Ночью Утур-хан оставил его из-за своей трусости и малодушия. И случилось то, что случилось.

Помолчав немного Баракат-хан добавил:

– Я любил их обоих, Джалал ад-Дина и атабека Узбека, а они оказались врагами. Мое сердце всегда разрывалось между ними. А теперь их нет и я оплакиваю обоих.

– Теперь они уже не враги, – заметил Али.

Хан взглянул на него и усмехнулся.

– Ты прав, а мне почему-то это не приходило в голову.

– Можно задать тебе вопрос? – спросил Али.

– Конечно, – кивнул головой Баракат-хан.

– Малика-Хатун принимала участие в твоей судьбе?

– Нет, но она была добра ко мне. А почему ты спрашиваешь?

– А был ли ты знаком с китаб ал-мунши султана Шихаб ад-Дином Насави?

– Это уже второй вопрос, – улыбнулся Баракат-хан, – но я все равно отвечу. Конечно, же, я знал Насави. Это был достойный человек.

– У меня поручение от них обоих, вернее, я выполняю просьбу Насави и поручение Малики-Хатун.

Али рассказал обо всех обстоятельствах своего появления в Дамаске.

– Малик Ашраф в Каире, чтобы не терять времени я решил совершить хадж, а на обратном пути передать ему письмо от Малики-Хатун.

– Он уже вернулся из Каира, – сказал хан, – так, что ты можешь возвращаться в Дамаск. Что же касается Насави, то я всегда отличал его от других чиновников Джалал-ад-Дина. Как только он окажется на свободе, пусть он найдет меня. Я дам ему должность в память о хорезмшахе.

– С его освобождением могут возникнуть сложности. – Сказал Али. – Дело в том, что письма Малики-Хатун у меня нет, оно осталось у крестоносцев.

– Это ничего, – заметил хан, – я думаю, что такой умный и красноречивый человек, как ты сумеет убедить Малика-Ашрафа в своей правоте. В крайнем случае, я замолвлю о нем слово. По счастливому для него совпадению, я веду переговоры с Малик-Ашрафом, он предлагает нам поступить на службу. Мы теперь наемники, – вздохнул хан, – продаем свою доблесть тем, кто платит за нее. Мусульманские правители используют нас, как дубинку в своих распрях.

– История повторяется, – заметил Али, – вместо того, чтобы объединиться в борьбе против общего врага – монголов, они обескровят себя, потом придут татары и без труда одолеют их.

– В твоих словах беспощадная правда, – с грустью признал хан.

– Омар Хайам говорил – перейди в мою веру, учись у меня, пей вино, но не пей эту горечь вселенной, – заметил Али, – но все равно никто ничему не учится.

– Ну, раз речь зашла о вине, – усмехнулся Баракат-хан, – давай выпьем.

– Вообще-то я решил, что больше не буду пить вина, – сказал Али

– Давно уже не пьешь? – поинтересовался хан.

– Вот уже сутки минули.

– Ну, отложи свой зарок еще на один день. Один день ничего не решает. Я не могу тебя отпустить без угощения.

– Не могу отказаться, – уступил Али, принимая чашу из рук хана.

– Жизнь хороша тем, что она переменчива, – сказал хан, – мой отец был дядей Гияс ад-Дина, брата султана Джалал ад-Дина, и владел всем Мазандараном. Он погиб в сражении против татар на границе Занджана. Я был тогда еще ребенком. Он указал мне перед своей смертью путь на Табриз и я шел по нему, никуда не сворачивая, и Аллах вывел меня прямо к атабеку Узбеку. Я мог погибнуть, но не погиб, хотя положение мое было шатким. Я был бесправным ребенком. А теперь посмотри, какие державы рухнули, а я занимаю место султана, и соседние страны трепещут предо мной. А что будет дальше? Стоит ли об этом горевать?


Нетвердой походкой Али вернулся в домик, в котором разместили пленных. Его сопровождало двое воинов и давешний войсковой эмир, который теперь всячески заискивал и угождал ему. Он распорядился убрать охрану от дверей, объявил, что они свободны в поступках. Оставил одного воина в их распоряжении и поспешил уйти. Видно боялся, что бывший пленник, снискавший расположение Баракат-хана передумает и заедет ему по физиономии.

– Кажется, ты давеча грозился не пить больше, – заметил Егорка.

– Каюсь, – сказал Али, – но, понимаешь, в чем дело. Когда сильные мира сего, а особливо те, от которых ты в данный момент зависишь, предлагают тебе выпить, отказываться довольно рискованно. Но я не отказываюсь от своих слов. Просто я взял отсрочку на один день. А где девушка?

– Если ты имеешь в виду мою жену, то Маша спит, – ответил Егорка.

– Мне слышится ирония в твоем голосе, – заметил Али. – Почему?

– А что же прикажешь мне серьезно к этому относиться?

Али пожал плечами, промолчал.

– А я думал, что ты сейчас напомнишь мне об учении кадаритов, – сказал Егор. – Ты ведь их сторонник.

– Уже нет, все происходит в силу сложившихся обстоятельств. Элемент случайности и человеческих действий. Она тебе не нравится? Посмотри, как она ухаживает за тобой, и еще недурна собой. Чего же еще желать от жены?

– Любви, наверное, во всяком случае, я иначе представлял себе все это. К тому же я не готов к семейной жизни. Ты лучше скажи, как наши дела?

