Она улыбнулась, и Найниэн, который уже было напрягся и собрался спорить, понял, что тоже улыбается ей в ответ, и забормотал что-то о том, как он ей благодарен.

Люсилла, наоборот, нахмурилась:

– Да, но… Конечно, я понимаю, что ты должен вернуться домой, но что ты будешь отвечать, когда тебя спросят, что случилось со мной?

Найниэн в замешательстве уставился на нее и после паузы, в ходе которой он тщетно искал выход из сложившейся неловкой ситуации, сказал:

– Я не знаю. Наверное, я скажу, что я не могу ответить на этот вопрос, потому что дал слово, что я тебя не выдам.

На лице Люсиллы можно было с легкостью прочесть все, что она думает по поводу подобного развития событий.

– В таком случае можно сразу сказать, где я, потому что отец прикажет тебе сделать это, и ты, как всегда, не сможешь устоять!

– О, почему, ну почему ты не сделала так, как я тебя просил? Я предупреждал тебя, что ничего хорошего из твоего бегства не выйдет! А если ты ставишь мне в упрек то, что я сопровождал тебя, то это… это просто неслыханно. Хорошим же джентльменом я был бы, если бы позволил глупенькой школьнице в одиночестве разъезжать по всей стране!

– Я вовсе не глупенькая школьница! – возмутилась Люсилла, вспыхнув.

– Нет, это именно так! Ты ведь даже не знала, что для того, чтобы отправиться куда-либо в почтовом дилижансе, нужно купить билет. И не знала, что из Эймсбери не ходят дилижансы до Бата! В хорошенькой же ты оказалась бы ситуации, если бы я не отправился с тобой!

Мисс Уичвуд в этот момент встала из-за стола и решительно заявила, что дальнейшее обсуждение должно проходить в гостиной. Подоспевшая мисс Фарлоу тут же добавила:

– О да! Это гораздо разумнее, потому что никогда не знаешь, когда в столовую могут войти Лимбери или Джеймс, и никому не нужно, чтобы слуги услышали разговоры, – я, конечно, не хочу сказать, что Лимбери, такой респектабельный чело-век, подслушивает под дверями, но прислуге всегда известно все до самых мелочей, а откуда это может быть известно, если не подслушивать под дверями, я просто не знаю! Эймсбери! Никогда в жизни там не была, но знакома с несколькими людьми, которые там бывали, и мне кажется, что знаю об этом месте буквально все! Стоунхендж!

Она с триумфом улыбнулась своим собеседникам и направилась к выходу из комнаты вслед за мисс Уичвуд. Оба молодых гостя мисс Уичвуд были воспитаны в строжайших правилах, и поэтому никто из них не произнес в ответ ни слова, но за спиной у нее они обменялись весьма красноречивыми взглядами, и мистер Элмор вполголоса спросил у мисс Карлтонн, какое отношение имеет ко всему происходящему Стоунхендж?

Удобно устроив своих гостей, мисс Уичвуд заметила, что она, обдумав сложившуюся ситуацию, пришла к выводу, что Найниэну лучше всего будет рассказать своим родителям и миссис Эмбер всю правду. Она не смогла удержаться от смеха, увидев два замерших от ужаса юных лица, но тут же посерьезнела:

– Видите ли, дорогие мои, это – единственное, что можно сделать! В других обстоятельствах – например, если бы миссис Эмбер плохо обращалась с Люсиллой, – я могла бы пойти на то, чтобы держать ее присутствие в доме в тайне, но насколько я понимаю, к ней никогда в жизни никто плохо не относился!

– О нет, нет! – тут же воскликнула Люсилла. – Я никогда этого не говорила! Но ведь существует и другой вид тирании, мэм! Я не могу объяснить, что я имею в виду, и, наверное, вы никогда этого не испытывали, но…

– Я не испытывала этого, но я понимаю, что вы имеете в виду, – сказала Эннис. – Это тирания слабости, не так ли? А оружием такого тирана становятся слезы, упреки, истерики и тому подобные средства, которыми пользуются такие женщины, как ваша тетушка!

– О, так вы понимаете! – радостно воскликнула Люсилла.

– Конечно, понимаю! Но и вы попытайтесь в свою очередь понять меня. Я не могу пойти против своей совести, Люсилла, и спрятать вас от вашей тети. – И, подняв палец, она заставила замолчать уже готовую было вступить в спор Люсиллу. – Нет, позвольте мне закончить. Я собираюсь написать письмо миссис Эмбер и спросить ее, не разрешит ли она вам погостить у меня несколько недель. Найниэн завтра отвезет мое письмо, и я надеюсь, что он сможет убедить вашу тетушку в том, что я – весьма респектабельная личность, способная должным образом о вас позаботиться.

– Можете быть в этом уверены, мэм! – воскликнул Найниэн с энтузиазмом в голосе. Но через мгновение на его лицо снова набежала тень сомнения. – Но что мне делать, если она не согласится? Она – очень мнительная дама, понимаете, и она почти никогда не позволяет Люси выходить из дому без нее, потому что она постоянно боится, что с Люси может что-нибудь случиться, например ее похитят. Такой случай действительно произошел с какой-то девушкой в прошлом году, но, конечно, не у нас – там этого просто не может случиться!

