Окинув еще раз взглядом комнату, в которой она отдала Джордану свою невинность и провела с ним несколько незабываемых жарких ночей, Жоли шагнула за порог.

Придя в конюшню, она обнаружила, что мужчины готовы отправиться в путь. Мулы были уже нагружены, лошади оседланы.

Жоли бросила свой узел на солому и встала в дверях, словно в раме, уперев руки в бока. Длинная тень от ее фигуры упиралась в Джордана словно укоряющий перст.

– Почему ты не зашел за мной? – решительным голосом спросила Жоли.

Джордан в этот момент возился с седлом, застегивая его под брюхом лошади.

– Я собирался зайти за тобой, – пробормотал он, стараясь не смотреть на девушку.

– Когда, через месяц? – сердито бросила Жоли, но вдруг осеклась, в один момент вдруг все осознав. Джордан собирался улизнуть, оставив ее здесь! Руки Жоли сжались в кулаки. Она подошла к Джордану вплотную, так, что он уже не мог не посмотреть на нее. Взгляд ее изумрудно-зеленых глаз, казалось, прожигал насквозь.

– Нет, – сконфузившись, забормотал он, – я бы пошел за тобой прямо сейчас, если бы ты сама не пришла. Я не хотел будить тебя, хотел, чтобы ты отдохнула как следует…

– Хватит заливать! – Эту фразу Жоли слыхала от Гриффина. – Ты вовсе не собирался идти за мной!

Джордан выпрямился в полный рост. Глаза его потемнели от гнева.

– Будь моя воля, я бы действительно бросил тебя здесь, но наш благородный рыцарь, – он кивнул в сторону Гриффина, – никогда бы мне этого не простил. Не волнуйся, зеленоглазая, ты пойдешь с нами.

Жоли молчала. Такой ответ ее не устраивал. Джордан, судя по всему, по-прежнему не желал видеть Жоли своей женой.

– Жоли, где твои башмаки? – спросил Гриффин.

– Здесь. – Девушка кивнула на свой мешок. – Я не стала их надевать.

– Почему? – не отставал Гриффин.

– Они натирают мне ноги. Сколько можно, Гриффин, – вспылила вдруг Жоли, – постоянно указывать, что мне делать, вплоть до того, носить мне башмаки или нет?

– Да я просто так спросил, – пробормотал Гриффин. – Спросить уже нельзя?

Жоли вдруг стало стыдно за свою несдержанность. Пусть Гриффин не всегда действует по-умному, но он искренне заботится о ней и желает ей добра.

– Прости, Гриффин, – извиняющимся голосом проговорила Жоли, – ты прав, об обуви я должна позаботиться. Просто мне не нравятся башмаки.

Гриффин готов был простить Жоли за то, что она накинулась на него; он понимал, как ей сейчас нелегко. Великолепный образ Джордана, созданный исключительно ее воображением, начал наконец тускнеть.

Гриффин подвел к Жоли ее лошадь и проговорил:

– Это ты меня извини, Жоли, если что не так. Я просто не хочу, чтобы ты царапала ноги о камни и кусты.

– Я благодарна тебе, Гриффин, за заботу, – признательно улыбнулась Жоли.

Она чувствовала, что Джордан пристально смотрит на нее, но сама была не в силах поднять на него глаза.

Жоли невидящим взглядом смотрела на мух, вившихся вокруг лошадей, не в силах перевести глаза на Джордана. От нечего делать она начала считать развешанные по стенам конюшни хомуты и насчитала их шестнадцать.

– Если ты едешь с нами, зеленоглазая, – произнес наконец Джордан, – ты сама должна заботиться о своей лошади. Ты это помнишь?

– Помню, – откликнулась Жоли, по-прежнему не глядя на него, – помню, и не только это.

Джордан подошел к Жоли вплотную и спросил:

– В самом деле?

На какое-то мгновение его глаза стали грустными, но только на мгновение, так что Жоли даже не успела этого заметить.

– Помню, Жордан, – твердым голосом ответила она, и в конюшне воцарилась напряженная тишина.

– Не понимаю, – нарушил своим громовым голосом тишину Эймос, – почему мы все стоим, ребята? Не лучше ли отправиться в путь сейчас, пока еще не жарко?

– Ты прав, приятель, – кивнул Джордан. Взгляд его по-прежнему был устремлен на Жоли.

– Лично я – за, – поддержал его Гриффин. – Не кажется ли вам, что в этой чертовой конюшне воняет? Давно пора проветриться!

За весь путь никто не проронил ни слова. Жоли не хотелось разговаривать с Джорданом, Джордану – с Жоли, Гриффину – с Джорданом, Эймос в конце концов потерял надежду разговорить хоть кого-нибудь. Единственными звуками были стук копыт по камням, позвякивание уздечек да еще время от времени фырканье мулов. Солнце уже почти достигло зенита, жара стояла неимоверная, но, слава Богу, водой путники запаслись вдоволь.

Многочасовую тишину нарушила наконец Жоли. Подъехав поближе к Джордану, она спросила:

– Gostood' пё ?

— Что? – очнувшись от своих мыслей, переспросил Джордан и кинул на девушку непонимающий взгляд.

– Жарко, да? – повторила Жоли по-английски, широко улыбаясь.

Джордан посмотрел на нее еще пристальнее:

– Я смотрю, зеленоглазая, ты зла долго не помнишь! Жоли не уловила иронии, прозвучавшей в его словах.

