Мара Уайт - Доставка

─ Отойди, ─ говорит он и поднимает банку собираясь рисовать.

Его рука очень быстро двигается, ничего не размывая, и у него выходят превосходные линии. Он владеет легко узнаваемым мексиканским уличным стилем, которым украшено так много мостов и дождевых водостоков по всему Лос-Анджелесу. То, что он делает ─ прекрасно, а он всего лишь пишет слова одним единственным цветом. Я уже знаю, этот человек может создавать маленькие чудеса своей росписью.

Он отступает на шаг назад, оценивая свою работу. Его руки скрещены перед ним, грудь тяжелая, а его темные глаза горят.

Мне трудно сразу прочитать, потому что надпись  сильно стилизована, но я прищуриваюсь и вижу свое имя, а затем все понимаю «Это дом Ланы, она здесь выросла!»

Мои глаза наполняются слезами, которые невозможно сдержать. Я снова плачу перед ним и мне хочется сказать ему, что я никогда не плачу. Что я самая сильная девочка, которую он когда-либо встречал. В средней школе я упала на занятиях по легкой атлетике и вывихнула колено. Я сломала два пальца, когда пыталась смягчить падение. Сколько слез я пролила в тот день? Ни одной слезинки! Ни один человек не стал свидетелем моих слез. Я все держала в себе, как настоящий чемпион. Пятнадцать гордых минут я была героем школы, звездой  легкой атлетики.

Я киваю головой и шмыгаю, а он улыбается моей реакции. Его улыбка заставляет меня смеяться и сгибаюсь пополам, смеюсь так сильно, что у меня начинает болеть бок.

─ Что тут смешного? ─ спрашивает Мози, смотря на меня так, словно я что-то упустила и озадаченность смывает его первичную радостную реакцию.

─ Мне так это понравилось, Мози. Мне безумно нравится… ─ но теперь я фыркаю и кашляю.

─ Лана, какого черта?

─ Ты не правильно написал слово «здесь», ─ мне удается пропищать, и я почти не могу ровно стоять. Слишком много эмоций, а я слишком уязвима. Я не привыкла к такому количеству чувств. ─ Ты написал «здись», ─ говорю я и закрываю руками уши, но я давлюсь кашлем, смехом и слезами и едва могу говорить.

─ Черт! ─ ворчит Мози  и со злостью подходит к стене. ─ Ну, английский мне не родной язык, ─ говорит он, кладя руку на бок и сильно встряхивая банку с краской.

─ Очень даже родной, ты такой лгун, ─ Я все еще согнута пополам, хохочу, словно полностью лишилась рассудка.

Он заменяет букву, а затем быстро что-то пишет. В конце он дописывает слово «понятно», и конечная надпись гласит «Это дом Ланы, она здесь выросла, понятно!». Он быстро учится, хоть это я могу в нем отметить.

 Я снова киваю головой и улыбаюсь, пока слезы стекают по моему лицу, полному эмоций. Это вероятно самый милый и простой жест, который когда-либо был сделан мне. Это затмевает собой колючую грушу и возможно даже его нежданное появление в Мичигане, чтобы помочь мне и моим родителям. Он дает голос моим чувствам, оставляя обнаженной несправедливость по отношению к нему.

Я не знаю, была ли я когда-нибудь настолько понятой или принятой кем-то. Я смотрю на него. Глаза его широко раскрыты и полны страха и преданности. Перед ним я чувствую себя голой. Я никогда и никому не раскрывала себя настолько.

Он делает шаг ко мне и обнимает меня за талию, а затем быстро прижимает свой рот к моему. Движения Мози настолько изящные и плавные, я не успеваю следить за ними. Они как мгновенное совершенство, яркие и полные блаженства. Его рот это рай, а его поцелуй наполнен сладкой тоской и огромным количеством обещаний. Мое тело невыносимо желает этого мужчину. Я желала эти теплые губы с тех пор, как он переступил порог моего кабинета, но все это так неправильно и мне больно признавать это. Я толкаю его в грудь и со злостью отступаю от него. 

─ Не целуй меня! ─ кричу я ему. ─ Я должна защищать тебя от людей как я!

Он смотрит на меня, а затем смотрит в пол. Я раздавила его чувства и его эго, и теперь ярость быстро берет над ним верх.

─ Не обманывай себя, Лана. Не притворяйся, что не нуждаешься во мне или что не хочешь меня! Я могу видеть это в твоих поступках. Я чувствую тебя. Я хочу узнать тебя. Просто пожалуйста, позволь мне это.

─ Мне и так было хорошо. Вообще-то, мне было намного лучше, пока ты не появился. Почему бы тебе просто не вернуться в Лос-Анджелес?

Я кладу руки на бока, а он скрещивает свои руки на груди.

─ Как ты смеешь ставить меня в такое положение, из-за которого я могу потерять работу. Ты знаешь больше чем кто-то другой, насколько сейчас я нуждаюсь в ней!

─ Ты хочешь, чтобы я уехал? ─ кричит он, шагая прямо на меня с такой одержимостью, что я молюсь, чтобы он не стал грубым или жестоким. Способен ли он причинить мне боль? Это первая из причин, почему никогда и ни за что не стоит связываться с клиентами.

