Это началось, как мне кажется, когда Лидии было одиннадцать лет, хотя не исключено, что она, бедняжка, была еще моложе. Теперь я это знаю точно, я это слышала собственными ушами. Она сама поведала мне о некоторых подробностях греховной связи, но о них я писать не могу. Богом клянусь, я не знала, я ничего не знала, пока все это происходило. Может, мне следовало догадаться? Но мы жили отдельными домами и никогда не поддерживали особенно близких отношений с братом, а Лидия всегда была странной, замкнутой, недоверчивой девочкой. Таковы мои оправдания. Но заверяю вас: совесть будет мучить меня до конца моих дней.

Теперь мне совершенно ясно, что извращения, которым Лидия предавалась под влиянием своего отца, начали воздействовать на ее рассудок задолго до его смерти. С годами ей становилось все хуже, но настоящее безумие началось, когда она узнала об освобождении миссис Уэйд из тюрьмы. До этого момента только одно удерживало ее от окончательного срыва:

удовлетворение, которое она черпала в мысли о том, что Рэйчел, которую она винила во всех своих несчастьях и ненавидела лютой, фанатичной ненавистью, томится в заключении. Однако после освобождения миссис Уэйд Лидия утратила всякую сдержанность. Во время очередного приступа буйства она призналась мне в еще более ужасном деянии, в настоящем преступлении. Десять лет назад, сойдя с ума от ревности и злобы, Лидия убила своего отца. Она без конца повторяла мне подробности этой жуткой сцены. У меня нет сил передать их на бумаге, но кошмарные детали ее рассказа всегда оставались неизменными. В моей душе нет ни тени сомнения в том, что она говорит правду.

Ну вот, дело сделано. Теперь, когда мне больше не нужно нести тяжкое бремя этого страшного признания в одиночестве, я надеялась ощутить облегчение, обрести хоть малую долю утешения. Увы, гнетущая меня печаль не стала легче. Думаю, я так и сойду в могилу, придавленная ужасом. Молитесь за меня, преподобный отец.

Правильно ли я поступила, так долго держа эти сведения в секрете, или совершила тяжкий грех? Я думала, что худшее позади, что десяти лет, проведенных миссис Уэйд в тюрьме за преступление, которого она не совершала, все равно уже не вернуть. Но теперь меня переполняют сомнения и горькое раскаяние.

Еще больше меня терзают мысли о том, что теперь станется с Лидией. Заклинаю вас, Кристи, не позволяйте им обращаться с ней жестоко. Я знаю, ее придется отправить в какую-нибудь лечебницу, но — видит Бог! — она заслуживает сочувствия, а не наказания, ведь она не ведает, что творит. Если кто и совершил зло, то только не эта несчастная девочка. Мой брат горит в аду за свои грехи, и за него я не могу молиться! Прости меня. Боже, но это не в моих силах.

Я больна, силы мои на исходе. Пора заканчивать. Через несколько минут придет доктор Гесселиус. Я отдам ему это письмо (таким образом можно будет не сомневаться, что оно не попадет в руки Лидии) и попрошу передать его вам после моей смерти. Я слаба, но меня поддерживает уверенность в том, что у вас хватит мужества исправить создавшееся положение и смягчить причиненное зло после того, как меня не станет.

Да благословит, и да поддержит вас Господь, Кристи. Да поможет он всем нам.

Маргарет Армстронг.

Дочитав письмо, Рэйчел долгое время сидела молча, неподвижно уставившись из окна расположенной на втором этаже гостевой спальни Морреллов на тихий деревенский сквер, весь промокший и опустелый из-за дождя. Рука, легко коснувшаяся ее плеча, вывела ее из оцепенения.

— С вами все в порядке? Как вы себя чувствуете, Рэйчел? — заботливо спросила Энни.

Себастьян тоже задавал ей этот вопрос час назад, когда привел ее сюда. В тот раз Рэйчел не смогла ответить ничего определенного. Разумеется, она была рада, разумеется, ощущала облегчение — ведь с нее сняли все обвинения! Но она еще не успела привыкнуть к этой мысли, осознать ее в полной мере. То, что случилось, было слишком значимо и очень похоже на сон. Это не умещалось у нее в голове. Она никак не могла поверить.

— Я чувствую себя хорошо, — ответила Рэйчел.

На самом деле она ощущала щемящую тоску, неотступно грызущую душу, а следом за ней приходила нелепая, ни на чем не основанная надежда.На нее свалилось так много событий сразу, что все ее чувства пришли в разброд: она была не в состоянии разумно и правильно осмыслить безостановочно преследующие ее воспоминания. Перед тем как Энни увела ее наверх, чтобы принять ванну и переодеться в чистое, Себастьян потребовал у нее объяснений, почему она отвергла предложение выйти за него замуж.

— Ты сам должен понимать, — прошептала Рэйчел и, опустив голову, стала подниматься по лестнице.

— Нет, я понятия не имею, так что тебе придется объяснить все толком, — бросил он ей вслед.

— Вы не проголодались? — продолжала между тем Энни. — Позвольте мне попросить миссис Ладд принести вам супу. Ну ладно, чаю. Рэйчел, вам просто необходимо что-то съесть!

Рэйчел заставила себя улыбнуться.

— Честное слово, Энни, я не голодна. Уверяю вас, в тюрьме меня кормили.

Энни скорчила гримаску.

