Бюрон Николь де - Дорогой, ты меня слушаешь? Тогда повтори, что я сейчас сказала…

– Осторожно, она буддистка! – предупредил нас Мельхиор.

– Кто?

– Клер.

– Неужели? Она что, бреет голову и заворачивается в оранжевую простыню? – удрученно спрашиваете вы.

– Нет. Она носит одежду «Кензо».

Мельхиор получил информацию от бирманского кота, а тот от своего дымчатого друга, знакомого с белым ангорцем упомянутой Клер. Коты мужского пола тоже не прочь посплетничать.

Когда вы сообщаете новость Старшей, она начинает голосить и крутиться, как вращающийся дервиш.

– За какие такие грехи мне дан сын, который влюбляется только в религиозных фанатичек? Теперь он уедет в Гималаи и будет семь лет медитировать в деревянной хижине под руководством какого-нибудь ламы, как сын Жана-Франсуа Ревеля. А то и сам ламой заделается. Я этого не переживу.

– А ты предпочитаешь, чтобы он стал мусульманским фундаменталистом и пять раз в день читал молитву лицом к Мекке и задом кверху? И еще, чего доброго, бомбы в метро закладывал? Мальро, как тебе известно, сказал, что XXI век будет веком религиозным...

– Это я слышала, если не тысячу раз, то по крайней мере сто. Но я не предполагала, что религия вскружит голову моему сыну.

– Уж лучше пусть это будет проверенная традиционная религия, чем какая-нибудь неистовая секта, каких сейчас полно. Вообрази, он мог бы стать свидетелем Иеговы, или мунитом, или кавалером Солнечного Храма...

– Мама, остановись, я тебя умоляю, не то я с ума сойду! Почему Матиас не такой, как другие его сверстники? Был бы он наглым прыщавым троцкистом, влюбленным в обыкновенную неверующую студентку, которую я могла бы одевать у себя в магазине бесплатно!..

– На то и существуют дети, чтобы портить родителям нервы. А без этого и жить было бы неинтересно.

Сейчас Матиас без ума от некоей Сары, правоверной иудейки, что серьезно осложняет приготовление воскресных обедов, так как эта парочка ест кошерное. Вам приходится ходить за покупками в квартал Сантье. Жюстина ночами не спит, боится, как бы сын не променял право на Талмуд.

По счастью, как разузнал Мельхиор на генеральной ассамблее Беспородных Котов, мать Сары не желает, чтобы она встречалась с гоем. Между матерью и дочерью постоянно происходят сцены, что позволяет надеяться на скорый конец романа.

А у вас есть в запасе джокер: очаровательная американочка, у которой дедушка – колдун навахо, умеющий исполнять танец дождя.

Как бы вам это пригодилось в засушливое лето в Микулете!

Инш Аллах!

Бип-Бип... Бип-Бип...

15 часов 31 минута 16 секунд.

Уже минуту и шестнадцать секунд вы лежите на диване в гостиной и мечтаете погрузиться в 1135 страниц джойсовского «Улисса» (Что ж, и вам случается читать серьезные книги).

– Черт возьми! Никогда ни минуты покоя! – вскрикиваете вы. – Задолбал меня проклятый телефон!..

Мельхиор шокирован.

– Я, конечно, простой беспородный кот, и, кроме меня, в доме никого нет, но из этого еще не следует, что при мне можно употреблять такие выражения.

Бип-бип... Бип-бип...

Где теперь затаился поганый аппаратик?

На дне сумки, как всегда? Нет.

Оказывается, вы на нем лежите.

Ваша Старшая кричит срывающимся голосом:

– Мама! Спасай! Эмили и ее подругу Саломе забрали в полицию, не знаю уж, что они там натворили. Они в комиссариате 6-го округа. А у меня самая распродажа... В магазине тьма народу!.. Продавщица моя, разумеется, ушла! На похороны бабушки. Не можешь ли ты поехать туда вместо меня?

– На похороны ее бабушки?..

– Да нет, в полицию... Вытащить девчонок...

– Хорошо. Правда, мне казалось, что твоя продавщица уже похоронила бабушку два месяца назад.

– Совершенно верно. Причем в четвертый раз. И обрати внимание, мои продавщицы всегда хоронят бабушек и никогда – дедушек. Как мне это все надоело! Надоело! Надоело!..

Хлоп! Повесила трубку.

Что ж, вперед! Ваша внучка арестована! В 13 лет! Что она выкинула?

Вам известны только два ее увлечения.

Ее обожаемая подружка Саломе, с которой она не расстается с детского сада. Они целыми днями шушукаются в школе (сколько бы их за это ни наказывали), а, расставшись, усаживаются дома за телефон. Они друг у друга ночуют. Делают вместе уроки. Ходят в кино. Словом, сиамские близнецы.

