— Кто сможет их отыскать? Если бы свидетелями стали, скажем, садовники Лукаса, леди Пенда тут же привлекла бы их к ответу. Но это будут совершенно анонимные клерки-юристы.

— Вы должны понять, миссис Дженнифер, что полиция проверит всю нашу документацию. И убедится, что здесь просто не существует клерков-юристов с именами, поставленными под завещанием Лукаса. И меня тут же лишат права заниматься адвокатской деятельностью…

— Эх, Колин, Колин! — раздраженно прервала его Дженнифер. — Ну пораскиньте мозгами. Ваш экземпляр мы сожжем. А если затем похитим и уничтожим экземпляр Лукаса, то кто сможет доказать, что он вообще составил новое завещание? А вы это подтвердите, сказав, что в последний момент у Лукаса возникли серьезные сомнения в правильности подобного шага.

Колин рассмеялся, несмотря на всю серьезность момента.

— И вы действительно думаете, что они этому поверят?

Тут уже расхохоталась Дженнифер.

— Какое имеет значение, поверят они или нет? Вам как юристу больше, нежели кому-либо другому, надлежит знать, что важно не то, верят вам власти или нет. Главное, сумеют ли они доказать обоснованность своих сомнений.

— Но кругом станут говорить об этом! — в отчаянии воскликнул Колин. — Пойдут слухи. И они убьют меня наповал. Если люди перестанут мне доверять, то…

— А что подумают эти люди, если узнают о вашей неспособности вести собственные финансовые дела? Как будет выглядеть ваша репутация, честного юриста, когда они поймут, что вручают свои личные и финансовые проблемы человеку, замешанному в нечестной карточной игре?

Колин широко открыл рот, а затем закрыл его, громко щелкнув челюстями.

Дженнифер удовлетворенно кивнула и медленно поднялась со стула.

— Мне было очень приятно нанести вам визит, Колин, — ухмыльнулась она и пошла к двери. — И не забудьте позвонить мне за час до того, как повезете завещание к отцу на подпись.

Рэттиген молча проводил ее взглядом, затем вздохнул так тяжело, как будто хотел разрыдаться.

В течение целого часа с момента отъезда Дженнифер Колин ходил из угла в угол по своему кабинету. Конечно, он и Дженнифер могут уничтожить новое завещание Лукаса. Но леди Пенда все равно без особого труда восстановит справедливость через суд. И тогда…

Рэттиген почувствовал, как его затрясло от ужаса при одной мысли о том, что тогда может сделать Дженнифер. Нет, он должен как-то отмежеваться от ее безумного заговора и махинаций. Тогда, почувствовав, что он занимает твердую позицию в этом вопросе, Дженнифер, может быть, оставит его в покое…

Это была очень слабая надежда. Но утопающий всегда хватается за соломинку.

И с тяжелым сердцем Колин взял телефонную трубку и набрал номер Лукаса Харвуда.


Лукас сидел в своем кабинете, который Кейра превратила в веселую уютную комнату. Когда на столе зазвонил телефон, он взял трубку и заметил, как сразу же задрожала рука. Лукас все еще хмурился на свою непокорную конечность, когда узнал на другом конце провода голос своего адвоката, сообщившего, что все готово для подписания завещания.

— Прекрасно, — сказал Лукас, поворачиваясь в кресле, чтобы иметь возможность смотреть через окно в сад. — Значит, через пару недель можно будет покончить с этим. Я прав?

— Совершенно верно, — каким-то задушенным голосом ответил Колин.

— Так что ровно через две недели, начиная с завтрашнего дня, я ожидаю вас у себя с этим документом. — Лукас вежливо попрощался с адвокатом и повесил трубку.

Его глаза сузились от нахлынувших мыслей. Хотя георгины, хризантемы и астры расцветили ярким сочным цветом видневшуюся из окна небольшую часть сада, он совсем не замечал это буйство красок. Звонок адвоката заставил Лукаса задуматься кое о чем более важном, чем цветы. Он уже сказал Рэттигену, что, возможно, сделает приписку к своему завещанию. И сейчас понял, что откладывать больше нельзя. Пока еще есть силы, надо срочно отыскать старшего сына… Ибо, если Лукас покинет этот мир, то…

Он вздохнул, сразу почувствовав себя лет на десять старше и настолько больным, что смерти, казалось, мало что осталось сделать.

Взяв телефонную книгу, Лукас принялся внимательно просматривать список частных детективов. Ему нужен хороший профессионал, умеющий держать язык за зубами. Если он хочет по справедливости разделить между детьми свое наследство, то времени для этого остается очень мало. После долгих раздумий над телефонной книгой Лукас решился наконец позвонить и запустить машину на полный ход. Потом он позволил себе откинуться на спинку кресла и расслабиться.

Его старший сын… Он не видел его с шестилетнего возраста. Когда Элис увезла от него ребенка…


Блейз осторожно открыла холст на мольберте и внимательно проверила, хорошо ли он высох. Оказалось — хорошо.

Она отступила на шаг и критически посмотрела на картину. Потом — еще на шаг. Затем — еще на полшага. Посмотрела на результат своего творчества уже с более дальнего расстояния.