— Как это, должно быть, ужасно! Боже, если бы мы только знали, если бы могли предположить…

— Вы ничего не сумели бы изменить. Как бы то ни было, все уже позади и я в порядке.

Ее подруга явно ей не поверила.

— Честное слово, все хорошо, — заверила ее Рэйчел. — Вы проявили такую заботу обо мне. Я как будто заново родилась.

— Уильям будет рад это услышать. Он внизу — дожидается вестей о вашем здоровье.

— Правда? — Рэйчел принялась водить пальцем по узору, вытканному на подлокотнике кресла. — Уильям стал мне настоящим другом. Он спас мне жизнь.

— Как-то раз он спас жизнь и мне, — внезапно призналась Энни. — Не в буквальном смысле слова, но почти.

— Я спущусь и поблагодарю его.

— Ничего подобного вы не сделаете. Вы останетесь здесь у огня и будете приходить в себя.

Рэйчел улыбнулась. Как это чудесно, когда тебя балуют!

— Энни, вы же пока еще не стали матерью! — Ее улыбка тотчас же угасла: ей вспомнилось, как Лидия замахнулась ножницами сначала на преподобного Моррелла, а потом на Энни, когда та попыталась прийти на помощь мужу.

— Слава Богу, вы не пострадали! — с чувством прошептала она. — Или ваш ребенок!

Энни крепко пожала ее руку.

— Слава Богу, Кристи не пострадал, — отозвалась она с не меньшей страстностью.

— Как вы думаете, что теперь будет с Лидией? — задумчиво спросила Рэйчел после недолгого молчания.

— Ее поместят в какую-нибудь лечебницу, где она не сможет причинить вреда ни себе, ни другим. Вам ее жаль? — с любопытством спросила Энни.

— Да.

— Несмотря на то, что она погубила вашу жизнь?

— Да.

Энни удивленно подняла брови.

— Что ж, мне ничего иного не остается, как поверить вам на слово, но — сказать по правде — Я не уверена, что была бы столь же великодушна, будь я на вашем месте. Подобного рода вещи я оставляю на усмотрение Кристи.

Стук в дверь заставил их одновременно обернуться. Через секунду дверь отворилась, и в комнату вошел Себастьян. Его одежда больше не выглядела мокрой насквозь, всего лишь влажной и измятой. Он казался измученным. Но его глаза радостно вспыхнули, когда он увидел Рэйчел, и она невольно ощутила тепло, проникшее прямо в душу.

Энни поднялась на ноги. Рэйчел тоже начала вставать, но потом передумала и осталась на месте.

— Ну что ж, — с улыбкой сказала Энни, — пожалуй, я спущусь вниз и погляжу, что там поделывает Кристи.

— Если это из-за меня, то можете не уходить. — Неискренность Себастьяна была столь очевидна, что Рэйчел покраснела. Она встала и торопливо произнесла:

— Мы спустимся все вместе. Я чувствую себя прекрасно, и нет никаких причин…

— О нет, мы останемся здесь, — твердо возразил Себастьян.

Его непреклонный тон заставил Рэйчел нахмуриться. Он уже успел усвоить все манеры и повадки настоящего графа.

Энни никак не могла удержаться от улыбки.

— Прошу меня извинить, но я оставляю вас двоих выяснять отношения. Я сейчас спущусь и, — тут она пригвоздила Рэйчел взглядом к месту, — пришлю наверх Бесс с подносом. Да, да, не спорьте со мной, я требую, чтобы все было съедено. — Она похлопала себя ладонью по округлившемуся животу. — Не может быть, чтобы вы не проголодались. Лично я так просто умираю с голоду.

Когда она ушла, Себастьян уставился на Рэйчел долгим изучающим взглядом.

— Очень милое платье, — заметил он. — Красивая прическа. Ты выглядишь… по-новому.

Выбор слов показался ей странным, но Рэйчел поняла, что именно он имеет в виду. Она смущенно провела рукой по складкам лавандового муслина.

— Энни одолжила его мне.

— Оно тебе идет.

Себастьян хотел еще что-то сказать, но передумал и подошел к ней. Рэйчел отступила на шаг назад. Он прошел мимо нее к камину.

— Как хорошо у огня, — вздохнул он рассеянно.

Разожженный камин в сентябре казался Рэйчел излишеством, но Энни настояла на этом.

— Должно быть, твое путешествие было утомительным, — сказала она, твердо решив поддержать со своей стороны этот нелепый разговор.

Себастьян пропустил ее замечание мимо ушей.

— Салли удрал. Не сомневаюсь, он умчался в Лондон. Правда, ему это вряд ли поможет. Это он подделал письмо из канцелярии министра внутренних дел, Рэйчел.

— Откуда ты знаешь?

— Вайолет Коккер мне сказала. Вернее, она во всем созналась Вэнстоуну и Карноку в моем присутствии. По моему настоянию, — многозначительно добавил Себастьян. — Она уверяет, что не посылала тебе бандероли с «широкой стрелой», и тут я ей верю. Должно быть, это дело рук Лидии. Между прочим, я извинился перед Вэнстоуном. Наш мэр, конечно, круглый осел, но я должен признать, что мои извинения он принял как джентльмен. Кристи оказался прав на его счет: он не участвовал в сговоре с Салли.

Рэйчел беспомощно прижала ладонь ко лбу.

— Но… откуда же Вайолет узнала, что Салли послал письмо?