Мы медленно движемся по улицам и здесь они не заасфальтированные. Мози спрашивает каждого готового говорить с ним, о своем дяде, единственном живом брате его матери. Дети клянчат под окнами и я даю им монеты. Жалко, что я не привезла еды или чего-нибудь более существенного. Мы движемся в этом направлении, но это не приносит особых результатов. Мози сжимает мое бедро и смотрит на меня. Одними губами он произносит, ─ Ты в порядке?

Это так похоже на него, беспокоиться о моем благополучии, когда это его будущее висит в воздухе и он даже не знает, где он сможет в следующий раз отдохнуть. Но возможно Мози лучше справляется с неопределенностью, чем я и поэтому он нормально воспринимает наши непонятные отношения.  Что касается меня, я просто теряю рассудок и чрезмерно анализирую каждый маленький кусочек.


И угадайте что? Мы находим дядю Мози. Он живет в скромном двухкомнатном доме со своей семьей. Под скромным, я имею в виду сравнение с развивающимся миром ─ его образ жизни делает скромным тот образ жизни, который я вела пока росла, со взглядом, что жизнь принадлежит королям. Это был владелец бакалейной лавки у его дома,  где мы остановились купить газировки, он точно знал, о ком мы говорили. Это действительно была большая удача, потому что я, не думая, что здесь есть адреса, а дома, кажется, прорастают один за другим прямо из земли. Он налил нашу газировку в пакетики с соломкой, убирая толстую стеклянную бутылку обратно в ящик, пока давал нам реальное направление и точное описание. Я раньше никогда не пробовала газировку в пластиковом пакете. Она, кажется, более игристой и на нее весело смотреть.

Дядя Мози Франциско и его тетя Сандра кажутся счастливыми, но не особо потрясенными, словно давно потерянные родственники каждую неделю приходят к их порогу. Хотя их детям мы нравимся и они виснут на наших ногах. Я играю послушную девушку, хотя в моих действиях нет никакой игры. Для Мози я сделаю все что угодно, включая его поиски в городе греха в стране, в которой никогда не была раньше. Пересеку половину опасной страны, языка которой не знаю. Поучаствую в незаконной деятельности, которая действительно может разозлить правительство и направить меня в тюрьму. Буду держать его за руку, пока он воссоединяется с семьей, которую он на самом деле не знает и которую не видел много лет.  

Пока я занята цыпленком и рисом, щедро наложенных мне на желтую пластиковую тарелку, до меня доходит, что я семья Мози, так же как Алексей и мои мама  и папа. Не могу поверить, что не поняла этого раньше. Послушно жую свой рис с консервированным горошком и морковью, пока наблюдаю, как Мози ведет внутреннюю борьбу. Мои глаза наполняются слезами и он видимо почувствовав это, смотрит на меня.

─ Я люблю тебя, ─ громко говорю я, проглатывая еду сквозь огромный ком в горле.

─ Я любу тебя, ─ раздается сладкий детский писк из-под стола. Я смеюсь, пока слезы стекают по моему лицу, приземляясь на моей тарелке.

─ Я твоя семья, Мози, ─ говорю я удерживая его взгляд. ─ Я имею в виду, если ты хочешь чтобы я ей была, ─ говорю я, начиная серьезнее воспринимать свое окружение и вес того, что я только что сказала. 

Мози встает и подходит ко мне, осторожно и сосредоточенно. Он ставит мою тарелку на стол, берет мою руку и тянет меня, чтобы я встала. Его руки обхватывают меня за талию и он крепко прижимает меня к себе. Твердая стена его грудной клетки ─ мой дом.

Мози обхватывает мое лицо, его большие пальцы располагаются на моих щеках. Он смотрит мне в глаза своими темно шоколадными, горящими глазами.

─ Я хочу, чтобы ты была моей семьей, ─ говорит он, четко и осмысленно выговаривая каждое слово. Он держит меня крепко и близко к себе и я рыдаю на его груди, ни один из нас не притворяется.

Мы проводим ночь в одной комнате, в то время как в другой комнате спит Франциско со всей своей семьей. Одеяла пахнут плесенью, пол твердый и холодный. Вероятно, нам было бы намного удобнее в машине. Но не имеет никакого значения, где мы, в каком городе или стране, или под каким одеялом. Я счастлива быть рядом с ним. Я чувствую привилегию любить его и прислонять голову к его груди. 

Мне кажется, что я принадлежу самому прекрасному мужчине в мире, а он принадлежит мне. Я без колебаний отвечаю на его поцелуй и не анализирую, почему мы чувствуем то, что чувствуем к друг другу. Я стараюсь не думать о том, что ждет нас в будущем.  Я только размышляю о том, как эта любовь может помочь нам и лелеять и исцелить друг друга.

Утром мы встаем и нас приветствуют хихикающие дети. За завтраком из жареных тамалес (мексиканское блюдо из толченной кукурузы с мясом или курицей и красным перцем)  и теплой, сладкой кукурузной каши, Франциско говорит нам, что приедут и другие члены семьи. Мы ждем почти весь день, пока мои ноги не начинают неметь от холода. Под предлогом сходить в продуктовый магазин, мы кругами разъезжаем по району, чтобы согреться.

