Флейм закричала, не в силах совладать с собой, настолько неожиданно все произошло. Они, уже одетые, лежали в объятиях друг друга, когда в ушах отозвался грохот взрыва. Облако пыли осело на их потные лица.

– Черт побери, я и не подумал об этом, – услышала она над собой загробный голос Риса, пытавшегося наладить лампочку. – Должно быть, они не смогли справиться с камнем иначе!

Дрожа, Флейм поднялась на ноги.

– Но взрыв помог?

Выяснить это можно было только одним способом: в мрачном молчании они стали карабкаться вверх, пытаясь понять, что на другой стороне завала – свобода или склеп?

Наверху их родственники томились в ожидании. Для Джульетты нашли складной стул – опираясь на палку, она села. Ее голубые, как лед, глаза, не отрываясь смотрели в сторону подъемника.

Франческа прижалась к Оуэну, который благодаря любви и заботам жены чувствовал себя физически почти здоровым. Ему было так приятно сейчас, что она нуждается в нем. Но надолго ли хватит ему этого счастья, если он потеряет Риса?

Мария первая услышала звук.

– Слушайте, – сказала она, – что-то скрипит! Должно быть, подъемник.

– Да, смотрите на трос! – Голос Оуэна был не просто взволнованным, но в нем слышался и страх.

Наконец подъемник поднялся, и все ожидавшие кинулись к нему. На секунду воцарилось молчание. Люди, без перерыва работавшие восемнадцать часов, жаждали увидеть тех, ради кого старались. Первой из подъемника вышла Флейм, у нее в этот момент волосы были цвета заходящего солнца и лицо богини!

Веселые крики огласили воздух. Улыбаясь, Майк Фарауэй вышел из подъемника и обернулся к Рису Декстеру, следовавшему за ним. Риса хлопали по спине, он тоже улыбался, чувствуя дружескую атмосферу, благодарил своих спасителей, глядя на их грязные, потные и счастливо улыбающиеся лица.

А Флейм с благоговением смотрела на закат, глубоко вдыхая воздух, казавшийся таким свежим, холодным и напоминавшим воздух морозного зимнего утра в Англии… Потом она посмотрела в сторону и тут увидела своих родных! Они стояли в нескольких ярдах. Радостно крича, она кинулась к ним, бросилась в любящие объятия Франчески. Обе, не обращая ни на кого внимания, разрыдались.

– О мама, – прошептала Флейм тихо, уткнувшись матери в волосы. – Как хорошо быть живой!

ГЛАВА 30

Незаметно пролетели три месяца. Рис вынужден был остаться в Австралии, пообещав приехать в Англию, как только шахта будет в порядке и начнет работать на полную мощность. Флейм велела себе забыть о кошмаре в шахте и вернуться к нормальной жизни, а это означало – закончить работу над коллекций Софии ди Маджори.

Войдя в цех, она удивилась, что работа так быстро продвигается. Более того, после нескольких осторожных вопросов она поняла, что никто в Вудстоке ничего и не слышал об инциденте на шахте. Джастину даже не пришло в голову сказать им об этом! Флейм стало обидно. Как же сильно он ненавидит ее, думала она печально, если даже такое событие не тронуло его сердца.

На второй день после возвращения в Равенскрофт Фрэнк Йенсен задержал Флейм в библиотеке и рассказал о переменах к лучшему, происходящих в Джастине. Он говорил о причинах, по которым ее брат стал таким, и Флейм поняла наконец, какое одиночество, боль и муку пришлось испытать ему в детстве. За это она могла ему простить все!

За эти несколько недель, когда она с нетерпением ждала Риса, наблюдая, как претворяются в жизнь и становятся реальностью придуманные ею украшения, Флейм несколько раз убеждалась сама, насколько благотворным оказалось влияние Фрэнка на Джастина. Франческа и Оуэн тоже радовались этому.

Но что-то было не так! Флейм чувствовала. Брат больше не смотрел на нее с холодной ненавистью, и это, вопреки всему, тревожило ее. Были моменты, правда мимолетные, когда она была уверена: Джастин выжидает! Но Рис вернулся, и Флейм почувствовала себя спокойнее. В его объятиях она перестала просыпаться в холодном поту от ужаса, что на нее рушится крыша или что ее брат гоняется за ней по дому с топором…

Прошло еще некоторое время, и однажды утром Флейм радостно сбежала по лестнице в столовую: Джульетта и Мария приехали накануне вечером, и она спешила их поцеловать.

– Я так рада, что ты здесь, – сказала она, обнимая Джульетту, как всегда выглядевшую безупречно: в сапфирового цвета атласной блузе и длинной бежевой замшевой юбке.

– Я ни за что на свете не пропущу такого события! – уверила ее Джульетта.

Флейм села рядом с Рисом, он молча взял ее руку в свою и сильно сжал.

У Флейм, хотя она и собиралась позавтракать со всеми, напрочь пропал аппетит. Она и раньше нервничала, когда ди Маджори рассматривала ее рисунки, но то, что она испытывала сейчас, уже напоминало настоящую панику: ровно через двенадцать часов София ди Маджори увидит всю коллекцию в готовом виде?! И подарок-сюрприз тоже. Кто знает, как она отнесется к этому?!

– По крайней мере мы теперь спокойно позавтракаем, – вздохнула Флейм, радуясь атмосфере дома.

