Он подошел к двери апартаментов, которые теперь занимала Кара, и остановился в нерешительности.

Затем Айво решил, что будет гораздо естественнее зайти в спальню Кары через будуар, расположенный между их комнатами.

В будуаре проводила большую часть времени мать маркиза. Комната была обставлена умелой женской рукой, здесь было все, что ценила больше всего покойная маркиза, – портреты ее сына и дочерей в детском возрасте, огромный портрет мужа на стене и чудесные картины французских мастеров, которые свидетельствовали, по мнению маркиза, что у его матери был безукоризненный художественный вкус, унаследованный им.

Айво отдал лакею распоряжение собирать вещи и вошел в будуар. Ему показалась возмутительной мысль о том, что теперь этой комнатой будет пользоваться чужая женщина, тем более жена, которой ему пришлось обзавестись против воли.

Он сказал себе, что сейчас самое главное – установить с Карой такие отношения, чтобы она сразу поняла, кто глава семьи, и осознала, какого именно поведения ждут окружающие от его жены.

Как всегда, в соответствии с распоряжениями маркиза, все комнаты в Бруме поддерживались в безукоризненном порядке, и будуар, хотя им давно не пользовались, был полон цветов и зажженных свечей.

Так было всегда, когда маркиз ночевал в Бруме. Он знал, что, хотя давно не открывал дверь, разделявшую его спальню и будуар, все за этой дверью готово к тому, чтобы порадовать его глаз уютом.

Айво испытывал острую грусть, входя в эту комнату, где все напоминало о покойных родителях.

Он специально не стал поднимать глаза на висящий над камином портрет отца и на чудесное изображение матери кисти сэра Джошуа Рейнолдса.

Вместо этого он быстро прошел к двери, ведущей в соседнюю спальню.

Взявшись за ручку двери, маркиз вдруг испытал приступ отвращения к женщине, отнявшей у него драгоценную свободу.

Затем Айво сказал себе, что в этом нет ее вины и было бы крайне неспортивно и не по-мужски обвинять Кару во всем, что случилось.

Он повернул ручку и обнаружил, что дверь заперта изнутри. Айво даже подергал за ручку, чтобы убедиться, что не ошибся.

Маркиз не мог представить себе, что Кара намеренно заперла дверь на случай, если ему придет в голову зайти к ней, поэтому он решил, что из-за глупой ошибки какой-нибудь неопытной горничной дверь оставили запертой, несмотря на то, что в спальне расположилась Кара.

Маркиз подумал, что лучше будет выйти в коридор и войти в спальню Кары через другую дверь, но потом решил все же постучать, не желая быть замеченным кем-нибудь из слуг. Им и так хватало поводов для сплетен.

Он осторожно постучал по деревянной панели. Тихонько, так как не хотел, чтобы дежуривший в коридоре лакей понял, что происходит в спальне господ, но в то же время достаточно настойчиво, чтобы слышно было внутри.

На стук его никто не ответил.

– Кара! – позвал маркиз.

Он подумал сначала, что девушка не слышит его, но через несколько секунд за дверью раздался ее слабый голос.

– Что… такое?

– Я хочу поговорить с вами. Откройте дверь!

Последовала пауза. Затем девушка твердо произнесла:

– Нет!

– Это важно, нам необходимо поговорить, – настаивал маркиз.

Ответа не последовало, и Айво решил, что девушка, должно быть, выбирается из кровати, чтобы открыть дверь.

Когда она заговорила снова, голос звучал гораздо отчетливее, видимо, она подошла к двери с той стороны.

– Зачем вам понадобилось видеть меня?

– Мои планы изменились, и я хочу рассказать вам о них.

– Вы можете сделать это и через дверь.

Маркиз почувствовал, что начинает злиться.

– Это просто смешно! – резко заявил он. – Я не собираюсь говорить с вами через запертую дверь.

– Почему?

– Потому что это глупо и нелепо. – Лучшего объяснения маркиз придумать не смог.

– Я уже легла… и хочу спать.

– Понимаю, что вы устали и нуждаетесь в отдыхе. – Маркиз решил, что надо набраться терпения. – Но все же я хочу поговорить с вами. В конце концов, я – ваш муж.

– Я это знаю, но у меня нет желания беседовать с вами в столь поздний час, – донеслось из-за двери.

– Может быть, сейчас и поздно, – согласился маркиз, – но когда я справился у миссис Пил, она сказала, что вы уже легли, а завтра рано утром я уезжаю в Лондон.

Кара, видимо, обдумывала слова маркиза.

– Откройте дверь, Кара, – приказал Айво, теряя терпение. – Я расскажу вам, что произошло.

– Нет! – голос Кары звучал твердо.

Маркиз едва подавил охватившее его желание навалиться плечом на дверь и сломать замок.

– Я настаиваю на том, чтобы вы повиновались и делали то, что я сказал! Очень важно, чтобы вы знали, почему я отправляюсь в Лондон.

– Вы можете оставить мне записку, – предложила Кара, – если не хотите, чтобы я сопровождала вас. Впрочем, не думаю, что мое физическое состояние позволит мне сделать это.

– Нет, я не предлагаю вам следовать за мной, – заверил Кару маркиз. – Но вы должны присоединиться ко мне через несколько дней.

