— Ничего. Абсолютно ничего. Он получил развод, снова женился, и наши жизни разошлись.

— Он сделал тебе больно.

— Уильям сказал бы, что это болезненный, но обязательный побочный эффект подобной ситуации.

— Тогда Уильям — просто ослиная задница!

Джуд слегка улыбнулась:

— Может быть. Но в его действиях больше смысла, чем в борьбе за брак, который приносит тебе несчастье.

— Ты была несчастлива?

— Нет, но не думаю, что была в то же время и счастлива, — голова болела, Джуд чувствовала, что устала и мечтала только об одном — свернуться калачиком и уснуть, — Мне кажется, что я не способна на проявление глубоких эмоций.

Эйдан был словно выжатый до последней капли лимон. Перед ним сидела та же женщина, что бросилась, полная желания, в его объятия, в которых за несколько мгновений до того горестно рыдала:

— Нет, ты просто очень спокойная Джуд Франциска, очень.

— Да, — прошептала она, — разумная Джуд.

— Что же тогда расстроило тебя сегодня?

— Все как-то по-идиотски.

— Почему по-идиотски, если для тебя случившееся что-то да значит?

— Да потому что не должно значить. Должно ничего не значить.

Джуд вскинула голову и блеск, который появился в ее глазах, по крайней мере, не разочаровал Эйдана.

— Мы же разведены! Мы уже два года в разводе. Почему мне должно быть дело до того, что он едет в Вест Индию?

— И почему же тебе тогда есть дело?

— Потому что это я хотела поехать туда! — воскликнула Джуд. — Я хотела поехать в какое-нибудь экзотическое и волшебное место за границу в наш медовый месяц. Я купила рекламные буклеты: Париж, Флоренция, Бимини. На любой вкус. Мы могли поехать в любое место, и я все трепетала в ожидании. Но все о чем он мог только говорить — были… были….

Она покрутила рукой, как если бы вдруг позабыла все слова:

— …языковой барьер, культурный шок, всякие вирусы… Боже мой…

Снова разозлившись, она вскочила со стула:

— И мы поехали в Вашингтон и целые часы, дни, вечность ходили на экскурсии в Смитсоновский институт[34].

Эйдан уже был шокирован всем, что рассказала Джуд, но услышанное оказалось последней каплей:

— Ты ходила на лекции в свой медовый месяц?

— Культурные связи, — выплюнула она, — вот как он это называл. — Вскинув руки, Джуд ходила кругами по комнате. — Согласно Уильяму, большинство супружеских пар неоправданно ждут слишком многого от медового месяца.

— А почему бы и нет, — пробормотал Эйдан.

— Вот именно! — Джуд резко развернулась, ее лицо пылало праведным гневом. — Неужели лучше удовлетворять желание, основываясь на общности взглядов? Лучше оставаться в привычном окружении? Да пусть идет все прахом. Мы должны были бы предаться сумасшедшему сексу на каком-нибудь жарком пляже.

Часть Эйдана была рада тому, что этого все-таки не произошло:

— Как по мне, милая, ты поступила правильно, освободившись от него.

— Не в этом дело, — Джуд хотела вырвать себе волосы, ей это почти удалось. Ирландская часть ее души проснулась: бурлила, кипела, да так, что ее бабушка могла бы гордиться внучкой. — Дело в том, что он бросил меня, и это меня раздавило. Может, не сердце, но гордость и эго, но какая разница? Ведь они тоже часть меня.

— Нет абсолютно никакой разницы, — тихо произнес Эйдан. — Ты права. Никакой разницы.

Тот факт, что он согласился, ни секунды не колеблясь, только подлил масла в огонь ее темперамента.

— А теперь, этот ублюдок собирается туда, куда хотела поехать я. И они ждут ребенка, а Уильям переживает! Когда я говорила о детях, он тут же вспоминал нашу с ним карьеру, стиль жизни, демографию, стоимость обучения в колледже, ради Бога. Он даже диаграмму составил.

— Что?

— Диаграмму. Чертовым компьютером сгенерированную. В которой отражались наше финансовое состояние, здоровье, должности и планирование рабочего времени на ближайшие пять-семь лет. После чего он сказал мне, что если мы достигнем намеченных целей, то можем обсудить — всего лишь обсудить — зачатие единственного ребенка. Но в следующие несколько лет он должен пристальное внимание уделить карьере, запланированному продвижению по службе, и его идиотской диаграмме.

Ярость превратилась в живое существо, злобно вцепившееся когтями в грудь Джуд.