– Да, с тех пор, как умер дядя Эйбел, она каждый вечер запирает все окна и двери на засовы, – поддержала его Люсилла, – и заставляет дворецкого брать с собой в постель все наше серебро, а сама прячет свои драгоценности под матрасами!

– Бедняжка! – ответила с сожалением мисс Уичвуд. – Если она так беспокоится, то ей следовало бы завести хорошего сторожевого пса!

– Она боится собак, – мрачно произнесла Люсилла. – И лошадей! Когда я еще была маленькой, у меня был свой пони. О, Найниэн, ты помнишь, как прекрасно мы проводили время в поисках приключений, даже увязывались за охотниками, а нам этого делать не разрешалось, но егерь был нашим хорошим другом, и он только говорил нам, что мы – пара шалопаев и наверняка окончим наши дни в Ньюгейтской тюрьме!

– Конечно помню, клянусь Юпитером! – радостно воскликнул Найниэн. – Он был отличным охотником! Бог мой, а ты помнишь, как твой пони взбрыкнул, и ты полетела через забор прямо на свежевспаханное поле, и я думал, что мы уже никогда не отчистим твое платье!

Люсилла, вспомнив этот забавный случай, радостно рассмеялась, но очень скоро ее веселье угасло, и она печально заметила, что эти дни остались далеко в прошлом.

– Я знаю, мама наверняка купила бы мне лошадь, когда я слишком выросла, чтобы ездить на моем милом Панче, но тетя Клара категорически отказалась сделать это! Она заявила, что не будет знать ни минуты покоя, если я буду скакать по всей округе, и что если мне так уж хочется поездить верхом, то в Челтнеме есть очень приличная конюшня, которая предоставляет надежных грумов для сопровождения молодых леди. А эти леди разъезжают исключительно на старых клячах!

– Должен сказать, что он может показаться несколько консервативным и даже отсталым, – согласился Найниэн, – но это не так. Возможно, он просто не одобряет участия женщин в охоте.

– Как и многие другие джентльмены, – вступила в разговор мисс Фарлоу. – Мой дорогой отец никогда не разрешал мне принимать участие в охоте. Конечно, я и сама бы не захотела, даже если бы умела ездить верхом, чего я не умею.

Ответить на подобное заявление было нечего, и в комнате повисла гнетущая тишина, которую через некоторое время нарушила Люсилла.

– Поверьте мне, – мрачно произнесла она, – моя тетушка наверняка напишет моему дяде Карлтонну, и тот непременно велит мне делать то, что мне говорят старшие. Все безнадежно.

– О, не отчаивайтесь, – весело ответила ей Эннис. – Вы посмотрите, ваша тетушка будет настолько рада, когда узнает, что с вами ничего не случилось, что не станет возражать против вашего пребывания у меня в гостях. Она, возможно, даже обрадуется возможности отдохнуть!

Люсилла слабо улыбнулась, но ее улыбка тут же растаяла, и понадобилось немало времени, чтобы объяснить ей, что из этой ситуации другого выхода нет.

Перед тем как подали чай, Эннис попросила Найниэна пройти с ней в кабинет. Люсилле она сказала, что ей нужна помощь Найниэна в написании письма, но на самом деле она просто хотела узнать все детали о побеге Люсиллы и о том, что стало его причиной. Ей казалось, что в рассказе беглянки много преувеличений, но, когда Найниэн изложил ей свою версию развития событий, она поняла, что Люсилла ничего не преувеличила. Ни о каком дурном обращении не было и речи; Люсиллу просто душили доброта и любовь, которую на нее постоянно изливали не только миссис Эмбер, но и лорд и леди Айверли, и все три сестры Найниэна – даже десятилетняя Элиза боготворила ее, чем невероятно смущала Люсиллу. Что же касается Корделии и Лавинии, которых мисс Уичвуд, по рассказу брата, сочла весьма робкими и бесцветными девицами, то они постоянно повторяли Люсилле, что никак не дождутся того дня, когда смогут назвать ее своей сестрой. Этого, как справедливо заметил Найниэн, говорить, конечно, не следовало, но сам он не понимал, что его собственное поведение в этой ситуации оставляло желать много лучшего. Мисс Уичвуд было очевидно, что его преданность родителям была просто чрезмерной, но, когда она спросила его, был ли он действительно готов жениться на Люсилле, он ответил:

– Нет, нет! То есть… ну, я хочу сказать… о, я не знаю, но я думал, что обязательно случится что-нибудь, что этому помешает!

– Но насколько я понимаю, – сказала мисс Уичвуд, – ваши родители вас очень любят и никогда вам ни в чем не отказывали.

– Именно так! – с энтузиазмом воскликнул юноша. – Каждое… каждое мое желание сразу же выполнялось, и поэтому… поэтому как я мог быть настолько неблагодарным, чтобы отказаться выполнить их единственную просьбу? Особенно после того, как моя мать умоляла меня со слезами на глазах не разбивать последнюю мечту моего отца!

Но эта трогательная картина не произвела на мисс Уичвуд ни малейшего впечатления. Она несколько суховато заметила, что просто не понимает, почему его родители так настаивают на браке с девушкой, на которой сам он не имеет ни малейшего желания жениться.

– Но ведь она – дочь лучшего друга моего отца, – с благоговением в голосе ответил Найниэн. – Когда капитан Карлтонн купил «Олд-Мэнор», он надеялся, что оба эти поместья соединятся в результате нашего брака!