Картина получилась хорошей. По-настоящему хорошей… Блейз почувствовала, как ее охватывает трепет, а душу наполняет гордость. Наконец-то ей удалось создать нечто действительно стоящее! Теперь, закончив картину, она уже с полным правом может считать себя не любителем, возомнившим, что он художник, а действительно профессионалом.

Это было пьянящее ощущение. Одно из тех редких мгновений, которые никогда не забываются.

В картине ей удалось показать абсолютно все, что она хотела. И первые краски приближающейся осени, почти неуловимые, но прекрасные. И завораживающих своей богатырской силой коней. Но главное, ей удалось отобразить на холсте психологию отношений между человеком и животными. Пахарем, идущим за плугом, и лошадьми, тянущими его вдоль межи.

За спиной пахаря вились птицы. Целая стая голодных и до наглости настойчивых птиц. А над головой — темное грозовое небо.

И Эйдан выглядел на холсте, как… как Эйдан. Привлекательным, хотя и не очень красивым. Фигура пахаря связывала воедино все другие элементы картины. Это было настоящее торжество единения человека и природы.

Нет, она должна тотчас же показать творение рук своих Эйдану!

Блейз осторожно закрыла холст тонкой материей и вышла из дому. Она очень скоро определила коттедж, где должен был жить Эйдан. Впрочем, найти в Верхнем Раушеме чей-либо дом было несложно. Труднее — застать на месте хозяина.

По мере того как Блейз подходила все ближе к коттеджу пахаря, ее шаги замедлялись, а глаза становились круглыми от изумления. Ибо из всех очень милых коттеджей деревни этот выделялся не только красотой, но и добротностью постройки. Правда, стоило хоть раз взглянуть на сильные руки Эйдана с длинными пальцами плотника или резчика по дереву, чтобы перестать удивляться. Блейз подумала, что все живое на этой земле должно с благодарностью реагировать на прикосновение этих пальцев.

Коттедж Эйдана был похож на тот, где жила она. Но у него было большое деревянное крыльцо с дубовыми перилами, обвитыми жимолостью с двумя-тремя еще нетронутыми утренним морозцем цветками. Листья же уже напоминали лимонные дольки.

Сад продолжал оставаться не по сезону красочным, несмотря на наступившее первое ноября.

Львиный зев. Розы, георгины, хризантемы. С выстроившихся вдоль садовой стены кустов свешивались… Нет, Блейз не верила своим глазам… Но это были самые настоящие ягоды. Какие-то разноцветные ползучие растения опутывали стены из мягкого белого камня, взбираясь на самый верх. В дальнем углу росла, отливая серебром, высокая береза.

Блейз подошла к коттеджу и в нерешительности остановилась под аркой ворот. Эйдан заметил ее чуть раньше, когда она проходила мимо его окон, и бросился к двери. Выглянув на улицу и увидев, что Блейз уже стоит под аркой, он поначалу не поверил своим глазам. Пульс его забился с невероятной скоростью. Нет, этого не может быть! Она просто идет в магазин… Или в церковь… Но внутренний голос твердил Эйдану, что Блейз пришла к нему…

И вот он уже стоит на крыльце, смотрит в ее круглые как плошки глаза и улыбается.

— Нравится?

Он протянул ей руку, и Блейз в два прыжка очутилась на верхней ступеньке крыльца. Эйдан невольно отступил на два шага к самой двери.

— Очень даже нравится! — засмеялась Блейз. — Мне почему-то всегда казалось, что писать сельские пейзажи надо летом. Но я все больше убеждаюсь, что… осенняя природа… Ну… в ней больше простора…

— Это потому, что опадают листья.

— Знаю. — Блейз утвердительно кивнула, делая шаг вперед, все ближе и ближе подходя к Эйдану. — И это новый и неиссякаемый источник вдохновения для художника. Изморозь, покрывающая по утрам землю, мягкий ковер из опавших листьев. В это время уже чувствуется приближение зимы как некоего духа, пока еще прячущегося под землей. Тем не менее цветы продолжают распускаться. Как будто они неподвластны времени. О, Эйдан! Я должна написать все это. Но смогу ли?

Эйдан не мог сдержать улыбки. Хотя причиной тому был отнюдь не горячий энтузиазм Блейз, а его собственные чувства. Радость, оттого что она пришла. Старательный поиск предлога для оправдания своего желания ее увидеть…

Он не пытался себя обманывать. Он отлично знал, что картина была закончена. И больно чувствовал отсутствие Блейз у кромки поля. Ему не хватало ее. Он хотел снова видеть, как ветер играет ее и без того растрепанными волосами…

И не только это…

Эйдан вдруг почувствовал, что без этой женщины останется все тем же человеком без имени, каким был прежде. Блейз принесла с собой четкое определение того, что он, Эйдан, на самом деле представляет собой. Внесла нечто совершенно новое в его образ жизни. Это новое волновало его. И пугало…

— Конечно, вы сможете все это изобразить на холсте, — после минутного молчания ответил Эйдан, внутренне пытаясь смирить бешено прыгавшее сердце. — Но надо выбрать погожий день. Если действительно ударят сильные морозы, то…