– Зачем копить в себе отрицательные эмоции? – снисходительно пожала плечами она. – Жизнь слишком коротка, надо уметь радоваться тому, что есть.

– Да ты, я смотрю, философ! – улыбнулся Джордан. – Когда это ты научилась так философски смотреть на жизнь? Такая молодая…

На этот раз Жоли уловила насмешку в голосе Джордана.

– Я все-таки наблюдаю жизнь, – пожала она плечами, – и делаю кое-какие выводы!

– А что заставило тебя сделать именно этот вывод? Я все равно не верю, что твой жизненный опыт настолько богат…

– Но и не настолько беден, – парировала Жоли.

Она сняла шляпу, и черные как смоль волосы рассыпались по ее плечам. Джордан невольно залюбовался ими. Ему вдруг вспомнились эти волосы, разметавшиеся по подушке, горящие страстью огромные зеленые глаза, восхитительное юное нагое тело… Джордан резко тряхнул головой, словно пытался отогнать от себя непрошеное видение.

– Так что же с тобой случилось? – повторил он свой вопрос. – Когда ты выработала в себе такое философское отношение к жизни?

– Я знаю историю Маленького Медведя и Той, Которая Смеется. Маленький Медведь любил ее, но Той, Которая Смеется, нравился Пятнистый Хвост. Медведь каждый день преследовал ее – а она, надо сказать, была очень красивая – и смотрел, как она кокетничает с Пятнистым Хвостом. Вскоре Маленький Медведь возненавидел обоих и вызвал Пятнистого Хвоста на дуэль. Хвост победил, а Медведь с позором бежал – над ним вся деревня смеялась. Маленький Медведь не вынес позора и бросился с высокой скалы. Рассказывают, что его дух бродит по земле и поныне, не в силах обрести покой.

– Ну не дурак ли этот твой Медведь, скажи на милость? – ухмыльнулся Джордан. – По мне, так без бабы куда лучше!

Жоли с изумлением посмотрела на Джордана:

– По-твоему, лучше жить, когда никого не любишь и тебя никто не любит? Ты действительно так считаешь, Жордан?

– Не знаю, – вдруг смутившись, пробормотал Джордан. – Зависит от того, как на это смотреть…

Маленькая чертовка явно рассказала эту историю неспроста, подумал Джордан. Но он не попадется на ее удочку! Эта малолетка еще имеет наглость учить его жизни, как будто и впрямь что-то в этом смыслит! Кем она себя считает, черт побери! – ругнулся про себя Джордан и поморщился.

Он опустил глаза, чтобы не смотреть Жоли в лицо, но тут его взгляд уперся в ее маленькую округлую грудь, отчетливо прорисовывающуюся под рубашкой. Гриффин словно нарочно подарил этой красотке такую тонкую рубашку… впрочем, рубашка, кажется, его, Джордана. Черт побери, нельзя не признать, девчонка действительно чертовски соблазнительна в этой тонкой мужской рубашке и в джинсах в обтяжку. Почему, в конце концов, в жизни все так устроено – почему нельзя просто заняться с женщиной сексом, не опасаясь, что та обязательно начнет что-то требовать взамен?

Во-первых, женщины совершенно не умеют отказывать – не в том смысле, что всегда соглашаются, а в том, что не могут отказать нормально. Не хочешь – твое право, Джордан не насильник, в конце концов. Но скажи тогда просто «нет» – нормально и спокойно. Почему обязательно кричать «не-е-ет!» во всю глотку, читать мораль, пытаться унизить, высмеять?

А с теми, кто соглашается, тоже свои трудности – столько мороки, что сам иной раз бываешь не рад. Одна пилит с утра до ночи, другая все время требует подарков, третья устраивает истерику, когда ты уходишь… А эта романтическая дурочка клеится к нему со своей любовью, словно собака, которая ластится к хозяину, сколько бы тот ее ни бил.

Джордан упрямо тряхнул головой.

«Ничего страшного, – сказал он себе. – И не с такими стервами справлялись, а уж с этой малолеткой запросто…»

– Не позволяй ему вить из тебя веревки, Жоли! – услышал Джордан голос Гриффина. Подъехав к девушке поближе, парнишка снова начал читать ей мораль.

Жоли улыбнулась Гриффину с видом опытной женщины:

– Успокойся, приятель. Если Жордан кого-то здесь и обманывает, то только себя.

Джордан не смог сдержать улыбки – таким выраженьицам Жоли явно научилась у Гриффина.

– Не слишком ли ты самоуверенна, Жоли? Протри глаза! С чего ты вообще взяла, что Джордан когда-либо на тебе женится? – продолжал подначивать девушку Гриффин.

– Это то, что у вас, белых, называется «судьба», Гриффин, – голосом вещуньи произнесла Жоли. – Когда я впервые увидела Жордана, то все прочитала по его глазам. Да, собственно, и сейчас это есть в его взгляде, хотя он и пытается скрыть это от меня и от самого себя.

– Ты уверена? – с сомнением в голосе спросил парнишка. – Может быть, ты просто видишь то, что хочешь видеть? Да, Джордан испытывает к тебе сексуальное влечение – этого нельзя отрицать, – но это еще не любовь…

Жоли посмотрела на Гриффина удивленным взглядом, поражаясь его непонятливости.

– Да, Гриффин, – тоном умудренной жизнью многоопытной женщины продолжила она, – Жордан явно испытывает ко мне влечение как к женщине. Но он любит меня, и я это знаю.