– Так тоже девушек не видно? – нагло поинтересовалась Маринка у оппонентки.

– И эта… твоя девушка? Да, сынок? Потрясающе! Именно такой и представляла я себе свою будущую невестку! Ты ее где нашел: в квартале красных фонарей?

– Как интересно, – встряла Маринка. – Я там никогда не была, а вы, судя по всему, бывали. Может, расскажете нам, непосвященным, как там? Вы там мальчиков или девочек снимали?

– Дима, эта сопля оскорбляет твою мать! – взвизгнула Елена Николаевна.

– Нет, – не дав заторможенному и растерянному Диме выступить, перебила ее Марина. – Это вы приперлись сюда на ночь глядя и оскорбляете меня! Мы вас не звали, не ждали и чаем поить не собирались. Если вы, по причине старческого маразма, забыли, что по ночам можно не только смотреть телевизор и спать, то я вам напомню, что некоторые люди, еще не достигшие глубокой климактерической старости, по ночам занимаются совершенно другими делами! И без гостей и свидетелей!

– Во-он! – взревела Елена Николаевна, покрывшись сизыми пятнами. – Вон!

– Не провожайте, сама уйду! – максимально спокойно ответила ей Марина, тем не менее опасаясь поворачиваться спиной к наливавшейся свекольной яркостью тетке. – Только одеться дайте спокойно или будете подглядывать?

Елена Николаевна молча сгребла Маринкину одежду с кресла и рванула к выходу.

– Лена, перестань немедленно, – вступил супруг. – Ты ведешь себя немыслимо! Пусть девочка оденется!

– Оденется! – задыхаясь, проорала жена. – Вот на лестнице и оденется!

– Марина, стой, я тебя провожу! – крикнул Дима, пытаясь обойти разгневанную родительницу.

– Никуда ты не пойдешь! – Мама с воем вцепилась в его халат, Дима вывернулся, и халат остался в руках Елены Николаевны, а голый сын вылетел на лестничную площадку.


– Не пойму, – шепталась за соседней дверью супружеская пара. – Кого с кем застукали, и у кого рога?

– Жена вернулась, а у него девка. Вот она сначала девку выгнала, а потом и мужа.

– Что-то жена старая совсем.

– Чего-о-о? Да она моложе меня! Или я тоже старая?

– Да нет, ты моложе, конечно! Я в смысле, что для паренька она старая!

– Это да. И кто тогда второй мужик? Может, милицию вызовем?

– Сами разберутся.

– Ладно, иди спать, а я досмотрю.

– Тоже, кино нашла. Нечего тут смотреть!

– Вот и иди, нечего на голых девиц пялиться!

– Там не девка, а парень голый, на девке тряпка какая-то…

– Вот именно, что тряпка! Иди давай!


В результате Диму втянули в квартиру, и двери захлопнулись. На площадке в гробовой тишине осталась полуголая Марина без копейки денег на дорогу и без нижнего белья. Ей выкинули только ультракороткий сарафанчик и босоножки. Сообразив, что с таким комплектом она далеко не уедет, девушка начала трезвонить в двери и кричать, что вызовет милицию. Через некоторое время к уставшей от ужаса и унижения Марине вышел Димин отец.

– Девушка, простите, я даже не знаю, что теперь делать. Лене мы дали успокоительное, но вам лучше уйти.

– Да я бы с удовольствием, только как я голая до дома доберусь? Во ужас-то, первый раз в жизни такую фурию вижу. Кстати, примите мои соболезнования!

– Принимаю, – он покорно кивнул. – Я вас отвезу.

Повеселевшая Маринка жизнерадостно поскакала по ступенькам вниз. Отняв один шанс, судьба тут же подкинула ей другой.


Павел Антонович неторопливо шел сзади, с удовольствием разглядывая ее длинные ножки и пышный рыжий хвост, задорно подпрыгивающий в такт хозяйке. Ему нравились именно такие стройные и женственные девочки с длинными волосами, необидчивые и легкие по характеру. В общем, ему нравилось все, что было прямой противоположностью властной и горластой Елене Николаевне. Он прекрасно понимал, что всем, что у него было, в том числе и деньгами на этих самых девочек, он обязан был только жене, на заре перестройки выдернувшей его из КБ и втолкнувшей в новый мир робко расцветающего капитализма.