Дизайнеры, реставраторы, профессиональные чистильщики ковров и мойщики окон – все, готовившие дом к приему гостей, ушли наконец.

Прием планировали провести в Лондоне, но потом решили устроить в Равенскрофте. Для этого Флейм выбрала бальный зал, огромный, с высоким потолком, с черно-белыми плитками на полу и большим рядом створчатых окон. Четыре соседние комнаты будут служить столовой. Накануне Флейм все проверила, в который раз поражаясь благородной красоте Равенскрофта. Она могла лишь предположить, какое удовольствие при виде всего этого будут испытывать фотографы, приглашенные из всех престижных газет и журналов столицы!

Вошел Чамберлен. Значит, кто-то уже прибыл.

Флейм застонала, схватила газету и закрылась ею. Джульетта тихо захихикала, а Франческа с Марией обменялись понимающими взглядами.

– Я встречу, Чамберлен, – Франческа легко и нежно провела рукой по огненной головке дочери и вышла.

Оуэн и Рис переглянулись и пошли за ней.

Снова раздался звонок. Чамберлен вернулся и доложил:

– Миледи, музыканты. Они говорят, что им нужно установить усилители.

Флейм снова застонала, но не успела ответить, как раздался еще один звонок. Чамберлен вернулся.

– Электрики, миледи. Вы заказывали специальное освещение в бальном зале?

Да, она заказывала. Для стола, на котором будут разложены украшения.

В это время Фрэнк Йенсен не спеша вошел в комнату. А следом Джастин.

Фрэнк посмотрел на него, но ничего не сказал, наблюдая, как тот налил себе кофе, и сел.

Джастин проверил часы. Десять тридцать, если бы в цехе поймали людей Феликса Барстоу, он бы, наверное, уже узнал про это. Но все было тихо… Глаза его встретились со взглядом сестры. Интересно, ее отправят в тюрьму? Вполне вероятно. Сам-то он в абсолютной безопасности! Всем известно, что он почти не участвовал в выполнении заказа. Да и потом – он улыбнулся – к тому времени он уже будет в швейцарской клинике у Фрэнка Йенсена…

Флейм почувствовала, что ее охватывает страх. Джастин что-то задумал! Она уже не сомневалась. Но что он мог сделать? Она сама проверила все работы. Они великолепны! Но ужасная тревога не покидала ее. И в этом она была не одинока: Фрэнк тоже настороженно думал, что же он упустил из виду? Джастин говорил с ним как-то слишком… беспечно и спокойно. Как если бы он… решился на что-то очень серьезное. Может быть… побороть в себе ненависть? Но Фрэнк знал его слишком хорошо: он не был бы сейчас таким благодушным, если бы не чувствовал уверенности в победе. Для Джастина победа это все! Фрэнку не понравилось даже то, что Джастин охотно пошел с ним к Роджеру. В уме он сделал зарубку – поговорить с Рисом, как только тот появится. Предупредить, чтобы следил за Джастином, как ястреб!


Первые гости стали появляться в шесть. «Роллс-ройсы», «бентли», «ягуары», спортивные «феррари», «ламборгини» и «порше». Флейм вместе с другими членами семьи стояла у входа, приветствуя всех.

Гости представляли собой очень пеструю толпу. Английская и итальянская аристократия, журналисты, старые друзья и новые друзья. Сотрудники «Альционы», конечно, и важные чиновники. Флейм подмигнула Уолту Мэттьюзу, поцеловала в щеку Гюнтера Восса за его замечательную работу. Оуэн, Рис и Джастин оделись специально к ужину. Рис и Оуэн в черном, Джастин в белом. Как красиво они выглядят, заметила Флейм, но ее глаза при этом были устремлены только на Риса.

Джульетта тоже произвела впечатление на гостей. Её седые волосы были собраны в высокую прическу, а изящную фигуру подчеркивал красный шелк. Несмотря на восемьдесят лет она была удивительно красива. Франческе очень шел вечерний туалет из изумрудного бархата. Мария выглядела так грациозно в голубом гипюре…

Но Флейм потрясла всех! Мужчины не сводили с нее глаз, а женщины явно завидовали. Не желая затмить Софию, она надела черное узкое бархатное платье, простое, с вырезом углом спереди и сзади. Ножки веселили изящные серебряные туфельки на высоченных каблуках. Почти никаких украшений на Флейм не было, только чеканного серебра часы-браслет и серебряные серьги с бриллиантовыми каплями. Ее собственной работы, конечно.

Учитывая, что идет на ювелирный праздник, каждая гостья надела самые лучшие украшения. Но именно Флейм притягивала все взгляды. Ее невероятного цвета волосы, поднятые вверх, каскадом опускались на плечи, потрясающе контрастируя с черным платьем и серебром.

Ровно в семь появились главные гости. София ди Маджори вошла в зал, и все восхищенно ахнули. Флейм обрадовалась, что ее заказчица – в белом бархатном платье, с оголенной шеей и руками. Без единого украшения.

Подойдя к ней, Флейм искренне улыбнулась, они обнялись, и фотографы как безумные бросились на них в атаку, ослепляя своими вспышками.

– Кара, я хотела бы познакомить тебя с моим язычником. – София взяла за руку толстого, невысокого, но красивого мужчину, стоявшего рядом. – Это мой муж, Гвидо Лучиано. Гвидо, это леди Сирамор-Форбс, известная среди друзей под именем Флейм.