Самид Агаев - Дороги хаджа

Командор отряда что-то резко спросил у переводчика, тот так же резко ответил. Они явно были не в ладах. Али стал думать над тем, как бы это использовать для бегства. Ему развязали руки, но еды не дали, поскольку ее было мало. Едва хватило только своим. До этого момента Али есть не хотел, но как только выяснилось, что кормить не будут, сразу же ощутил чувство голода. «Подумать только, – сказал он себе, – какова усмешка судьбы. Еще вчера я мог накормить сотню человек, а сегодня я не могу утолить голод». Далее он вспомнил подходящую к случаю русскую пословицу из лексикона Егорки. Он гласила – от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Верный друг Егорка, вот кто бы сумел прийти к нему на помощь. Если бы был поблизости. Но Егорка в этот момент, увы, не мог прийти к другу на помощь, ибо в это время он вяло переругивался с монахом, сидя на пустынном берегу, куда их выбросил внезапно разыгравшийся шторм.

Они сидели на песке нагишом. Вымокшая одежда была разложена на камнях. Благодаря тому, что корабль совершал каботажное плавание, то есть плыл вдоль берега, они с большим трудом, но все же сумели на него выбраться. Когда Егорка сиганул за борт, монах, получивший бочонком по голове, был не то, чтобы без сознания, но малость не в себе. Удар оказался не таким сильным благодаря тому, что бочонок был пуст, а Фома в этот момент был погружен по макушку вровень с водой. Удар распределился по поверхности воды. Егорка подхватил его и поддерживал некоторое время, пока тот не пришел в себя. Затем, держась за бочонок, они болтались в море, моля о спасении, каждый своего Бога. Услышаны были оба. Ибо, в конце концов, море вынесло их на берег. Теперь монах то и дело дотрагивался до здоровенной шишки на гуменце и качал головой.

– Мало того, что меня смыло за борт, – говорил он, – ты еще бросил в меня бочкой, чтобы добить уже наверняка. Разве можно прибегать к таким доводам в теологическом споре.

– Сколько раз тебе повторять, – отвечал Егорка, – я не в тебя бросил, а тебе. Чтобы ты мог ухватиться за нее и не утонуть. А если бы ты не пил столько, то тверже бы держался на ногах, и тебя бы не смыло.

– Желая мне помочь, ты бросил бочку прямо мне в голову, хорошая помощь.

– Вот если бы я хотел бросить тебе в голову, – возразил Егор, – то ни за что бы не попал. Ты мне лучше другое скажи, почему море не расступилось перед тобой, чтобы ты мог аки посуху выбраться?

Монах пожал плечами.

– Я же не Моисей, чтобы передо мной море расступалось.

– На все у вас попов ответ найдется. Неблагодарный ты человек, Фома. Я спас тебя от гибели, а вместо похвалы и благодарности, одни попреки слышу. Ты лучше подумай, что нам дальше делать.

– Господь велик, – ответил монах, – надо уповать на него. А я бы сам выплыл, если бы меня по башке бочкой не шарахнули.

– Знаешь, как в народе говорят. Бог то он Бог, да сам будь неплох, – резонно возразил Егор, – иначе – на Бога надейся да сам не плошай. Так что, Фома, ты сиди и жди у моря погоды. Авось оно расступится. И ты аки посуху дойдешь прямо до Персии.

Говоря это, Егор поднялся и стал снимать одежду с камней

– Высохла? – спросил Фома.

– Волглая еще, – одеваясь, ответил Егор. – Ничего, надеть уже можно. На мне досохнет.

– Куда пойдешь? – спросил Фома.

– Я думаю, что Баку недалече будет. Если бы не буря, к утру бы там были.

Монах встал и торопливо стал одеваться.

– Куда это ты, батюшка? – поинтересовался Егор.

– С тобой пойду, – ответствовал Фома.

– А как же помощь Господня? Чудеса библейские?

– Так оно вернее будет, – сказал монах. – Одному в дороге верная погибель. Ты ведь мне жизнь спас, как же я тебя одного отпущу.

– Ну ладно, – согласился незлобивый Егорка. – Вдвоем, оно веселей, что ни говори.

Спутники вскоре вышли на дорожный тракт и бодро зашагали по нему. Через пару часов на небосклон выкатилось солнце.

– Ну, слава Иисусу солнышко взошло, – заметил монах, – одежда хоть подсохнет, а то ведь и заболеть недолго.

Он заметно отстал от своего спутника. Хотя все время пытался сократить разрыв между ними. Но расстояние все увеличивалось. Наконец, монах взмолился:

– Подожди, окаянный, а то я так из виду тебя потеряю.

– Так не отставай, – бросил, не оглядываясь, Егорка.

– Как же мне не отстать. У тебя ноги длинные, шаги больше. Я неминуемо должен отстать.

– И что с того?

– Как что, ты движешься с большей скоростью.

– Здесь монах, ты не прав, – замедляя шаг, сказал Егор, – вот ты грамотный человек. В Греции бывал. Слыхал ли ты о парадоксе Зенона.

– Нет, не слыхал, – тяжело дыша, ответил Фома.

Ему сейчас было не до Зенона.

– Вот, представь себе, что по дороге движутся Геркулес и черепаха.

Егорка, сев на любимого конька, принялся объяснять условия задачи Зенона. Закончил словами – правда, в нашем случае черепаха догоняет Геркулеса.

