Вирджиния Браун - Дороже всех сокровищ

3 апреля 1880 года

Склонившись над чистым горным ручьем, девушка смотрела в его воды ничего не видящим взглядом. Смутный, безотчетный страх терзал ее душу. Боже! Как много ей пришлось пережить – за столь короткий отрезок времени! Да, отцу удалось уверить ее, что теперь, надежно скрытые от внешнего мира высокой горной грядой, называемой на языке белых Орган, они могут чувствовать себя в полной безопасности. Но память о бессонных ночах, заполненных постоянным тревожным ожиданием, была еще слишком свежа, и изгнать страх из души было не так-то легко.

Прищурившись от слепившего глаза солнца, девушка откинула со лба выбившиеся из-под головной повязки непокорные пряди цвета воронова крыла. Она была одета в широкое бесформенное платье, доходившее ей лишь до колеи, на ногах – кожаные индейские мокасины, в которых удобно бегать по камням.

Вдалеке, на противоположном берегу, вдруг раздался одиночный выстрел. Девушка вскочила и едва не соскользнула с плоского прибрежного камня, на котором сидела. Удержавшись, она спрыгнула на берег, но тут же поскользнулась на влажной траве и свалилась в воду. Поднявшись, девушка испуганно огляделась и стала напряженно вслушиваться.

– Гааду! Гааду! – донеслось до ее слуха.

Девушка облегченно вздохнула. Если ее окликают, называя тайным индейским именем, да еще так громко, значит, бояться нечего. Через мгновение она увидела спешившего к ней Чаа. Имя мальчику, как это принято у индейцев, было дано в честь животного. Чаа, что в переводе с индейского означает «бобер», был прозван так из-за своих длинных передних зубов. Свое же имя Гааду – «кошка» – девушка получила благодаря изумрудно-зеленому цвету глаз.

– Yaa! — отозвалась девушка на языке апачей. – Я здесь, Чаа!

– Ayii! — присвистнул мальчишка, подойдя ближе. – Посмотри на себя! Ты nayiist'u!

– Конечно, – проворчала девушка, – я вся мокрая, потому что упала в воду! Помоги-ка мне выбраться!

Она протянула руку, и парнишка вытянул ее на берег. Сев на камень, Гааду принялась отжимать подол платья.

– Мне показалось, я слышала выстрел, – слегка встревоженным голосом произнесла она.

– Ничего страшного, – беспечно пожал плечами Чаа. – Это всего лишь пристрелили пантеру. Жалко, что не belu…

— Ты что, забыл, Чаа, – я ведь сама наполовину белая! – Девушка бросила на парнишку сердитый взгляд. – Только мать моя из апачей, а отец… К тому же ни один белый не посмеет подойти так близко к нашему лагерю – они боятся Викторио. Иногда я сама его боюсь…

Чаа пристально посмотрел в огромные кошачьи глаза Гааду. Он не любил вспоминать о том, что его самая близкая подруга, с которой он был неразлучен почти что с пеленок, – наполовину белая.

– Guzeegutsa! — проворчал он.

— Я не ругаюсь на тебя, Чаа, а просто констатирую факт. Поднявшись на ноги, Гааду улыбнулась парнишке, давая понять, что не сердится. – Я знаю, что ты все равно любишь меня такой, какая я есть. Не так ли?

— Люблю, – признался Чаа, скинув носком мокасина камушек в воду. – Но почему ты каждый год уезжаешь с niziaa?

Чаа было всего десять лет, но выглядел он значительно старше. Его мускулы уже начали наливаться силой. И он, и Гааду понимали, что это их последнее лето вместе – скоро Чаа станет слишком большим для того, чтобы играть с девочками, тем более с такими почти взрослыми девушками, как Гааду.

– Почему ты каждый год уезжаешь? – повторил он.

– Приходится уезжать. – Гааду нахмурилась, разглаживая складки платья. – Шитаа каждый год должен охотиться, добывать шкуры для белых, а я люблю ездить с ним и с папой. Я хочу повидать мир, Чаа! Ты же сам знаешь, что и не собираюсь навсегда остаться в племени!

– А ты не боишься, что железное чудовище тебя съест? – нахмурившись, спросил Чаа. – Я так его боюсь, хотя и говорят, что оно может бегать только по железной тропе… Оно так дышит паром!

– Нашел чего бояться – паровоза! – фыркнула Гааду. – И не пытайся меня уговорить – все равно я рано или поздно отсюда уеду!

Повернувшись, девушка побежала прочь легко и быстро. При взгляде на нее казалось, что она почти не касается йогами земли.

Оказавшись вскоре в деревне, Гааду увидела отца, уже вернувшегося с охоты, и бросилась к нему.

– Папа, когда мы уедем отсюда? – запыхавшимся от бега голосом выпалила она. – Я хочу увидеть горы! Возьми меня с собой, папа, s'il vous plait!

– Терпение, cherie! – улыбнулся отец, откидывая со лба дочери непокорные волосы и глядя в ее возбужденно-сияющие глаза цвета изумруда. – Когда-нибудь поедем, out. Сейчас это небезопасно – тебе лучше остаться здесь.

– Папа… – попыталась было возразить Гааду, но отец решительно оборвал ее.

