Тишина наступила такая, что у нее закружилась голова. Она помедлила секунду и продолжала:

— Несколько недель назад я узнала, что Джеймс и Стефани на самом деле не разводились.

Кто-то в зале негромко ахнул.

— По мнению Стефани, они по-прежнему были счастливой семьей.

По залу снова пронесся гул, и Кати захотелось рассмеяться — такие изумленные у всех сделались лица.

— Как вы поняли, я ничего не знала про Стефани, а Стефани ничего не знала про меня. Джеймс жил двойной жизнью. Жизнью заботливого мужа и отца со среды по воскресенье и жизнью любящего друга другую половину недели. До тех пор, пока об этом не узнала Стефани и не рассказала мне — она хотела сама приехать сюда сегодня вечером, кстати, но не смогла.

Полное замешательство в зале.

«Отлично, — подумала Кати, — они ловят каждое мое слово».

— Итак, — сказала она, — теперь у меня все кончено с Джеймсом. Я велела ему убираться, и он убрался, уехал в Лондон, насколько мне известно, но что он будет там делать, не представляю, потому что Стефани точно так же выгнала его вон. А мне это безразлично, и я больше никогда не желаю с ним разговаривать. А теперь я хочу, чтобы вы наслаждались праздником. Буфет откроют через минуту. Давайте выпьем все вместе!

Кто-то захлопал, другие неуверенно, с оглядкой на этикет, подхватили. Едва Кати сошла со сцены, как ее окружила небольшая толпа. Ее обнимали и хвалили за смелость. Она достойна лучшего, говорили ей, Джеймс определенно неудачник, и его никогда не примут снова в Нижнем Шиппингеме. Кати купалась в лучах популярности. Да, публичное разоблачение Джеймса не состоялось, но в целом все получилось ничем не хуже.

Часов в одиннадцать, с трудом улизнув от соседей, изливавших на нее сочувствие и поддержку, она вышла на улицу и позвонила Стефани.

— Я это сделала! — сказала она в трубку.

— Браво, — ответила Стефани, и Кати почувствовала, что она улыбается. — Расскажи подробности.


Дальнейшее вспоминалось впоследствии весьма туманно. Ей говорили много добрых слов, предлагали помощь и покровительство, снова и снова подливали вина, звали танцевать. Она помнила, как даже расплакалась, когда кто-то, кажется Симона, которая, видимо, раскаивалась в том, что пыталась соблазнить Джеймса несколько дней назад, особенно проникновенно выражала ей сочувствие. Но Кати абсолютно не понимала, как возвращалась домой с Оуэном и каким образом оказалась в его постели почти голой.


Окно гостиничного номера Джеймса выходило на наружные воздухоочистительные установки расположенного рядом ресторана, и их непрерывный гул убивал всякую надежду посмотреть телевизор. Он попробовал закрыть окно, но, поскольку его отель не предоставлял такую роскошь, как кондиционер, в комнате сразу стало невыносимо жарко, и ему не оставалось ничего иного, как открыть окно снова. Этот мотель на Чак-Фарм-роуд он выбрал не за его удобства, а за место расположения. Отсюда было рукой подать до Стефани, и никому не покажется странным, если они будут постоянно сталкиваться. Очень важно, чтобы она, удалив его с глаз долой, не смогла просто выбросить его вон хотя бы из головы.

Джеймс вытянулся на узкой кровати. Он очень устал, но знал, что заснуть не удастся. В голове проносились события двух минувших дней. Он, само собой, не ждал, что, услышав его признания, Стефани тут же все ему простит и они станут жить и дальше вместе как ни в чем не бывало, но ее реакция выбила его из колеи. Откуда она могла узнать, о чем он собирался ей рассказать? И как давно она узнала? Он попытался проанализировать ее поведение за последние несколько месяцев по отношению к нему, вспомнить эпизод, после которого ее отношение изменилось. Но так ничего и не смог припомнить.

А что касается Кати… Джеймс потер глаза ладонями. Тут он совсем ничего не понимал, кроме того, что жизнь с ней… вернее, вся его линкольнширская жизнь окончена. И ему это было все равно. Даже радостно сознавать, что огромный кусок его существования отрезан так бесповоротно. Он продаст практику и навсегда сможет выкинуть из головы и Нижний Шиппингем, и его обитателей. И слава богу!

Но когда он задумался над тем, на что станет жить, его прошиб холодный липкий пот. Пока он не получит денег за практику, придется жить на сбережения, большую часть которых поглотят налоговые долги. Утром он собирался позвонить земельному агенту — может быть, получится продать практику, не дожидаясь решения управы по поводу пристройки? Хотя кто же согласится взвалить на себя чужие проблемы?

Мотель обходился ему в семьдесят пять фунтов в день — и это за крошечный номер, где нельзя даже вскипятить чая.

Наверное, придется подыскивать квартиру, хотя едва ли в Лондоне он сможет позволить себе жить один, а мысль делить жилье с кем-то еще, словно он студент, едва не заставила его расплакаться. Он подумал о Стефани и их уютном доме в двух шагах отсюда. Интересно, думает ли она о нем? Но она не думала.