Он поднимает банку и с близкого расстояния выпускает струю красной краски прямо мне на грудь. Он рисует красный круг, не переставая распылять краску, затем он резко останавливается, и мы оба смотрим, как краска стекает по моей белой рубашке. Мы переполнены эмоциями и оба тяжело дышим. Грудные клетки обоих тяжело вздымаются, словно в ожидании чего то, как камин рядом с нами, в миссию которого входит заставлять пламя гореть все выше и выше.

─ Лана, ─ говорит он со всей серьезностью, указывая на место в моей груди. ─ Прямо здесь, Док, вот, где должно быть твое сердце.

Я в ярости, не смотря на то, что через вспышку моего гнева знаю ─ он прав. Я иду к камину и достаю свою банку с краской. Не останавливаясь, я двигаюсь дальше и подхожу к его груди. На нем нет рубашки, но это не останавливает меня. Я награждаю его черным «Х» через всю его грудь.

─ Да уж, ну а ты вообще запретная зона, ─ говорю я. ─ Хотя дай мне это! ─ я хватаю кусок красной ленты и прилепляю ее на его плечо. ─ Это значок мусора, Мози. Почему бы тебе не вынести себя отсюда!

Мози пронзает меня своим взглядом, так смотрят измученные дети в поисках любви и похотливые взрослые желающие потрахаться. Его лицо только подтверждает мне, что я правильно поступила. Он слишком уязвим. Вы не можете связываться с таким дерьмом. Это больше чем опасно. Это токсично.

Он подходит к дивану и хватает свой рюкзак и гитару. Перекидывает их через плечо и быстро выходит из дома. Мои глаза следят за ним до двери, и я вижу Алексея, стоящего там, в его руках пакеты с едой и двухлитровая кола подмышкой. Он смотрит на меня, широко раскрыв глаза и разинув рот. Он моргает, осматривая комнату и мою окрашенную рубашку.

─ Как давно ты там стоишь, Лекс? ─ спрашиваю я его, все еще тяжело дыша от эмоционального напряжения.

Он поворачивается и смотрит на теперь широко раскрытую входную дверь. Мы едва можем разглядеть Мози, когда он сворачивает вниз по улице. Лекси снова смотрит на меня и в замешательстве трясет головой.

─ Святое дерьмо, Лана. Ты не сказала мне, что влюблена в него.

И вот так это закончилось. Он ушел из моей жизни так же, как и вошел в нее. Без лишнего шума, но честно, нагло и с мощной дозой сексуальности. Он мужчина, который проделывает свой жизненный путь с решимостью и четкостью. Мози Круз был драгоценным камнем ─ редким, красивым и завораживающим. Но он никогда не был моим.

Возможно, вы удивляетесь, как история могла закончиться таким образом. Или вероятно вы раздражены, что я снова разговариваю с вами напрямую. Но я уверенна, вы заметили, что я честна с вами. Я ценю прозрачность и открытость вещей. Я хочу рассказать вам обо всем, что произошло, чтобы вы сами могли судить, и неважно считаете вы меня плохим человеком или нет.

Пройдет много времени, и я уверенна, это разозлит вас ─ так что, честное предупреждение слегка усмирит вас. Видите, я не могу продолжать болтовню, потому что вы, скорее всего, умрете от скуки.  

Я никаким образом не могла изменить профессиональные отношения между мной и Мози. Да, конечно же, я представляла себе, чтобы было между нами, если бы мы встретились при других обстоятельствах. Между нами все равно существовала бы неловкая разница в возрасте, но кого это волнует? Мы бы были великолепными. Выдающимися. Вероятнее всего, мы были бы идеальными.

Но как социальный работник и тот , кто заботится о подростках, я бы никогда не смогла жить в мире с собой, если оглянувшись назад на ситуацию я бы почувствовала что причинила ему страдания или добавила еще больше боли. Сейчас это возможно не выглядит таким образом, потому что вы знаете историю, но поверьте мне, когда я говорю вам, что проблемные ребята хронически увлекаются своими соц. представителями. Они стремятся к одобрению взрослых, как мотыльки к пламени, и я бы НИКОГДА не воспользовалась бы этим. Особенно в отношении кого то, о ком я так беспокоилась, как беспокоилась о Мози. Я бы никогда е воспользовалась чьей-то уязвимостью ради собственной выгоды. Это эксплуатация ─ зло в борьбе, с которым я посветила всю себя. 

Была ли я увлечена им? ДА! Была ли я влюблена в него? Возможно. Но увлечение не что-то постоянное, и Мози был слишком молод, чтобы понять, как человек меняется, когда взрослеет и что такие отношения не могут подпитываться только страстью. Он  ясно дал мне понять, что мое заигрывание, если бы такое было предложено, было бы с радостью принято. Но если бы Мози любил меня, ему бы пришлось любить меня за то, кто я есть, а вовсе не из-за собственной необходимости понравиться мне. Потому что такая любовь не была бы настоящей ─ это была бы запутанная ролевая игра. 

Даже не смотря на то, что уже прошло три года, и Pathways закрылся, я все еще могу рассказать вам кое-что о Мо. Причина, по которой я могу это сделать, до сих пор удивляет – даже меня. Уверенна, вы заметили, как хорошо он влился в мою неблагополучную семью. Ну, помните, когда я говорила, что Лекси не может заводить друзей? Каким странным и нелепым он был, а также не способным завести или сохранить дружбу? Так случилось, что был один парнишка, у которого хватило терпения и преданности подружиться с ним.