– Non! И не спорь! На большой земле идет война. Я не хочу подвергать тебя опасности. Когда-нибудь. Обещаю.

Нежно погладив дочь по голове, Анри Ла Флер поспешил в вигвам, где его поджидала жена.

Гааду осталась стоять во дворе одна, зная, что в этот момент лучше не идти к родителям и не мешать их уединению.

Сердито поджав губу, она вытерла о траву мокрые мокасины и, повернув голову, стала с тоской смотреть на запад. Там, за высокими горами, за широкими реками, лежал огромный, разноцветный, неведомый мир.

К ночи бой наконец прекратился. Где-то вдалеке завыл койот, и этот вой, отдаваясь эхом в суровых, неприступных скалах, в выжженных безжалостным южным солнцем долинах, заставлял сердце невольно сжиматься от страха и дурного предчувствия. Ущербная, словно надкушенная кем-то луна бросала тусклый серебристый свет на безжизненную долину, покрытую грудами мертвых тел. Голубые мундиры убитых солдат стали красными от крови, а их сабли и карабины унесли с собой индейцы. Пятьдесят три человека – весь отряд – полегли в этом бою. И только один остался в живых. Он был смертельно ранен и уже возносил мысленно Господу молитвы, готовясь разделить участь своих погибших товарищей…

В какой-то момент, собрав остаток сил капитан Джордан Синклер с трудом разлепил веки и, слегка приподнявшись на локтях, оглядел мутным взором долину. Фред Краймс, молоденький денщик Джордана, лежал рядом с открытыми глазами как живой. Рот парня был широко раскрыт, словно он жадно глотал воздух. В нескольких ярдах от Краймса Джордан увидел Дейва. Дейв Стюарт был отличным кавалеристом и закадычным другом капитана Синклера… Да что Дейв – Джордан знал всех лежавших сейчас мертвыми по именам. Он бессчетное количество раз ходил с ними в атаку, сражался плечом к плечу, пил виски на привалах…

«Наверное, – подумал вдруг Джордан, – я должен был с ними и умереть… Но видимо, Бог решил распорядиться иначе…»

Он, обессилев, упал на землю, не успевшую еще остыть после жаркого дня, но лежал так недолго – воля к жизни победила. Надо бороться со смертью.

Джордан снова приподнялся и огляделся вокруг еще раз. Причудливо изрезанный горный ландшафт в серебристом свете луны казался каким-то неземным. На западе возвышалась огромная и увесистая, словно стена, скала. Собрав все силы, Джордан пополз к ней. Малейшее движение отзывалось адской болью в израненном теле, но капитан, стиснув зубы, продолжал ползти вперед.

Скала была образована застывшей вулканической лавой. В одних местах она была морщинистой, как кожа старого слона, в других – гладкой, как хорошо отполированное зеркало. Кое-где на ней росли редкие кусты, кактусы, корявые карликовые сосны, чудом сумевшие укорениться на этих безжизненных камнях.

Джордан полз к скале в надежде найти там укрытие. Когда-то, несколько лет назад, будучи в этом месте, он случайно обнаружил пещеру – небольшую, но вполне пригодную для того, чтобы спастись в ней от палящего солнца или переночевать. К тому же в пещере был ключ с прохладной полой, за один глоток которой сейчас Джордан был готов продать душу дьяволу.

Ухватившись за какой-то куст, он наконец-то поднялся па ноги и медленно-медленно побрел вперед. Раненое плечо нестерпимо ныло, голова раскалывалась на две части, волосы склеились от засохшей крови. Много раз Джордан падал, разбивая руки и колени. Взгляд ему застилало кровавое марево, однако он сумел разглядеть вход в пещеру…

…Вода! Вот она журчит по камням, лаская слух. Этот звук был самым приятным из тех, которые Джордану приходилось слышать за всю свою жизнь! Вода!.. Прохладная, сладкая… Джордан жадно припал спекшимися губами к живительной влаге, а напившись, в изнеможении лег на пол, устремив невидящий взгляд в потолок пещеры.

Перед глазами, словно наяву, снова возникли мертвые тела, лежащие на безжизненной каменистой земле… Бог свидетель, Джордан пытался сделать все, чтобы отговорить своих товарищей от этого боя, но не сумел. Они падали с гор, словно листья с деревьев, а индейцы, засевшие в долине, хладнокровно расстреливали их из винтовок, взятых у ранее убитых солдат.

Джордан перевернулся на живот и снова поморщился от боли. Странно, почему индейцы вопреки обычаю не стали снимать скальпы с убитых, недоумевал Джордан. Судя по всему, они просто куда-то очень спешили…

Апачи, возглавляемые Викторио и Нана, вышли на тропу войны еще в прошлом, 1879 году и все это время систематически и с хладнокровной жестокостью расстреливали и вырезали целые селения белых. До сих пор армии не удавалось нанести значительный удар по отрядам индейцев. Викторио, как правило, действовал решительно и быстро, внезапно нападая и так же внезапно исчезая. С небольшой группой людей он умудрялся одерживать победу едва ли не над целыми армиями. Как ему это удавалось – известно лишь одному их индейскому богу. Апачи появлялись словно ниоткуда и так же исчезали, растворяясь в горах.