– А вас здесь, разумеется, уже не будет?

– Разумеется. Этой ночью «Медичи» бросит якорь в бухте, и я поднимусь на борт. А потом... Океан велик.

Было что-то пугающее в эгоизме этого человека и особенно в том, как он с небрежностью Нерона или Калигулы распоряжался человеческими жизнями. Даже жизнями тех, кто был ему дорог.

– А что будет с Мэри?

– Ее судьба решена: она станет моим последним подарком Чезаре! Когда его подземная вселенная взорвется, он будет пребывать, надеюсь, на вершине блаженства и ничего не заметит: он умрет счастливым.

– А она? Сколько часов продлится пытка? Разве вы не можете хотя бы от этого ее избавить? Еще раз повторю: она женщина!

– Вы преисполнены жалости, которой эта особа не заслуживает. С тех пор как мы познакомились, она использует меня в своих интересах. По крайней мере, так ей кажется, ибо она даже не предполагает, что я вижу ее насквозь. Вы ведь не сообщили мне ничего нового, когда «разоблачили» ее! И, в сущности, она для меня всего лишь подмена.

– Как это понимать?

– Та, которую я предназначал для исполнения последних желаний моего брата, была красивее и нежнее. Я очень тщательно выбирал ее, и вы знаете, что с ней случилось.

– Вы приказали убить ее на моих глазах на Пиккадил-ли, – отчеканил Альдо, охваченный безумным желанием броситься на этого негодяя и задушить, но сознавал все же, что будет сразу убит, а ему хотелось узнать больше. – Иначе говоря, в Штаты вы возвращались несолоно хлебавши? – с невыразимым презрением добавил он.

– Именно! И вот на пароходе я встретил эту девку. Она была не так красива, как Жаклин, но для моих замыслов сходство ее с Бьянкой Капелло оказалось достаточным. Она приложила немало усилий, чтобы заманить меня в ловушку, хотя на самом деле это я поймал ее... Что ж! – сказал Риччи, поднявшись с кресла. – Теперь вам все известно.

– Отнюдь нет. Поскольку мне не суждено покинуть этот дворец живым, я хотел бы узнать историю драгоценностей Бьянки Капелло... и тех, для кого они стали смертным приговором. Чисто профессиональное любопытство! И, разумеется, мне хотелось бы их увидеть.

– Почему нет? Не вставайте! Они здесь.

Риччи, подойдя к стоявшему в углу флорентийскому секретеру хорошей работы, достал из него современный, но потертый футляр черной кожи и протянул его Морозини:

– Вот! Смотрите!

Ощущение нависшей страшной угрозы отступило перед восхищенным волнением, которое всегда испытывает знаток украшений и эксперт по драгоценностям, когда в его руки попадает необыкновенная вещь. А этот гарнитур – крест и серьги – был уникален по красоте камней и совершенству ювелирного искусства. Особенно хороши были великолепные рубины цвета «голубиной крови» колдовского темно-красного оттенка, на фоне которых отчасти тускнели алмазы и жемчуг, что, впрочем, и являлось их назначением – они подчеркивали безупречный пурпурный блеск. Настолько прекрасны были эти камни, что длинные аристократические пальцы Альдо подрагивали, когда он прикасался к ним. Его так прельстила их глубина, что на секунду он забыл о крови, которая пролилась из-за них, после того как они покинули пределы мастерской.

– Они изумительны! – заключил он. – Поистине достойны королевы! Вполне понятно, отчего Мария Медичи превозмогла ненависть к своей мачехе ради удовольствия носить их!

– Она их никогда не носила. Несомненно, они хранились в ее шкатулке для драгоценностей, когда она отправилась во Францию, чтобы выйти замуж за Генриха IV. Но у нее было так много украшений, что она подарила этот гарнитур своей фаворитке, Леоноре Кончини.

– Галигаи[45]! – вскричал Альдо, слишком взволнованный, чтобы удивиться неожиданной эрудиции мафиозо. – Вот почему они никогда не числились среди Драгоценностей Короны!

После казни этой женщины будущий герцог де Люин, надо полагать, завладел частью ее имущества. Это украшение наверняка было самым красивым из всех, и весьма вероятно, что он вручил его своей супруге, знаменитой герцогине де Шеврез...

– Конечно! – нетерпеливо перебил Риччи. – Сверх того, что я сообщил вам и что сам узнал от Чезаре, остается упомянуть одно: в начале века эти драгоценности вернулись во Флоренцию. Они принадлежали матери графа Павиньяно, любовником которой стал мой брат. Чезаре был великолепен тогда, и ни одна женщина не могла устоять перед ним. Статуя Давида работы Микеланджело, украшающая флорентийскую Сеньорию, дает некоторое представление о нем. Он страстно увлекался историей рода Медичи, частицу крови которых мы унаследовали от прабабки...

– Я полагал, что вы сицилийцы!