– Хорошо, – ответила Кара. – Когда я почувствую себя лучше, постараюсь выполнить ваши инструкции.

Пока Кара говорила это, голос ее стал постепенно удаляться, из чего Айво заключил, что девушка вернулась в постель.

Он едва мог поверить в то, что она столь явно не повинуется ему и игнорирует его просьбу открыть дверь.

Но несколько секунд спустя Айво услышал мелодичный голосок Кары, который произнес:

– Доброй ночи, милорд!

Маркиз понял, что их разговор, если его можно было так назвать, закончен.

На следующее утро миссис Пил принесла Каре завтрак, дождавшись, когда новая маркиза проснется после продолжительного благотворного сна. Прошло уже несколько часов после того, как Айво уехал в Лондон.

На серебряном блюде рядом с кофейником лежало письмо, написанное твердым, прямым почерком. Кара подумала, что узнала бы почерк маркиза, где бы ни увидела его – он точно передавал характер хозяина, человека властного, решительного и в то же время не чуждого обаяния.

Кара специально отложила чтение письма на потом, предпочтя сначала позавтракать. Она со злорадством подумала о том, что это наверняка разозлило бы маркиза.

С утра Кара чувствовала себя намного лучше, чем накануне вечером, она с аппетитом съела яйца, насладилась свежим деревенским маслом, поверх которого намазала на хлеб айвовый джем, которым всегда славилась кладовая поместья.

Только съев почти все, что стояло на подносе, Кара вскрыла письмо маркиза.

Безо всяких вступлений Айво переходил к делу:


«В субботу вечером скончался Его Величество король Георг Третий. Сегодня объявят о восшествии на престол нового короля, и это событие требует моего присутствия в столице. Поэтому я отправляюсь в Лондон, в наш особняк на Беркли-сквер.

Если вы будете чувствовать себя достаточно хорошо, предлагаю вам присоединиться ко мне завтра или послезавтра, не говоря о том, что ваше присутствие необходимо, когда я объявлю обществу о нашем браке. Вам к тому же необходим надлежащий гардероб, обеспечить который можно только в Лондоне.

Если вы поставите в известность о предполагаемом времени своего отъезда мистера Кертиса, который ведет мое хозяйство, он подготовит для вас все необходимое и выделит горничную, которая будет вас сопровождать.

А.Б.»


Маркиз не стал подписывать письмо, только поставил внизу листа свои витиеватые инициалы.

Кара перечитывала письмо снова и снова.

Ее поразило известие о кончине Георга Третьего. Она размышляла о том, что новый король, которому так долго пришлось ждать восшествия на престол, теперь, должно быть, в восторге, что может наконец поступать, как ему вздумается.

«Если бы я была королем, то вообще отменила бы браки», – подумала Кара, вспомнив все, что произошло с ней вчера.

Но ей тут же пришло на ум, как и маркизу накануне вечером, что король сам женат на женщине, которая унижает его своим поведением, выставляя на посмешище перед всей Европой, не говоря уже об Англии.

Некоторые друзья ее дяди встречали за границей принцессу Кэролайн, и их рассказы о ней прерывались взрывами громкого хохота, оскорбительного, по мнению Кары, не только для принца-регента, но и для всего английского народа.

«– Ты бы видел ее, Лайонел! – смеялся один из рассказчиков. – Когда ее покинули английские слуги, она наняла на их место французских лакеев и поваров, пажей-арабов и швейцара-итальянца.

– Боже правый! – восклицал в ответ герцог Мэтлок. – Неужели это правда?

– Их наглость не знает границ, – продолжал его друг. – Когда они появляются в доме, это подобно нашествию разбойников.

– Надеюсь, это известно Его Высочеству, – усмехался Мэтлок.

– Можешь не сомневаться – кто-нибудь из доброжелателей непременно расскажет ему. Я слышал, принц ругался, как гвардеец, узнав, что его женушка въехала на осле в Иерусалим».

От подобных рассказов Кара чувствовала себя униженной и одновременно очень сочувствовала принцу-регенту.

Она понимала, что дядя ненавидит принца и рад слухам обо всем, что оскорбляло его достоинство.

Каре пришло вдруг в голову, что маркиз, возможно, ожидает и от нее подобного поведения: ведь она – племянница своего дяди.

«Я ненавижу маркиза, потому что он мой муж, – подумала она. – Но мама и папа учили меня быть настоящей леди в любых обстоятельствах. Каким бы ни был мой дядя, это вовсе не значит, что я готова опозорить честное имя маркиза Брума».

Раны на спине все еще болели, и Кара решила, что неразумно будет торопиться с поездкой в Лондон, пока она не почувствует себя по-настоящему окрепшей.

Девушка злилась и приходила в ужас при мысли о том, что ее выдали замуж за маркиза, и прекрасно понимала, что он испытывает по этому поводу схожие чувства.

Она часто слышала, как дядя с завистью говорит о лошадях маркиза Брума и его победах на скачках. Судя по его перешептыванию с какими-то подозрительными личностями накануне скачек, герцог Мэтлок не брезговал никакими способами для достижения своих целей. Кара прекрасно понимала, что Айво, славящийся своей принципиальностью и имеющий высокую репутацию, – полная противоположность ее дяди.