– Знаешь что, – сказал монах, – ты это брось, я тебя не обзывал.

– Вообще-то я условия задачи перепутал. Это я черепаха, раз я впереди иду, а ты Геркулес.

– Ну, это уже другое дело, – заметил Фома, – но все равно это бессмысленная задача, белиберда какая-то. К тому же сплошь и рядом, люди обгоняют черепах. А твой грек утверждает, что этого быть не может.

– Значит, ты грекам не доверяешь?

– Выходит, что так.

– Что же вы у них религию переняли? К ним опыта набираться ездите?

– А ты не путай божий дар с яичницей. Религия – это одно, а философия – совсем другое.

– По-твоему выходит, что религия – это божий дар. А философия – яичница. Вот вот. Абсолютная уверенность в своих словах и полное отсутствие логики, так вы богословы в спорах участвуете. Хотя сейчас ты абсолютно прав, – сделал неожиданное заключение Егор и засмеялся.

Монах подозрительно посмотрел на него, но спор продолжать не стал. Впереди показалась повозка, и монах сказал:

– Не знаю насчет Зенона, но если тот возчик посадит нас на свою телегу, то и черепаха, и Геркулес будут двигаться с одинаковой скоростью.

Они прибавили шаг, и через некоторое время они поравнялись с телегой. Возчик, это был молодой дюжий детина, удивленно оглянулся на их приветствие и кивнул в ответ.

– Далеко ли путь держишь, добрый человек? – обратился к возчику монах.

Возчик долго думал, прежде чем ответить, наконец, буркнул:

– А вам на что?

– Да ни на что, – ответил монах, – просто спросил. Идем в одну сторону, вроде нам по пути. Что ты такой нелюдимый?

– А кто вас знает, что вы за люди. Может лихие, – возразил детина.

– Мы мирные люди, я священник. Вот ты малый, какого вероисповедания?

– А тебе что за дело до моей веры?

– Ну что ты заладил, что за дело? Говорю тебе – священник я.

– Иудей, я, – неожиданно ответил малый.

– Как это иудей? – удивился монах. – Откуда здесь взяться иудею.

– Так, хазарин я. Иудейская у нас вера.

– У него работа такая – лезть ко всем в душу, – пояснил Егор, – миссионер он.

Монах укоризненно взглянул на товарища.

– Неразумные речи ты ведешь, – возразил он Егорке, – я несу свет и радость новой веры, а не лезу людям в души. – И, обращаясь к возчику, – так куда ты путь держишь, добрый человек?

Но возчик пропустил вопрос мимо ушей, продолжая, как ни в чем, ни бывало править кобылой. Монах вздохнул и развел руками, поняв, что упрямца не сломить.

– А что это за местность? – задал вопрос Егорка.

Возчик подозрительно взглянул на него, но не найдя подвоха в вопросе, ответил

– Афшаран, – но тут же сам спросил, – а вы что с неба свалились, что не знаете местность, по которой идете?

– Не с неба, но с корабля, – ответил Егор.

Детина недоверчиво взглянул на него.

– Здесь пристани нет нигде поблизости, – сказал он.

– А корабль не приставал к берегу, мы вплавь добрались.

– А что так?

– За борт смыло нас, – великодушно сказал Егор.

Монах бросил на него взгляд, который можно было расценить как признательный.

– Вот как, – заметил возчик, – повезло, значит. Господь ваш, значит, любит вас.

– Это верно, – согласился монах, но, поглядев на Егорку, добавил, – они нас любят каждого по отдельности.

После этого долгое время шли молча, вернее возчик ехал, а монах с Егоркой бодро шли рядом, держась за телегу. Поскольку дорога шла несколько под уклон, то кобыла переставляла копыта довольно резво. Фоме, с его тучным телосложением приходилось нелегко, в отличие от Егорки, атлета, к тому же привыкшего к долгим лесным переходам.

– А что, друг, – заговорил вконец запыхавшийся монах, – не позволишь ли ты присесть на твою телегу.

Возчик молчал так долго, что Фома собрался повторить свой вопрос, но тот ответил, наконец.

– Я бы позволил, да животину жалко.

– Что же ее жалеть, работа у нее такая, – укоризненно сказал Фома, – к тому же дорога под уклон идет, не тяжело ей будет, а нам отдохновение. Нельзя так – животное жалеешь, а человека – нет, не по-христиански это.

– А я не христианин, – равнодушно сказал возчик, – иудей я.

– Оно и видно, – бросил в сторону Егорки Фома.

– Силы беречь надо ей, – через некоторое время пояснил возчик, – обратно груз везти.

– А если мы тебе заплатим, – вмешался Егорка, поглядев на Фому, с которого по лицу градом лился пот, а ряса парила.

– Как это заплатим? – оживился возчик.

– Обыкновенно, деньгами. Три рубля дам.

– Рублями, – разочарованно сказал возчик. – Что на них купишь то, на рубли ваши.

– Могу дирхемы дать, возьмешь?

– Дирхемы возьму, – согласился иудей.

– А лошадь не жалко будет?

– Так она для того и существует, чтобы деньги зарабатывать. Это ее работа.

Егорка и Фома сели на телегу, а иудей спрыгнул и пошел поводу.

– А ты чего слез, – спросил Егорка.

– А я пешком пойду, животному легче будет. Жалко.