– Кажется, и на этот раз обошлось. Завтра мы возвращаемся в Дамаск, если, конечно, наши с тобой планы совпадают. Я должен увидеть Малика Ашрафа.

– Правителя Дамаска?

– Да.

– А как же твой хадж?

– Человек сидит в тюрьме и страдает от этого. В моих силах помочь ему. Если я вместо этого отправлюсь в Мекку, это будет не хадж, а лицемерие. Время для паломничества упущено. А сейчас, если ты не возражаешь, я хотел бы лечь спать, – сказал Али.

Он лег, не дождавшись пока Егор выразит свое отношение к просьбе, и через минуту уже спал.

– Если ты не возражаешь, – повторил Егор, – а если я возражаю? Он вздохнул, вышел в соседнюю комнату, где спала Мариам. Долго смотрел на ее лицо, поправил сползшее одеяло, покачал головой, задул горящую свечу и вышел.

Дамаск

Знакомый чиновник канцелярии встретил Али, как родного. Али опасался, что не узнает его, так как не помнил его лица. Собственно, так оно и произошло. Но дабир сам узнал его, стоило только Али появиться на пороге канцелярии. Он вскочил со своего места и бросился к нему навстречу. Теперь уже он называл Али эфенди, усадил рядом с собой, послал слугу за чаем.

– Куда вы пропали, эфенди, – укоризненно говорил он, – правитель уже давно вернулся, а вас все нет?

– Меня не было в городе. А наше соглашение в силе? – спросил Али.

Хотя об этом можно было и не спрашивать.

– В силе ли наше соглашение? – переспросил дабир. – Да я все глаза проглядел, выжидая тебя. И начальник каждый день о тебе спрашивает. Ведь, он каждый день включает тебя в список посетителей.

Али улыбнулся.

– Ты напрасно смеешься, – обиделся катиб, – ты думаешь так просто попасть на прием к правителю Дамаска.

– Прости, – сказал Али, – я вовсе не смеюсь. Давай, перейдем к делу. Когда?

– Деньги у тебя с собой? – понизив голос, спросил катиб.

Али извлек из складок одежды тяжелый мешочек, подвешенный к поясу, и вложил в руку секретаря.

– Сколько здесь? – изменившись в лице, спросил тот.

– Половина суммы.

– Почему только половина?

– Вторая половина перед аудиенцией.

– Начальнику это может не понравиться.

– Это мое условие, – твердо сказал Али.

– Значит, здесь десять золотых? – уточнил катиб.

– Именно так, можешь пересчитать.

– В этом нет необходимости, – сказал катиб, – вы благородный человек. Подождите немного, вот, кстати, и чай принесли. Я вас оставлю ненадолго.

Судя по тому, как быстро вернулся катиб, Али понял, что тот уходил пересчитывать деньги.

– Сегодня – четверг, – сказал он, – завтра пятница-выходной день. А в субботу прошу вас быть здесь с утра.

– Хорошо, – сказал Али.


У дверей дома сидел маклер, при виде Али он встал и почтительно приветствовал его.

– А я зашел чтобы проверить, не забрался ли кто в отсутствие хозяина. И точно, смотрю, дым идет, испугался, думаю пожар, захожу, какой-то здоровенный урус готовит кебаб. Говорит, что он ваш друг, а вы ушли по делам. На всякий случай я решил подождать, чтобы убедиться, не обманул ли он меня.

– Все правильно, – подтвердил Али.

– Я рад вас видеть живым и здоровым, – продолжал маклер, – давно ли вы вернулись?

– Мы приехали вчера вечером.

– А где та красивая женщина, ваша спутница?

– Она вышла замуж и уехала.

– Мне почему-то казалось, что она на вас имеет виды, – добродушно заметил маклер, – и такой неожиданный поворот.

– Заходите в дом, – предложил Али.

– Нет, спасибо, я побегу, и так много времени уже потерял. На базаре люди разное болтают, будто в окрестностях видели этих диких хорезмийцев. Словно они собираются напасть на нас. Вы ничего об этом не знаете? Вы не встречали их в пути?

– Не думаю, что они нападут. Я их встречал. У них другие планы.

– Вот спасибо. Успокоили вы меня. А какие у вас планы насчет аренды?

– У меня ведь оплачен этот год.

– Да, да, не беспокойтесь. Я помню, просто спросил.

– Раз уж об этом зашел разговор, – сказал Али, – спросите у хозяйки, не согласится ли она продать этот дом. Если нет, то может, вы подыщете мне что-нибудь.

– Конечно, я поговорю, – воскликнул маклер, – я буду рад услужить вам.

Маклер раскланялся и ушел. Али долго смотрел ему вслед, задумавшись о чем-то, затем вошел в дом. Во внутреннем дворике Мариам накрывала на стол. А Егорка возвышался над мангалом, крутя шампуры с шипящими и стреляющими жиром кусками мяса.

– Сколько раз я тебе говорил, что для кебаба куски надо резать мельче, – обратился Али к другу.

– Большому куску рот радуется, – невозмутимо ответил Егорка. – Привычка, брат. Никак не могу от нее избавиться, на охоте, понимаешь, в лесу не до этих тонкостей. Чего возиться с кусочками. Отрезаешь от кабана шмат, насаживаешь на ветку, крутишь ее и срезаешь куски ножом. Да и сочнее так получается.