Флейм, Франческа и Оуэн наблюдали, как Чамберлен убирал разбитое стекло, потом вынес его вместе с чашей. Все почувствовали известную неловкость. Франческа, Флейм и Оуэн тоже жили в домах, где прислуга готовила, убирала, но и Корральдо и Декстеры иначе относились к ней. Они называли слуг по имени и никогда не унижали их. Джастин же, по всей вероятности, даже не знал имени Чамберлена. Он не просил, а приказывал. Оуэну стало жаль старика, который, казалось, был сама преданность. Франческа смутилась, вспомнив, что слуги говорили за спиной Малколма. Может, этот человек, Чамберлен, тоже жалуется на ее сына на кухне?

Флейм немного растерялась. Она вовсе не ожидала, что Джастин упадет к ним в объятия. Это не английская манера поведения. Но брат не должен был проявлять и откровенную враждебность… Флейм и Франческа много раз обсуждали эту встречу и, казалось, готовы были ко всему, а теперь…

Джастин сел в любимое кожаное кресло и, вытянув перед собой ноги, обвел всех немигающим, пристальным взглядом. Франческа, предполагая, что самый трудный момент встречи позади, начала успокаиваться. Она молилась только об одном – о шансе! У нее было ощущение, что Джастин готов дать его ей.

– Джастин, я… Мне надо с тобой поговорить. Абсолютно откровенно. Ты не против? – тихо начала Франческа.

Внутри у Джастина уже поднималась паника, он быстро подавил ее и улыбнулся.

– Ну конечно, нет. Вы за этим и приехали, не так ли? Поговорить!..

– Скорее даже объяснить… объяснить тебе, как все произошло и что меня мучило больше всего эти долгие двадцать лет…

Джастин пожалел, что у него самого сейчас нет рюмки бренди, потому что от взгляда этой женщины во рту все пересохло. Он не знал, как защититься от матери. Он ведь понятия не имел, что такое мать.

– Что тебе говорил отец? – поколебавшись, спросила Франческа, решив начать прямо и откровенно.

– Говорил? – переспросил Джастин.

– Малколм тебе ведь, вероятно, говорил, почему меня нет рядом с тобой? Что именно, Джастин? Я должна знать. Прежде чем мы начнем… понимать друг друга, нам надо понять прошлое. – Франческа, сидевшая на краешке дивана, подалась вперед.

Джастин пожал плечами, явно не желая участвовать в мелодраме.

– Да он почти не говорил о вас, – бросил он, надеясь заставить Франческу почувствовать собственную незначительность. – Я понял одно: он женился на вас по страсти, о которой быстро пожалел. Зная отца, я думаю, он и вас заставил пожалеть. – Сердясь на себя за то, что сказал лишнее, Джастин, добавил: – Вы надоели ему, он – вам. Единственной проблемой, как я понимаю, были мы. Альциона и я.

– Флейм, – поправила сестра.

– Извини, Флейм и я, – Он улыбнулся ей и снова повернулся к матери. – В данных обстоятельствах, как я понимаю, вы поступили совершенно логично. Поделили детей: мальчика отцу, девочку – матери. Все очень просто.

Франческа закрыла глаза, ощутив боль в горле, которая мешала ей говорить.

– Что-то в этом роде я и собиралась услышать…

– И вы росли, – медленно сказал Оуэн, – считая, что мать оставила вас по собственному желанию?

Джастин вдруг напрягся, словно ступил на тонкий лед. Ему это не понравилось.

– Это так и было.

– Нет, не так, – покачала головой Франческа.

Она не повысила голоса, не произнесла ничего напыщенного. Просто отвергла привычный для Джастина факт.

– А разве это имеет значение?

– Ну конечно, имеет! – воскликнула Флейм, и состояние ее души отразилось в голосе и во взгляде. – Как ты можешь так говорить?! Мама никогда не оставляла тебя. Не бросала! Малколм заставил ее уйти!..

Джастин посмотрел на сестру, удивленный внезапной вспышкой страсти. А ей-то что? Она выросла в уютном доме, с мамой, в светлом и спокойном мире итальянской семьи.

– Папа заставил ее уйти? – Джастин специально употребил слово «папа» и увидел, как Флейм виновато вспыхнула.

– Да, именно так и было, – кивнула Франческа. – Я узнала о его любовной связи… Не буду отрицать, это и стало поводом нашего развода. Но Малколм совершенно обезумел, когда я попыталась забрать тебя. Он вышвырнул меня из дома, заявив, что я могу оставить себе Флейм, но не тебя.

Джастин долго молчал. Он-то знал своего отца. Но все равно!..

– А почему вы не боролись за меня?!

Франческа вздрогнула. Материнским чутким ухом она уловила упрек и поняла, как надрывалось его сердце, сколько страданий скрывалось за его гневом.

– Я боролась.

– Она боролась!

– Она боролась. Как одержимая!..

Все трое заговорили одновременно. Но последняя фраза принадлежала Флейм. Она прозвучала очень страстно.