Леночка всегда была достаточно бойкой девушкой, поэтому ей не составило труда еще в пору учебы в институте обрасти полезными знакомствами, женить на себе самого красивого парня и получить красный диплом. Недоброжелатели за ее спиной бурно обсуждали, какими такими путями дошла она до заветной красной книжицы, и пытались открыть глаза молодому мужу, но тот категорически не верил в грязные слухи, распускаемые завистниками. Он искренне считал, что однажды Лену сломают, уж больно высоко она метила, и жена станет обычной женщиной, милой и домашней. Они прошли долгий путь от нищего, полуголодного существования в коммуналке до вершин финансового благополучия. Лена всегда действовала четко по плану и, как это ни странно, почти никогда не ошибалась. Почти. Одним из промахов стала беременность. Поскольку в те времена легально сделать аборт было практически невозможно, а доверять себя подпольному гинекологу она не рискнула, появился розовощекий орущий Димка, на некоторое время выбивший целеустремленную мамашу из рабочей колеи. Но ее растерянность длилась весьма недолго: младенец был сдан в ясли на пятидневку, а молодая мать упрямо шагала к светлому будущему. В человеческую природу изначально заложена черная неблагодарность, поэтому и подросший Дима, и вошедший в стадию зрелости Павел часто упрекали Елену Николаевну в том, что она слишком плотно вошла в образ железной леди, забыв о семье и о простых человеческих радостях, откупаясь от своих близких деньгами. Она злилась, подсознательно понимая, что в чем-то они правы, но не в ее правилах было признавать ошибки, поэтому на любой подобный намек она тут же предлагала перекрыть денежный кран, и, перестав «откупаться», начать любить искренне и нежно, но при условии, что муж и сын сдадут ей свои кредитки и автомобили. Все тут же переводилось в шутку, и тема закрывалась. Весь бизнес был оформлен на нее, поэтому, зная ее вздорный характер, ни муж, ни сын на рожон не лезли. Елена Николаевна действительно многого недодала Диме в раннем детстве, но она по-своему любила его, безумно, по-матерински, просто на выражение этих чувств у нее не было ни сил, ни времени. Зато Дима всегда по первому требованию получал все самое лучшее. Как это ни странно, но, несмотря на постоянное брюзжание отца, что так ребенка можно только испортить, Митя вырос неизбалованным. И, если супруг терпел Елену Николаевну, превратившуюся из миниатюрной стройненькой брюнетки в слегка обрюзгшую, но молодящуюся тетку, только из-за материальной стабильности, то сын искренне любил ее. Более того, он с детства впитал истину, что мать в семье главная и ее нельзя нервировать, иначе запросто можно попасть под горячую руку. С этим он и вырос. Естественно, повзрослев, он уже не боялся ремня и подзатыльников, но по-прежнему старался не перечить, купируя в зародыше разгоравшиеся дома скандалы. Он не просто любил ее, но и уважал, и это не было связано с деньгами. Дима вырос с мыслью, что у него есть деньги, поэтому не задумывался даже о гипотетической возможности их потерять. Мать была для него примером во всем, а ее кошмарный характер и желание всех и вся держать под личным контролем он считал оборотной стороной медали, лишь изредка пытаясь отстоять свои позиции.

Павел Антонович был самозабвенным бабником, ушедшим в подполье. Он знал, что любой его промах чреват далеко идущими последствиями, а потому жил, как на бочке с порохом, в постоянном напряжении. Он научился филигранно врать и обставлять свои виражи «налево», как опытный разведчик, промышляющий в тылу врага. На рабочем месте он под зорким оком супруги старательно изображал примерного семьянина, и коварно подсунутая ему еще в самом начале карьеры хорошенькая секретарша так и не добилась расположения шефа, который, стиснув зубы, отводил взгляд от ее гладких коленок и смелого декольте. Падение его тяги к жене шло обратно пропорционально росту ее финансовой состоятельности, только этот замечательный баланс и удерживал дальновидного Павла Антоновича рядом со стареющей супругой. Сначала она заволновалась и начала таскать мужа по клиникам, требуя от врачей вернуть качественную потенцию, но потом успокоилась, решив, что с таким мужиком меньше хлопот. Тем более что он не поддавался на провокации. Елена Николаевна расслабилась и переключила свое драгоценное внимание на более важные вещи, лишь изредка прибегая к услугам детектива, чтобы чувствовать себя в полной безопасности. Ей было приятно осознавать стопроцентную уверенность в муже, со временем ставшем лишь послушной красивой игрушкой вроде бесполезных, но ярких чудиков, которых автомобилисты вешают на зеркало заднего вида: что-то болтается рядом, но функциональной нагрузки – никакой.

Свою собственную дружбу с симпатичным молодым человеком, принятым в компанию на невразумительную должность, она тоже не афишировала, стесняясь разницы в возрасте и возможных слухов среди партнеров по бизнесу. Парень по ее просьбе старательно косил под гея, в связи с чем сплетни и выдумки относительно его личной жизни шли в нужном направлении. Пару раз в неделю Елена Николаевна брала своего «голубого друга» и отбывала на деловые встречи или переговоры.

Супруг, которому она безраздельно доверяла, блюдя интересы фирмы, тем не менее за спиной жены умудрялся проворачивать небольшие сделки, дававшие ему свободу действий, поскольку операции с его кредиткой изначально были под контролем жены, в связи с чем даже покупка недорогого колечка для очередной студенточки превращалась в неразрешимую проблему. Эти же финансовые пируэты давали ему возможность прикрывать тылы при адюльтере.

Властная и требовательная Елена Николаевна совершенно затоптала полностью зависящего от нее мужа, превратив его не просто в подкаблучника, а практически во вмятину на асфальте. Он давно уже не пытался возражать или настаивать на своем даже в тех ситуациях, когда супруга самоутверждалась совершенно по-глупому и озвучивала откровенно немыслимые вещи. Спорить с ней было равносильно намерению плевать против ветра или бодаться с бешеным быком, имея на темечке лишь весьма условные рожки, заботливо выращенные второй половиной. В любом варианте исход очень даже предсказуем. Поэтому Павел Антонович оттягивался по полной программе, попав в общество очередной юной феи, преданно заглядывавшей ему в глаза, ловившей каждое слово и уважительно относившейся к его материальному положению. С этими девочками он добирал то, чего ни при каких условиях не мог получить дома. Они латали его душевные раны и старательно лелеяли его самолюбие, растертое в мелкую пыль Еленой Николаевной.