─ Ты думаеш,ь они мучаются? ─ спрашиваю я Мози, дуя на свои руки.

─ Не больше и не меньше всех остальных проживающих здесь, ─ отвечает он мне угрюмо.

─ Ты чувствуешь себя виноватым за то, что уехал? Не ты сделал этот выбор.

─ Я чувствую себя виноватым за все, Лана. Виноватым за то, что существую.

Я глажу его плечи и наклоняю к нему голову. Он берет мою руку и сплетает наши пальцы.

─ Думаешь, если мы узнаем о том, что произошло с Бризой, ты сможешь отпустить немного той вины или станет еще хуже?

─ Я не знаю, ─ говорит он и массирует свои глаза нижними частями своих ладоней.

─ Что мы будем делать, Мо? ─ сейчас не подходящее время спрашивать или добавлять еще больше груза на его плечи. Но неопределенность убивает меня и мы не можем просто не знать, куда мы направимся завтра или где сможем в следующий раз получить еду. Он качает в мою сторону головой и трется губами об заднюю часть своей ладони, пока наблюдает через ветровое стекло за забытым прошлом, откуда он родом.

Два часа спустя, мы едим очередную еду из цыпленка и тортильи (кукурузные или пшеничные лепешки со специями), на этот раз в кампании кузенов и еще одного дяди Мози со стороны отца, который привел с собой свою молодую, беременную жену. Мо и я купили ром и колы наряду со стаканами и льдом. Воссоединение превратилось в вечеринку и стали появляться разные соседи. Я согрелась сладким, густым напитком и обнимаюсь с маленькой кузиной Мози Росарио, которая отказалась оставить меня. Здесь в Ла Несе холодно, а я вижу, что у большинства гостей пластиковые сандалии. Мексиканское болеро играет на заднем фоне, пока я наблюдаю, как Мози подходит к каждому, отчаянно пытаясь присоединиться и пообщаться на испанском. 

Напитки продолжают течь рекой, а люди продолжают прибывать, пока маленькая Росария не начинает похрапывать на моих руках. По правде говоря, я не далеко от ее состояния и положив ее головку на плечо, я направляюсь к креслу в углу.

Притупленный гул толпы кажется немного возрастает. Я слышу чоканье стаканов и «салют!», но там что то большее, что я не совсем могу понять. Если я задержусь здесь на продолжительное время, мне придется выучить язык. Я уже прожила целую жизнь не в состоянии полноценно общаться со своей семьей. Я не повторю эту ошибку дважды. Насколько это сложно, выучить второй язык? В тридцать лет.

То, что я не смогла перевести, однозначно имеет отношение к Мози, его лоб сморщен, а брови сошлись на переносице. Он продолжает нервно поглядывать на меня, словно хочет, чтобы я присоединилась к нему, но на моих коленях расположилась спящая Росария. В итоге он решает отойти,  проявляя вежливость и щепетильность, прося разрешение удалиться.  В конце концов, он причина этой вечеринки.

Он наклоняется и целует меня в щеку, убирая волосы Росарио с ее виска.

─ Ты в порядке? ─ шепчет он, словно мы заодно.

Я киваю ему головой, замечая, насколько серьезно он выглядит.

─ Только что, что-то произошло? Такое ощущение, словно давление воздуха изменилось здесь? Это потому что все так пьяны?

У него округляются глаза и я вижу в Мози испуганного, маленького мальчика. Он сглатывает и шепчет.

─ Я заговорил о Бризе. Они думают, что знают, где она.

─ Правда? ─ недоверчиво спрашиваю я. ─ Она вернулась сюда? Это кажется ─.

─ По их словам, ее удочерил ─ ну, ее украл богатый ублюдок наркобарон с севера. Они вырастили ее, чтобы она стала королевой красоты, как ее приемная мать. Она знаменита. Якобы на телевидение. Мы должны поискать ее.

─ Откуда они могут это знать? Это должно быть городская легенда, ─ мне не хочется быть грубой, но кажется еще более безжалостно позволит ему иметь ложную надежду.

─ Она вылитая копия моей мамы. У кого-то был скриншот на телефоне. Я бы прогуглил ее, но здесь едва ли есть хоть какое-нибудь интернет соединение.

─ И? ─ спрашиваю я, барабанит об мой живот. Я хочу этого ради Мози. Я так сильно хочу этого ради него.

─ Лана, она выглядит так, словно могла бы быть моей мамой. Это должна быть она.

─ Ох, Мози! ─ говорю я, со слезами, сползающими по моему лицу. ─ Это такая хорошая новость и в тоже время, такая пугающая и странная. Как ты себя чувствуешь?

─ Становится лучше, ─ говорит Мози, обходя меня со спины и опускаясь на колени рядом с моим ухом. Он улыбается нервной улыбкой хозяевам дома и поднимает свой ром с колой в притворном тосте. Он не берет другую выпивку. ─ Она умирает от почечной недостаточности. Это было во всех новостях. Я удивлен, что мы не видели это.

Умирающая королева красоты звучит драматично и в тоже время очень знакомо.

─ О Боже! Я видела! Томми и Рокко следили за этой историей. Не могу поверить, что твоя сестренка знаменитость. И королева красоты. Нет, забудь, я полностью вижу это. Рост, структура лица. Вы все могли бы быть моделями.