– Я росла вместе с тобой, Джастин, хотя ты этого не знаешь. Каждый день мама, дедушка, адвокаты занимались тобой. Я росла, постоянно слушая их разговоры о судебных заседаниях, об отказах, о том, как можно законным путем вернуть тебя. И всегда Мал… наш отец выигрывал. Мама плакала ночами, проиграв очередной раунд. Она сражалась за тебя, пока ты рос. Она боролась всем своим существом. Я знаю. Я видела. – Голос Флейм задрожал от волнения и непролитых слез, и она глубоко вздохнула. Она должна заставить его понять! Раз и навсегда. Это так важно. Но прежде чем она смогла продолжить, вступил Оуэн:

– Вы выросли в этой стране, на верхней ступени иерархии, Джастин, и должны понимать более, чем кто-либо, как трудно вашей матери было отвоевать вас. Вы – наследник графского титула и миллионов фунтов стерлингов, которых стоит имение. Отец был очень богат и с хорошими связями в юридическом мире. Малколм всегда мог позвонить своему однокашнику по Итону. Скажем, судье Икс… Пригласил его в свой клуб, они хорошо посидели, выпили по бокалу портвейна, а потом перешли к скучному делу. Какая-то итальянка пытается забрать твоего сына? Этого нельзя допустить, старина!.. Вот как все было. Разве не понятно, Джастин?

Джастин вздохнул и устало провел рукой по лбу. Потом мрачно кивнул.

– Да, так могло быть.

– Именно так и было, сынок, – тихо сказала Франческа. – Я никогда не переставала бороться за тебя. До восемнадцати лет. Потом ты мог уже и сам, по своей воле увидеться со мной. Я даже написала письмо, попросила навестить меня…

Джастин вздрогнул.

– Письмо?

Франческа вздохнула.

– Ты не получил его? Да?

Губы Джастина мрачно дернулись.

– Надо было совсем не знать отца, чтобы посылать письмо на этот адрес. Отец ведь… – Он резко умолк, испугавшись, что сказал больше чем нужно. – Нет, я его не получал, – закончил он.

– Я писала тебе не сюда, – сказала Франческа. – Я отправила его на адрес школы. Надеялась, что там ты его получишь… – Она не договорила, их глаза встретились. Оба подумали об одном и том же.

– Ну что ж, значит у отца были шпионы даже там, – сказал Джастин уже спокойнее.

– А что он говорил тебе о маме? – с любопытством спросила Флейм, и Джастин нарочито передернул плечами.

– Оскорблял ее, конечно, а чего можно было ожидать? – Потом, с вызовом посмотрев на сестру, спросил: – А что, Корральдо…

– Корральдо, по крайней мере, не лгали! – вспыхнула Флейм.

– Откуда ты знаешь? – Джастина разозлила ее уверенность.

Это несправедливо! Почему она чувствует себя так уверенно и спокойно, в то время как он в смятении? Ему удобно жилось со своими иллюзиями. А эти люди явились сюда и разбивают их одну за другой.

– Моя мама никогда не лжет, – сказала Флейм, и вдруг Джастин подумал, какая, наверное, замечательная мать Франческа. Его охватила ревность. Почему не он вырос с ней? Он тоже мог бы говорить спокойным, уверенным голосом. Почему так повезло этой сучке? – И тебе она тоже никогда не врала, – добавила Флейм, не подозревая о его мстительных, злых мыслях.

Джастин глубоко вздохнул. Он должен их обыграть! Усыпить бдительность, согласившись на роль заблудшей овцы, с благодарностью возвращающейся в любящее стадо. К тому времени, когда они поймут, что из ягненка вырос волк, для них будет слишком поздно. «Альциона» станет его собственностью. Ведь она для него – все! Прошлое осталось в прошлом. Малколм умер. И лишь «Альциона» имеет значение. О, они, конечно, очень умные и хитрые. Они даже не упоминают о деле. Неужели они считают его таким дураком? Они приехали сюда не ради него, они хотят понять, насколько просто отнять у него «Альциону». Он слышал, что на небезызвестного графа Корральдо Флейм не произвела особого впечатления. Он знал и о шумихе с ее так называемыми дизайнерскими работами. Итак, милая сестричка решила, что компания станет ее. А Франческа, эта мать-совершенство, похоже, даже не сомневается в этом!.. Только через его труп!

Со слабой улыбкой Джастин повернулся к матери.

– Итак, – тихо сказал он, – вы никогда не будете мне лгать?

Франческа почувствовала, как по спине пробежала холодная дрожь, но она превозмогла ее. Джастин имел право на гнев и недоверие. Понадобится время, но она заставит понять, как сильно любит его.

– Да, я никогда не стану тебе лгать, я тебя слишком люблю!

Джастин улыбнулся.

– Вот уже и солгали! Как вы можете любить, не зная меня?

Франческа побледнела. Но потом полезла в сумочку и вынула альбом с фотографиями. Джастин отпрянул, когда она протянула его ему.

– Это ты, – сказала Франческа. – Ты всегда со мной.

Он увидел снимок, на котором ему шесть лет. День рождения. А это в Итоне. А на последней фотографии он в лодке.

– Откуда они у вас?

– Мне ведь надо было как-то узнавать о тебе, – бесхитростно сказала Франческа. Она понимала, что, сохраняя внешнее спокойствие и вежливость, он весь кипит. Она чувствовала его злость и какой-то сверхмощный неестественный самоконтроль, который ее тревожил. – Мне надо было видеть, как ты растешь, и только таким способом я могла это сделать, Джастин!..

Он отвел взгляд от фотографий, не зная, что глаза его потемнели и стали темно-серыми. Франческа с трудом перевела дыхание.

– Я радовалась, когда получала известия о твоих победах в крикет. Я плакала, когда узнала о твоей собаке, Тоби, кажется…