Самид Агаев - Дороги хаджа

– Сказал, что его зовут Али.

– Зови его сюда, – нетерпеливо сказала принцесса.

Привратник ввел гостя и по мановению руки хозяйки удалился.

Али приветствовал принцессу.

– Перед тобой сейчас у меня был счастливый положением своих дел человек, – сказала принцесса. – На сегодня с меня довольно. Так что, если тебе нечем меня удивить лучше сразу уходи. Я не умею радоваться счастью других людей.

Ни слова не говоря, Али извлек из рукава свиток бумаги и с поклоном протянул его Малике-Хатун.

– Что это?

– Фирман султана Малика Ашрафа о выделении вам икта.

Али трудно было удержаться от радостной улыбки. Лицо малики напротив было непроницаемым.

– Ты что же позволил себе прочесть адресованный мне маншур, – холодно осведомилась она.

– Почему-то все подозревают меня в том, что я читаю чужие письма, – обиделся Али. – Нет, что вы. Посмотрите, печать нетронута. Я просто знаю, что в нем, султан сказал об этом на аудиенции. Я вызвался доставить его вам.

– Зачем? Тебе что, нечем больше заняться?

– Я приехал сказать Насави об освобождении и передать ему ваш фирман, чтобы он принес его вам, но в тюрьме его не оказалось. И тогда я сам пришел сюда. Но я был этому рад. Мне хотелось увидеть вас еще раз.

Малика удивленно взглянула на него.

– А ты дерзок.

– Простите, я неточно выразился, я хотел сказать, лично доставить радостную весть. Но я вижу, что на вас она не произвела впечатления.

– Икта, – горько усмехнулась принцесса, – раньше мне принадлежало государство, и я сама раздавала икта, таким, как Малик Ашраф.

– Вы правы, я как-то не сообразил, – согласился Али. – Мне не пришло это в голову.

– Насави только что был здесь с изъявлениями благодарности.

– Значит, я с ним разминулся.

– Обещал похлопотать за меня, – ее губы тронула едва заметная улыбка. – Но ты его опередил.

После этого наступила долгая и тягостная пауза, во время которой Али спрашивал себя, за каким чертом, он сюда притащился, или, как выразился бы Егорка – какого рожна ему здесь было надо. Али хотелось сделать для забытой всеми государыни Азербайджана что-то хорошее. Потому что несмотря ни на что, он жалел ее. Она была искренней и честной в своих поступках, какими бы вызывающими и неординарными они не были. Ее осуждали все, но никто не мог с уверенностью сказать, что стояло за ее поступком, когда она предложила себя в жены хорезмшаху. Чувство или рассудок. Однако в итоге она потеряла все, и это не могло не вызывать сочувствия. Али казалось, что она будет рада хорошей вести, но он наивный человек забыл, с кем имеет дело. Царицу в изгнании он думал обрадовать скромной рентой. Этим можно было осчастливить безродного бека, но не ее.

– Позвольте мне уйти, – сказал Али.

– Как мне отблагодарить тебя, – вдруг спросила Малика-Хатун?

– Ваши слова уже награда для меня.

На этот раз принцесса не стала сдерживать улыбку.

– Хорошо, – сказала она, – тем более, что мне особенно нечем тебя отдарить, но мои слова, прими их в знак благодарности. Где ты остановился?

– Караван-сарай у ворот Баб эль-Сагир.

– Я буду знать, где тебя найти. Чем ты думаешь заняться дальше?

– Я буду преподавать основы фикха, в медресе Дамаска.

– Ах да, я и забыла, ты ведь отправлялся в хадж. Надеюсь, твое паломничество в Мекку было благополучным, и тебя можно теперь называть хаджи?

– Увы, я не доехал до Аравии. Мы попали в плен крестоносцам в пути на одном из постоялых дворов. При мне обнаружили ваше письмо, адресованное Малику Ашрафу. Они решили, что я шпион, арестовали меня, отвезли в Иерусалим. Но судьба была благосклонна ко мне, я обрел свободу и выполнил ваше поручение.

– У тебя были серьезные испытания из-за меня. Я стала преградой на пути твоего хаджа.

Али развел руками:

– Мне нечего возразить. Но я не жалею ни о чем.

– А знаешь ли, благородный Али, хотя ты, как хафиз должен это знать – есть добрые дела, которые приравниваются к хаджу, а иногда даже перевешивают его.

Али улыбнулся и произнес:

– «Не равняются сидящие из верующих, не испытывающие вреда, и усердствующие на пути Аллаха своим имуществом и своими душами». [28]

– Именно так, – подтвердила Малика, – ты спас Насави от тюрьмы, ты облегчил мое положение. Ты сделал больше, чем просто хадж. Ты помог людям. Ведь религия Мухаммада – это религия любви к людям. Разве можно сравнить поездку в Мекку и реальную помощь живым, нуждающимся в ней людям. Так что в каком-то смысле твой хадж состоялся. Они ведь разные – дороги хаджа.

– Спасибо, – сказал тронутый Али, – я тоже так думал, но нужно было, чтобы кто-то другой сказал мне об этом.

«Дорогой Али!

Я пишу эти строки, даже не зная, прочтешь ли ты их. Но я очень надеюсь на это. Потому что мне не хватает общения с тобой. Когда галера отчалила от пристани, на меня накатила такая тоска и страх перед неизвестностью, что я едва не удержалась, чтобы не броситься в воду и поплыть обратно. Потом было долгое плавание, и еще более долгая дорога. И все это время я кляла себя последними словами за то, что променяла жизнь с вами на это сомнительное замужество. Но не переживай за меня, к счастью, все обернулось лучшим образом. Вообрази себе, что я теперь живу в самом настоящем рыцарском замке. То есть, я, будучи женой барона Раймонда, являюсь хозяйкой этого замка. Это очень красивое место. Сам замок находится на холме, а внизу поля, лес и река, там же и деревня. И все это принадлежит Раймонду. В замке есть большой зал с камином, вечерами мы сидим там. Раймонд играет на гитаре и поет для меня песни, которые сам сочиняет. В камине пылает огонь. Я смотрю на него и вспоминаю нашу прошлую жизнь. И еще я тебе очень благодарна. Не буду объяснять за что. Думаю, что ты сам поймешь, потому что ты умный. Обними моего брата, я по нему тоже очень скучаю. Как у него сложилось с этой девочкой Машей? Теперь-то я понимаю, что в очередной раз поступила как эгоистка, но мне кажется, что она должна ему понравиться. Мне бы очень хотелось увидеть вас, чтобы вы приехали ко мне в гости. Вряд ли это возможно. Религии, увы, разделяют людей больше чем расстояния. Но я не теряю надежды. Обнимаю, ваша Лада.

Мне пришлось принять католичество. Надеюсь, что ты не осудишь меня. Ты же сам говорил, что Бог один. А конфессия не имеет никакого значения».