Глава 37


Утром в понедельник Стефани встала хорошо выспавшейся. После разговора с Кати она была довольна, что Джеймс все-таки не избежал публичного разоблачения, которое они задумали с самого начала. Очень странно, что он все-таки решился все ей рассказать — вполне мужественный поступок, нисколько ему не свойственный.

Собираясь в школу, Финн расплакался. Словно новость, которую накануне сообщила ему Стефани, вдруг дошла до его сознания. Она пообещала ему купить подружку для Дэвида, и это, кажется, помогло. «Господи, — подумала она, — прошло всего два дня, как мы с Джеймсом расстались, а мне уже приходится подкупать своего ребенка». Правда, в школу он пошел вполне счастливый, так что подкуп оправдал себя, хотя в голове Стефани уже мелькали картины, как, пытаясь утешить сына, она постепенно оказывается в каком-то подобии Ноева ковчега.

Проводив Финна до школы, она вернулась домой, где иногда позволяла себе поработать, не приезжая в офис. После церемонии вручения премий киноакадемии все немного успокоилось, но несколько глянцевых журналов снова опубликовали снимки Меридит и Минди с лестными комментариями, что сулило новые заказы в будущем. Полчаса она говорила по телефону с Наташей, сообщая ей подробности, потом вяло полистала журналы в поисках вдохновения и наконец позволила себе задуматься о предстоящем вечере.

Майкл ждал ее в половине восьмого у «Нобу», и, хотя он пока об этом не догадывался, Стефани решила, что сегодня ночью их отношения перейдут на новый уровень. Она договорилась, что Финн переночует у Арона Симпсона — его матери она сказала, что вечер, проведенный с приятелем, отвлечет его от эмоциональной травмы. Мать Арона, Кристабель, которая сама воспитывала сына в одиночку, была рада помочь. Стефани собиралась сразу же сказать Майклу, что с ее браком покончено, а потом сделать так, чтобы после ужина он отвез ее к себе домой. Она не думала, что его придется слишком активно завлекать. Она была почти рада, что Наташино появление в тот раз помешало им стать любовниками. Она хотела, чтобы их с Майклом отношения были предельно честными и потом не мучила совесть, что они начались до того, как она объявила Джеймсу о разрыве.

Когда в шесть часов пора было приниматься за косметику, Стефани почувствовала себя плохо. Неужели она в самом деле готова к этому? Даже если отвлечься от моральной стороны происходящего, она далеко не была уверена, что сможет раздеться перед другим мужчиной после долгих лет спокойной семейной жизни с Джеймсом. Конечно, он уже успел увидеть ее почти раздетой. Она покраснела, вспомнив, как они второпях даже не дали себе труда раздеться полностью, словно два подростка, совокупляющиеся на скамейке в парке. «Ну да ладно, — решила она, — если ему не понравится то, что он увидит, это меня не касается». Стефани постаралась убедить себя в том, что верит в это, но не смогла.

Без двадцати восемь она вышла из такси на Парк-Лейн. Майкл сидел в баре с пустым бокалом в руке.

— Это для храбрости, — пояснил он, увидев Стефани, и она засмеялась. Конечно, он тоже нервничает. Ведь и он был женат на другой женщине пятнадцать лет. Стефани немного расслабилась.

— Я бы тоже не отказалась выпить, — сказала она. Через четыре с половиной часа все было кончено. По крайней мере, в первый раз. Стефани лежала на большой деревянной кровати Майкла (он пошел вниз, принести напитки) и поздравляла себя. Это было… немного нескладно, как почти всегда бывает при первой близости, они не могли предугадать движений друг друга и все время спрашивали «Тебе так нравится?», и «Так хорошо?», и «Тебе так удобно?». Ей даже пришлось немного притвориться, иначе это тянулось бы всю ночь. Но в общем все прошло хорошо. Не потрясающе, но приятно. И на данный момент этого было вполне достаточно.


Кати проснулась со страшной сухостью во рту и с трудом вспомнила события минувшего вечера. Еще не успев открыть глаза, она почувствовала непривычный запах. В нем не было ничего неприятного, но в ее маленькой спальне обычно пахло лилиями. Кто-то негромко засопел над ухом. Тут она окончательно проснулась и заставила себя оглядеться. Рядом на спине и — она могла бы в этом поклясться! — с блаженной улыбкой на губах распростерся Оуэн.

Это просто невозможно! Она не могла!

Заглянув под одеяло, Кати увидела, что белье осталось на ней, это был добрый знак. О боже! Она и понятия не имела, что произошло.

Пытаясь не разбудить Оуэна, она вылезла из-под одеяла. Если бы пришлось с ним сейчас разговаривать или, тем более, соответствовать каким-то его ожиданиям, она бы не вынесла. Необходимо было выбраться отсюда как можно скорее. Оуэн что-то забормотал и повернулся на бок, не подозревая, что Кати, застыв рядом, в ужасе смотрит на него. Она замерла на месте, затаив дыхание, а он улегся поудобнее и зачмокал губами, как довольный младенец. Кати почувствовала, как в груди закипает гнев. Как он может сладко спать после того, что случилось? Конечно, она ничего наверняка не знала, но предположить могла. Он, видимо, воспользовался тем, что она была пьяна и перевозбуждена. Она совершенно не помнила, как уходила с праздника, как прощалась с гостями.