Она останется свободной, если только не свершится чудо и она не встретит человека, которому сможет доверять, потому что полюбит его. Впрочем, Кара догадывалась, что чудес на свете не бывает.

И вот теперь, когда она меньше всего ожидала этого, когда думала, что бежит, чтобы обрести независимость, ее схватили и вот-вот прикуют на всю жизнь цепями к маркизу Бруму.

– Тех, кого связал бог, не разлучит ни один смертный!

В словах этих послышался Каре глас судьбы.

Она точно знала, что любой ценой, любым способом – она пока еще не придумала каким – должна убежать от маркиза.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Маркиз стоял в дверях, глядя, как удаляются под сень могучих дубов Мэтлок и его подручные.

Лишь долгие годы тренировки собственной воли и природная выдержка помогли ему сдержаться и не ударить Мэтлока в последний момент, чтобы стереть с его лица эту омерзительную самодовольную улыбку победителя.

Когда они вышли из часовни, герцог произнес все тем же издевательским тоном:

– Неужели, Брум, вы настолько негостеприимны, что не предложите нам выпить по бокалу шампанского за вашу счастливую семейную жизнь?

Маркиз ничего не ответил. Он отошел от Кары сразу же, как только церемония была закончена, и молча направился к дому.

Поднявшись на ступени, Айво выразительно посмотрел на герцога, и тому стало ясно, что в его интересах поскорее покинуть владения Брума.

В Мэтлоке боролись противоречивые чувства – он никак не мог решить, продолжать ли задирать маркиза или благоразумнее спокойно удалиться, добившись своего.

Наконец негодяй выбрал последнее и, чувствуя себя победителем, взобрался на своего усталого скакуна. Весь вид его выражал высокомерие и довольство.

Адвокат и священник последовали за ним.

Маркиз смотрел им вслед, и внутри его вскипала такая чудовищная ненависть, которая не предвещала ничего хорошего его врагам. Когда-нибудь он отомстит им за все, но сегодня маркиз Брум был побежден.


Бросив последний взгляд в сторону удалявшихся всадников, маркиз подозвал одного из грумов, державших их лошадей.

– Бен!

– Да, милорд!

– Немедленно оседлай Грома и приведи его сюда!

– Хорошо, милорд.

Маркиз не стал заходить в дом, чувствуя, что не способен сейчас взглянуть в глаза Каре.

Вместо этого он прошел по усыпанной гравием дорожке, а затем через лужайку, ведущую к озеру, в которое впадала узкая, но быстрая речка.

Озеро было покрыто тонким льдом, который к середине дня подтаивал под лучами солнца, и теперь утки и лебеди плавали посередине водоема.

Бледное солнце, спрятавшись за низкими облаками, тускло светилось над землей.

Маркиз не замечал красот окружавшего его пейзажа. Он остро переживал свой позор и унижение.

Айво подумал о том, что впервые потерпел поражение в битве, где с самого начала не было надежды на победу.

Все случилось так быстро, и он до сих пор не мог осознать до конца, что это произошло на самом деле, а не является плодом его воображения.

И все же факт оставался фактом – он был теперь женатым человеком, супругом своенравной, упрямой особы, которую увидел впервые вчера, причем при весьма странных и не слишком приятных обстоятельствах.

– Женат! – слово это звучало, словно эхо, у него в голове. Мозг отказывался подсказать подходящий выход из ситуации, которой он никогда не мог бы себе даже представить. То, что сегодня случилось, нельзя было сравнить ни с одной проблемой, с которой Айво приходилось сталкиваться до сих пор. Женитьба на Каре никак не вписывалась в то будущее, которое планировал для себя маркиз Брум.

Он стоял, глядя на озеро, пока не услышал рядом с собой стук подков и позвякивание сбруи. Повернувшись, маркиз увидел своего лучшего скакуна.

Конь был в отличной форме, и маркиз понимал, что, только изнурив себя бешеной скачкой, сможет избавиться от охватившего его отчаяния и уныния.

Не сказав груму ни единого слова, Айво вскочил в седло и пришпорил коня, направляя его в сторону парка.


Дождавшись отъезда дяди, Кара отошла от окна, пересекла холл и стала медленно подниматься по ступенькам. Каждый шаг давался ей с трудом, отзывался страшной болью в израненной спине.

Физическая боль, усталость, душевное опустошение овладели девушкой. Она не могла думать о браке, заключенном с маркизом, и его возможных последствиях. Все, чего ей хотелось сейчас, это остаться одной и поскорее лечь.

Добравшись наконец до постели, девушка поняла, что после жестокого избиения и обморока она должна прежде всего поправиться и восстановить силы, а потом уже думать о будущем.

Кара осторожно легла, стараясь не тревожить раны, закрыла глаза и стала молить бога, чтобы он лишил ее сознания.


Несколько часов спустя Кара очнулась от тяжелого забытья, которое больше напоминало обморок, чем сон. Повернув голову, она обнаружила, что кровь из ран засохла на простынях, на которых она лежала. Кара легла на бок и вскрикнула от боли.

В комнате тут же появилась миссис Пил. Каре стоило некоторых усилий вспомнить, кто перед ней.

