— Это ложь. — Склонив голову, я поцеловал ее еще раз и отпустил. Когда она отвернулась уходя, я шлепнул ее по попке, от чего она подпрыгнула и грозно посмотрела на меня. Я рассмеялся. — Тебе понравилось.

Ее пылающие щеки подтвердили мои слова.


На улице шел снег, довольно быстро образуя сугробы. Я был рад, что смог убедить Пироженку пропустить завтра со мной занятия. Пары все равно будут проведены, но кампус превратиться в ледяную ловушку.

Я взглянул на нее и улыбнулся. После того, как мы поели пиццу и позависали с Олли, она вымоталась. Крепко уснув, она свернулась на боку, положив голову мне на колени. Я убрал назад прядь волос с ее щеки.

— Знаешь, она милая. — Олли наклонился вперед, забрал последний кусок пиццы и встал. — Только она может отрубиться в присутствии нас неотразимых.

Я тихо рассмеялся. — Для нее это слишком. Она была сражена.

Он усмехнулся и перешагнул через меня. — Я пойду.

В тишине, я пробежался взглядом по элегантным изгибам ее лица, запечатлев в памяти линии и углы. Ранее днем, когда я шел с Олли к западному кампусу, он сказал, что я под каблуком. Забавно, но мня это не взбесило. Я рассмеялся. Возможно, я был немного загнан под каблук. Может быть, я был немного одержим. Может я был…

На кофейном столике зажужжал телефон Эвери, и экран засветился, я посмотрел прежде, чем осознал что делаю.

«Ты лживая шлюха. Как ты можешь выносить себя?»

Я наклонился вперед, прочитав сообщение три раза до того, как экран погас и оно пропало.

Я отупел от шока. Я не правильно его прочитал. Три раза? Вряд ли. Мышцы спины и шеи сковало. Не знаю, как долго я так сидел, онемевший от потрясения, но после шока, мои вены наполнились яростью, словно медленно распространяющийся огонь. Кто, черт подери, мог ей такое прислать? Лживая шлюха? Я хотел найти того, кто на такое способен и вырвать у него позвоночник.

Но зачем кому-то писать ей такое? Если Эвери была шлюхой, тогда не знаю, какой должна быть монашка. Мускул на подбородке начал подрагивать и не перестал, когда Эвери заворочалась.

Зевая, она села и убрала длинные пряди волос с лица. Сонная улыбка появилась на ее пухлых губах. — Прости. Я не хотела засыпать на тебе.

Я посмотрел на нее, не уверенный стоит ли ей что-то говорить.

Она выпрямилась, внимательно посмотрев на меня. — Все в порядке?

К черту. Я не спущу это на тормоза. Я бросил взгляд на стол. — Тебе пришло сообщение, пока ты спала.

Она нахмурила брови, проследив за моим взглядом, и подалась вперед, хватая телефон. Она резко вздохнула, касаясь экрана.

Я наблюдал за тем, как от ее лица отлила кровь, и почувствовал, как мое беспокойство растет. — Оно высветилось на экране, когда пришло.

Трясущимися руками она медленно положила телефон. Она не смотрела на меня, но продолжала на него пялиться.

— Ты прочитал сообщение?

— Не то чтобы специально. — Напряженно, я наклонился вперед. — Оно было прям там, светилось у тебя на экране.

— Но ты не должен был читать! — Она встала, обвив себя руками.

Ни фига себе. Постойте-ка. — Эвери, я не копался тайком в твоих вещах. Дебильное сообщение само пришло. Я машинально посмотрел. Может, это было не правильно.

— Это было неправильно!

Я глубоко вдохнул. — Хорошо. Это было не правильно. Прости, но это не меняет того, что я прочитал сообщение.

Она остановилась посреди комнаты, и в ее взгляде определенно читалась паника.

— Эвери, — начал я осторожно. Она посмотрела на меня. — Почему тебе пришло такое сообщение?

Она скрестила руки на груди. — Не знаю.

Я не поверил ей.

— Не знаю, — повторила она, а потом затараторила. — Время от времени мне приходят такие сообщения, но я не знаю почему. Думаю, просто ошиблись номером.

Я все еще не верил ей. — Ты не знаешь от кого они?

— Нет. Высвечивается неопределенный номер. Ты же видел. — Она продолжила прежде, чем я успел заговорить. — Прости, что перепугала тебя. Просто я удивилась. Я спала, а проснувшись, поняла, что что-то не так. А потом подумала… Не знаю, что я подумала, но прости меня.

— Перестань извиняться, Эвери. — Ненавижу, когда она так делает. — Не хочу слышать, как ты извиняешься. Я хочу, чтобы ты была честна со мной, милая. Это все, чего я желаю. Если ты получаешь такие сообщения, я должен об этом знать.

Она отступила назад. — Зачем?

Иногда, я спрашивал себя, разговариваем ли мы на одном языке. — Потому, что я твой парень, и мне не все равно, когда кто-то обзывает тебя шлюхой!

Эвери вздрогнула.

Сделав еще один глубокий вдох, я отвел взгляд. — Честно? Это бесит меня, даже если это случайное сообщение. Никто не должен посылать тебе такое дерьмо. — Я замолчал, найдя ее взгляд и удерживая его. — Ты же знаешь, что можешь мне все рассказать, правда? Я не буду тебя осуждать или злиться.