Второе пристрастие – это ваша коллекция шелковых косынок «Гермес», которую вы собираете уже тридцать лет. В воскресенье после семейного обеда, где Саломе, разумеется, тоже присутствует, они прокрадываются к вам в спальню и устраивают маскарад. Наряжаются в корсаров... В русских крестьянок... Цыганок... Жительниц Антильских островов... и т.д. Заслышав шаги, они комом запихивают ваши драгоценные косынки в шкаф, бегут в ванную и с невинным видом моют руки. Ваши гневные окрики не помогают. Не помогает и замок, специально врезанный в дверцу шкафа (вы забываете спрятать ключ). Тронутый вашими жалобами Любимый Муж установил однажды сигнализацию, включавшуюся автоматически, как только кто-нибудь прикасался к заветному шкафу (читайте сказку о Синей Бороде). Проказницы тогда едва не умерли от страха. К несчастью, вы тоже, поскольку на другой день не сообразили эту сигнализацию отключить.

Но эта партизанская война – дело семейное, и непонятно, при чем тут полиция.

Вам предоставляется случай узнать, что в каждом округе Парижа несколько комиссариатов. Заглянув в один, в другой, в третьем находите наконец двух девочек сидящих на низенькой скамейке; они испуганно жмутся друг к другу и теребят кончики волос. Увидев вас, обе подскакивают, как на пружинах, и бросаются вам на шею с криком:

– Бабуля!.. Мадам!.. Мы ничего не сделали!

– То есть как «ничего не сделали»? – рявкает присутствующий тут же гориллобразный детина. – А это?

И потрясает у вас перед носом толстенной повязкой на большом пальце.

– Если бы вы не попытались нас изнасиловать, я бы вас не укусила! – кричит Эмили.

– Я!?.. Пытался вас изнасиловать? – икает от возмущения орангутанг. – Это вы пытались изнасиловать Дани-Рокера.

– Ты спятил? – вопит Саломе. – Изнасиловать сорокалетнего старика! Да меня б стошнило!

– Вы же его фанатки!

– Мы? Мы просто автографы коллекционируем. Мы фанатки Джони.

Отчаявшись что-либо понять, вы просите проводить вас к комиссару.

Комиссар не снисходит до общения с вами. Надо было пустить в ход проверенный прием: представиться тещей министра. Тещ министров боятся все, включая самих министров. Срабатывает безотказно.

После долгих объяснений с какими-то полицейскими, в том числе одной дамочкой в форме, после угрозы вызвать вашего адвоката – помощника председателя коллегии (подразумевается Жиль) – вам удается выяснить, что, собственно, произошло.

Разузнав неизвестным вам способом адрес поющего идола по прозванью Дани-Рокер, Эмили с Саломе сели в засаду возле его дома и бросились на своего кумира, лишь только он появился в дверях, опасливо пряча лицо за огромными черными очками. (Звезды маниакально нацепляют себе на нос громадные солнечные очки даже ночью, полагая, что укроются за ними от глаз любопытной черни. В действительности же очки эти привлекают внимание сильней, чем, если бы они вешали себе на шею табличку со своим именем.) Эмили и Саломе мечтали получить автограф и поцелуй.

К несчастью, в этот день Дани-Рокер пребывал в дурном расположении духа (может, например, запор приключился). Он знаком приказал гориллообразному телохранителю отразить напор юных обожательниц. Эмили в ярости прокусила горилле большой палец до крови. Тот взвыл (чудище оказалось неженкой). Народ сбежался. Папарацци. Ну, полиция всех и замела. Кроме, разумеется, кумира: тот небрежно раздав несколько автографов, шмыгнул домой.

Горилла собрался подать на Эмили в суд за нападение и насильственные действия.

– Мой друг, вы станете посмешищем! – любезно объясняете вы ему. – Здоровый, сильный парень жалуется, что на него напала тринадцатилетняя девочка. Да где ж это видано! Вы после этого работы никогда не найдете. И Рокер ваш вряд ли обрадуется, узнав, что его телохранитель обвинен в изнасиловании.

– Чего? Я и не думал насиловать ваших девочек! – бормочет примат.

– Да, но он меня за грудь ухватил, – визжит Эмили. – Поэтому я его и укусила. Скажи, я правильно сделала, бабуль?

– Правильно, деточка. Это называется «сексуальным домогательством», за него полагается несколько лет тюрьмы...

Орангутанг смотрит на вас обезумевшими глазами.

– Вранье! Клевета!

– Не связывайся лучше, – советует ему полицейский и смеется.

– Ага, – поддакивает другой, – тем более что комиссару надоело закрывать глаза на ваши с Дани безобразия.

– И вообще, мы что-то давненько не получали бесплатных билетов на концерты, – встревает третий.

Горилла спасается бегством.

Вы уходите из комиссариата победительницей, девчонки следуют за вами. Завернув за угол, взрываетесь:

– В следующий раз, когда вам вздумается бегать за кретином вроде этого Дани-Рокера, который на вас даже не взглянул, я оставлю вас в участке. Понятно?

Фанатки пристыжено кивают. Дома Эмили сорвала со стен все афиши и плакаты своего кумира и в скором времени заменила их фотографиями предмета новой страсти:

Коня по кличке Потирон.

Любая бабушка с тайной радостью наблюдает, как дочь, в свое время хорошенько потрепавшая ей нервы, лезет теперь на стенку от проделок собственной дочери, вступившей в переходный возраст.

Самое приятное – это когда Старшая стонет у вас на плече, жалуясь на выходки своей наследницы.

– Она меня с ума сведет!

– Ба! В ее возрасте ты меня тоже с ума сводила.

– Я?!.. Да я была просто ангелом, святой Терезой из Лизье.