– Вы проснулись, миледи? – спросила экономка.

– Кажется… да…

– Сможет ли ваша светлость добраться до соседней комнаты? Там все для вас приготовлено. Надо смазать спину мазью, переодеться и лечь как следует.

Поскольку согласиться было проще, чем возражать, Кара позволила миссис Пил отвести ее вниз по коридору, в южное крыло дома.

Девушка была слишком измучена болью и отчаянием, чтобы сразу понять, что ее поместили в комнату, которую всегда занимали хозяйки поместья, и последней ее обитательницей была мать маркиза Айво.

Но, войдя в комнату, Кара чувствовала только собственную боль и унижение. Как маленькому раненому зверьку, ей хотелось забиться в норку, спрятавшись подальше от всего мира.

Когда с нее снимали платье, Кара застонала от боли, однако мазь, которой смазала ей спину миссис Пил, сразу принесла девушке облегчение.

Ей дали выпить что-то теплое, похожее на мед с молоком, но Кара была слишком равнодушна ко всему, чтобы выяснить, что это за напиток.

Затем миссис Пил помогла ей лечь на кровать под огромным балдахином из набивного шелка, на котором пухлые купидоны прятались среди листьев и цветов.

Кара думала лишь о том, чтобы скорее коснуться головой подушки и закрыть глаза.

Занавеси на трех высоких окнах были задернуты, и, оставшись одна, Кара попыталась отключить свой мозг, чтобы поскорее заснуть.


…Маркиз вернулся через несколько часов. Он вошел через парадную дверь, и лакей, принимавший у него шляпу, перчатки и хлыст, подумал о том, что господин его выглядит измученным и каким-то постаревшим.

Слуги догадывались о том, что произошло. От них не укрылось, что маркиз побывал сегодня утром в часовне со священником и весьма странной юной особой, которую привез с собой накануне вечером.

Хотя миссис Пил решительно пресекала сплетни, на которые так падка была прислуга, горничные, столпившись под лестницей, нашептывали друг другу, что у юной леди были неровно остриженные короткие волосы и мужской костюм под меховым плащом маркиза.

Все, от поваренка на кухне до старшей горничной, гадали, кто же эта девушка и почему она прибыла в Брум в таком странном наряде.

– Приехавший из Лондона джентльмен желает видеть вас, сэр, – сообщил маркизу дворецкий. – Я проводил его в кабинет.

– Джентльмен из Лондона? – удивился маркиз.

У него мелькнула мысль, что это, должно быть, Генри Хэнскет, но тут же понял, что друг его не мог приехать так рано.

Первым побуждением маркиза было заявить, что он не желает никого видеть, но полученное воспитание диктовало ему, что нельзя поступать подобным образом с человеком, проделавшим утомительный путь из Лондона.

Лакей открыл перед ним дверь, и, войдя в кабинет, маркиз с удивлением обнаружил, что его посетитель, намеренно не сообщивший дворецкому своего имени, был из числа приближенных к королевской семье.

– Добрый день, Бингэм, – воскликнул маркиз. – Прошу прощения, что заставил себя ждать. Я не ожидал вашего визита.

– Я подумал, что лучше мне самому сообщить вам эту информацию, милорд, – сказал мистер Бингэм. – Вчера вечером, в половине девятого, Его Величество отошел в мир иной.

– Король умер! – воскликнул в изумлении маркиз.

Это действительно оказалось для него неожиданностью, хотя на самом деле смерть короля была событием, которого ожидали уже давно.

Но Айво так же, как регент и многие его приближенные, иногда приходил к мысли, что король не умрет никогда.

– Он умер, – повторил мистер Бингэм, – и поскольку сегодня годовщина казни Карла Первого, заявление о восшествии на престол нового короля последует не раньше понедельника.

– И он, конечно же, ожидает моего присутствия в Лондоне, – словно само собой вырвалось у маркиза.

– Именно поэтому я поспешил сюда, милорд. Его Величество уже спрашивал о вас.

– Спасибо, мистер Бингэм, – сказал маркиз. – А теперь позвольте предложить вам бокал вина. Или вы предпочитаете бренди?

– С вашего позволения, я выпью немного вина, милорд.

– Вы, конечно же, останетесь на ночь, – сказал Айво. – А утром мы вместе отправимся в путь.

– Чем раньше, тем лучше, милорд! Его Величество пребывает в меланхолии по поводу постигшей его утраты и желает видеть рядом с собой в такой момент только самых близких друзей.

Маркиз несколько скептически отнесся к услышанному комплименту. Он знал, сколь эмоционален их новый властитель.

Всю жизнь новый король драматизировал каждую ситуацию, в которой оказывался, начиная с двадцати двух лет, когда ранил сам себя ножом, чтобы убедить миссис Фитцгерберт стать его женой.

Маркиз налил Бингэму шампанского из бутылки, покоившейся в серебряном ведерке со льдом, и подумал о том, что последнее, что нужно ему сейчас, – это король, драматизирующий долгожданную смерть собственного отца. Эта мысль заставила его вспомнить о Каре.