Как только эти слова слетели с моих губ, я понял, каким я был лицемерным. Вот я говорю Эвери, что она может мне рассказать все что угодно, бешусь от того, что она этого не делает, а сам храню секреты.

— Знаю, — прошептала она, а потом произнесла громче. — Я знаю.

Мое сердце подпрыгнуло, когда я заглянул ей в глаза. — И ты доверяешь мне, так ведь?

— Да. Конечно.

— Твою мать. — Я прорычал, и мышцы еще сильнее напряглись. В груди образовался комок льда. Рассказать ей было рискованно. Она может подумать, что я жестокий человек и уйти, но я должен быть честен, особенно когда жду этого от нее.

Я был напуган до чертиков.

Закрывая глаза, я признался, — Я не был полностью честен с тобой.

— Что?

Я потер подбородок. Назвался груздем — полезай в кузов, как-то так, верно? — Я говорю тебе, что ты должна доверять мне, и что можешь рассказать мне все что угодно, но сам не делаю этого. В конце концов, ты узнаешь.

Эвери быстро обошла журнальный столик и села на краюшек дивана.

— О чем ты, Кэм?

Я могу ее потерять, я понимал это, но должен был рассказать ей правду. — Помнишь, как я говорил тебе, что все мы совершаем поступки, которыми не гордимся?

Она кивнула. — Да.

— Я говорил это исходя из своего опыта. Только паре людей это известно. — Я выдержал паузу. — И это последнее, что мне бы хотелось тебе рассказывать.

— Ты можешь рассказать мне, — сказала она, пододвигаясь ближе. — Честно, ты можешь поговорить со мной. Пожалуйста.

Я не знал с чего начать. Это заняло какое-то время. — Я должен был выпуститься в этом году, вместе с Олли, но мне не суждено.

— Я помню, ты рассказывал мне, что был вынужден сделать перерыв.

— Это случилось на втором курсе. Я редко бывал дома летом, потому что помогал тренеру в футбольном лагере в Мэрилэнде, но когда бы я ни приезжал домой, сестра… она вела себя иначе. Я не мог и пальцем к ней притронуться, она была нервная, все время сидела у себя в комнате. Родители говорили, что она редко бывала дома. Моя сестра всегда была чуткой девушкой. Подбирала бездомных животных, парней сбившихся с пути. Даже когда она была маленькой, всегда дружила с самым непопулярным ребенком в классе. — Я улыбнулся, вспоминая об этом. — Потом она встретила этого парня. Он был года на два старше нее. Думаю, отношения у них были серьезными — насколько это возможно в шестнадцать лет. Я встречался с ним разок. Он мне не понравился. И это никоим образом не было связано с тем, что он путался с моей маленькой сестренкой. Было в нем что-то отталкивающее.

Я положил руки на колени, когда почувствовал знакомый привкус злости, зарождающийся во мне. — На День благодарения я приехал домой. Мы с Терезой дурачились на кухне. Она толкнул меня, и я толкнул ее в ответ, в руку. Легонько, а она вскрикнула, как будто я влупил со всей силы. Сначала, я подумал, что она прикидывается, но в ее глазах были слезы. Вся эта ситуация замялась, и я забыл о ней, но утром в День Благодарения, мама вошла в комнату, когда Тереза стояла в полотенце и все увидела.

Эвери глубоко вздохнула, а я покачал головой. — Моя сестра… вся была в синяках. Все руки и ноги. — Я сжал руки в бесполезные кулаки. — Она сказала, что это из-за танцев, но все мы понимали, что от танцев таких синяков не бывает. Понадобилось почти целое утро, чтобы выбить из нее правду.

— Это был ее парень? — спросила она тихо.

Я тяжело сглотнул. — Этот мелкий ублюдок бил ее. Делал это с умом, бил туда, где не просто увидеть синяки. Она оставалась с ним. Сначала, я не понимал по какой причине. Оказалось, что она слишком его боялась, чтобы расстаться с ним. Не в силах усидеть на месте, я встал и пошел в сторону окна. — Кто знает, как долго он бы продолжал, если бы мама не вошла тогда в комнату. Рассказала бы Тереза об этом когда-нибудь? Или этот сукин сын продолжал бы ее избивать, пока бы не убил?

Я наклонил голову вперед. Все это чувствовалось, как будто произошло вчера — злость и беспомощность. — Боже, я был так зол, Эвери. Я хотел убить эту козлину. Он избивал мою сестру. Отец хотел вызвать полицию, но что бы они сделали? Они оба были несовершеннолетними. Его бы пристыдили и отправили бы к психологу или еще чего. А это бред сивой кобылы. Я был не согласен на такое. Я пропустил праздничный ужин, и нашел его. Я постучал в его дверь, и он вышел. Я сказал, чтобы он больше не подходил к моей сестре. И знаешь, что он мне ответил?

— Что? — прошептала она.

— Выпятив грудь вперед, он рассмеялся мне в лицо и сказал, что будет делать, что захочет. — Я рассмеялся, хотя в этом не было ничего смешного. — Я съехал с катушек. Сказать, что я разозлился, значит, ничего не сказать. Я был в ярости. Я ударил его, и не остановился. — Когда я развернулся к ней, пульс колотился, как бешеный. — Я не прекратил его бить, даже когда вышли его родители, когда его мама начала кричать. Понадобилось двое полицейских, чтобы оттащить меня от него.