– Одно другому не мешает, вам следовало бы это знать! Семейство Павиньяно тоже происходит из Сицилии, однако донна Мария, мать, была из Флоренции, где у нее сохранился фамильный дворец. Она часто встречалась там с Чезаре, и во время одного из таких путешествий он познакомился с Бьянкой Буэнавентури, в которую безумно влюбился: она очень напоминала ту, кого он считал идеалом женской красоты – Бьянку Капелло. Она тоже полюбила его, и они собирались пожениться, когда к ней воспылал страстью Павиньяно. Он был богат, а я только начал сколачивать состояние благодаря имевшимся у меня связям. Тягаться с ним мы тогда не могли, но Бьянка поначалу отвергла его: расстаться с Чезаре было свыше ее сил. И Павиньяно использовал другие средства: однажды ночью нанятые им люди схватили моего брата, притащили в потайное место и изувечили.

– Разве не проще было убить?

– Мертвец порой обладает большой силой! Бьянка могла бы долго его оплакивать, а Павиньяно не терпелось затащить ее в постель: надо было сделать так, чтобы Чезаре вызывал у нее ужас, и вы сами убедились, что результат превзошел все их ожидания.

При воспоминании об увиденном вчера кошмарном лице Морозини содрогнулся: безносое, безгубое, распухшее, испещренное шрамами от ожогов, которые покрывали также почти лысый череп, одноглазое – на месте второго глаза осталась лишь складка фиолетовой кожи. Это лицо было методично, с отвратительной жестокостью уничтожено, но и тело изуверы не пощадили: Чезаре хромал и, подобно обезьяне, передвигался сгорбившись, почти касаясь пола длинными руками.

– Как ему удалось вынести такое? – подумал он вслух.

– Он был очень силен, и ни одной смертельной раны ему не нанесли. Потом его бросили в том месте, где я его нашел. Меня уведомили анонимным письмом. Избавлю вас от описания пройденного им крестного пути: он сумел выжить, хотя все считали его погибшим. Благодаря связям с мафией, я поместил его в надежную больницу, где никто не смог бы повредить ему. Разум он сохранил, и мы оба поклялись отомстить. Палачей нашли – их смерть была ужасной. О том, что случилось с Павиньяно и его невестой, вы знаете. Я собственноручно перерезал горло Бьянке и снял с нее драгоценности. Что до Павиньяно, его больше никто никогда не видел. Ибо он был похищен моими друзьями – вы бы сказали, моими сообщниками, верно? Ему облили лицо серной кислотой, прежде чем похоронить заживо...

Несмотря на все свое хладнокровие, Альдо чуть не задохнулся от ужаса. Он давно знал, до какой жестокости доходят люди – особенно сицилийцы – в делах, связанных с местью, но эту историю было тяжело даже слушать. Ему пришлось сделать усилие над собой, чтобы спокойным тоном задать мучивший его вопрос, хотя гримасу отвращения он скрыть не сумел:

– Я не понимаю, вы забрали драгоценности. Как же получилось, что они попали к Солари, которую вам пришлось убить?

– По самой простой причине: драгоценности у меня украли. Признаюсь, что мне стоило большого труда найти их. Я затратил много времени, прежде чем выяснил, что вором был отец Терезы. Сам он уже отошел в мир иной, избавив меня от необходимости мстить...

– И вы в очередной раз предпочли сделать жертвой невинную женщину?

– Драгоценности были нужны мне, чтобы украшать двойников Бьянки, которых я постоянно искал для Чезаре. Благодаря его финансовому гению – а также войне! – моя империя расширялась. И я построил для него этот дворец...

– ...где ему приходится жить в подземелье! Хотя и великолепно обустроенном, не могу не признать..

– Порой он заходит в эти апартаменты. И даже живет здесь. Его люди тогда берут под охрану весь дворец. Только наружная охрана и садовники остаются на своих местах.

– И они способны смотреть на него без содрогания?

– В их присутствии Чезаре носит маску. Платят им по-королевски, и они знают, что, если проболтаются или не доглядят за ним, долго не проживут. Лишь одно человеческое существо видит его таким, как он есть. Это женщина, медсестра, которая полюбила его еще до катастрофы и ухаживала за ним в больнице. Она уродлива и жизнь свою посвятила ему. Добавлю, что познаниями своими она превосходит любого врача: я об этом позаботился.

– Женщина? И он не покушается на нее?

– Я же сказал вам, она уродлива. Сверх того, желание и ярость вызывают у него лишь те, кто похож на Бьянку. В его апартаментах есть портрет Венецианской колдуньи, а также изображения двух его «жен», ибо вы должны ясно понять: я беру их в супруги, так сказать, по доверенности, ведь нас обоих зовут Чезаре. Только последнюю невесту не удалось изобразить на холсте за недостатком времени, но это уже не имеет значения... Она станет его спутницей в смерти и упокоится в мире рядом с ним.

– В мире? После того, что ей придется пережить?

– Она будет страдать меньше, чем другие, поскольку завтра в этот час все взлетит на воздух, включая и вход в подземелье... Вы позволите мне забрать мои драгоценности? – добавил он, защелкнув футляр, в который Альдо положил вслед за серьгами крест. – Пусть наша дорогая Мэри порадуется, когда наденет их перед свадебным ужином. В последний раз этот крест украсит грудь женщины...

– Вы намереваетесь уничтожить и гарнитур?

– Такое чудо? Вы шутите! Я возьму его с собой как самый прекрасный символ принятого мною добровольного рабства, а также моей свободы...