– Изольда! Прости меня! – возопил Фрейзе.

– Не смейте пускать здесь кровь! – закричал ошарашенный, до смерти напуганный раввин.

– Я знаю, ты не хотел! – Из глаз Изольды брызнули слезы. – Он не хотел этого! Это все я! Это я, я виновата! Я не могу усидеть спокойно!

Фрейзе с безумно горящим взором схватил ее ногу, сорвал с себя куртку и обмотал щиколотку Изольды, чтобы унять кровавый поток.

– Нечего им глазеть на твою кровь! – прохрипел он. – Бог знает, что они творят с кровью христиан!

Мертвенно-бледная Изольда вскинула глаза на раввина.

– Он не хотел этого, это моя вина, я не смогла усидеть спокойно.

– Мы не позволим осквернять порог нашего дома христианской кровью! – твердо произнес раввин. – Они не простят нам этого, они доберутся до каждого из нас, если узнают, что наши ворота оросила кровь христианки. Мне очень, очень жаль, но вы должны уйти. У меня нет иного выхода. Из-за того, что здесь пролилась ваша кровь, нас сотрут с лица земли.

– Нет! – закричала Изольда страшным голосом и сдавила носки своих башмачков. – Помилосердствуйте! Я умру, если протанцую хотя бы еще один день. Я попала в беду, вы же сами это видите. Вы и только вы можете мне помочь! Пусть ваши люди возьмут меня крепко-крепко, так, чтобы мне не вырваться, и перережут ленты на моих башмачках! Разрежьте эти башмачки, освободите мои ноги!

Раввин посмотрел на ее перепуганное лицо, перевел взгляд на Фрейзе, подумал и, приняв решение, махнул одному из стражей.

– Тобиас, поручаю это тебе, – приказал он. – Сожми ее ноги, а ты, Захария, перережь эти ленты. Но заклинаю тебя именем Бога – не порань ее.

– Нет! – завопил, не помня себя от страха, Фрейзе. – Не смейте прикасаться к ней! Я запрещаю.

Но Фрейзе не смог поколебать веры Изольды в раввина.

– Вы не причините мне боль? – ласково спросила его она. – Ведь все, что болтают о вашем народе, это неправда?

– Само собой, правда. – Фрейзе в отчаянии всплеснул руками. – Всем и каждому известно, что они делают с христианскими детишками! Всем и каждому известно, что они распинают младенцев так же, как распяли Господа нашего Иисуса! Они обведут нас вокруг пальца, сдерут с нас живьем кожу и наделают из нее пергамента.

– Они все это творят с нами? – потрясенно прошептала Изольда.

Лицо раввина заволокла туча с трудом сдерживаемого гнева.

– Конечно же нет, все, что говорят о нас, – ложь, – холодно ответил он. – Только несмышленый ребенок или глупец может верить подобным наговорам. Мы не причиним вам вреда. С тех пор как был распят Иисус, мы никому не причинили вреда. Да и Его распяли не мы, а римляне. Но вы здесь нежеланные гости. Нам запрещено впускать вас в свои деревни. Ваше появление здесь противоречит закону, вашему христианскому закону. Лучше я открою ворота и отпущу вас к вашим танцующим собратьям, чем разрешу своим людям прикоснуться к вам.

– Никакие они нам не собратья, – живо откликнулась Изольда. – Прошу вас, не отдавайте меня им.

– Вы хотите, чтобы мои стражи разрезали ваши башмачки? И затем вы уйдете отсюда? – спросил раввин. – Если мы разрежем ваши башмачки и снимем их с ваших ног, вы перестанете танцевать и, когда плясуны скроются вдалеке, тотчас покинете нас? Вы этого желаете, леди из Лукретили?

– Да, – сказала Изольда. – Да.

– И вы поклянетесь на вашей Библии, что никогда не будете лжесвидетельствовать против нас и никогда не заявите, что мы похитили вас, чтобы терзать вас и мучить?

– Клянусь. – Изольда подняла запятнанную кровью руку. – Клянусь, я всем расскажу, что вы приютили меня и спасли мне жизнь.

Фрейзе, яростно топчась на месте под грохочущие звуки танца, разрывался на части – трепетал от страха перед иудеями и рвался стянуть башмачки с кровоточащих ног Изольды.

– Осторожней! – взвыл он, когда один из дозорных присел перед Изольдой, взял ее ногу обеими руками, зажал ее между колен и сдавил так крепко, что никакое движение стало немыслимо. Второй страж обнажил кинжал. Фрейзе, не сомневающийся, что евреи истязают христиан, как только те попадают им в руки, покрылся холодной испариной и беспомощно переминался с ноги на ногу, понимая, что ничем не может помочь леди из Лукретили.

Изольда, изможденная, покачивающаяся в ритме льющейся музыке, прислонилась к стене. Вооруженный кинжалом страж разрезал красные шелковые ленты на одном башмачке, сорвал их одним рывком и швырнул наземь. Затем, с величайшей предусмотрительностью, бережно разрезал ленты на другом башмачке и спрятал кинжал в ножны.

Раввин, забывший как дышать от испуга, что его люди ненароком поранят юную даму и тем самым навлекут на себя гнев двух могущественных лордов, вздохнул с невыразимым облегчением.

– Ну а теперь башмачки долой, леди. Взамен мы дадим вам пару подходящей обуви, и вы покинете нас.

– Невероятно признателен вам, – пролепетал Фрейзе заплетающимся языком. – Примите мою благодарность. Как только мы благополучно доберемся до дома, мы достойно вознаградим вас, я обещаю.

Изольда согласно кивнула, наклонилась и потянула за каблук башмачка, пытаясь снять его с правой ноги.

Потянула вновь.

Обернулась к Фрейзе с глазами, полными слез.

– Я не могу их снять, – всхлипнула она. – Что-то с ногами, наверное, они распухли. Ленты развязаны, но я никак не могу снять башмачки.

* * *

Ишрак крепко держала под уздцы лошадь, пока качающийся на волнах паром переправлял ее на другой берег реки.

– Значит, вчера ты перевозил коробейника? – спросила Ишрак у паромщика.

– Перевозил, около полудня, – согласился тот. – Танцоры как раз убрались из города. Я ему и говорю – чего б тебе не прогуляться по городу, раз плясуны ушли восвояси? Зачем уезжать сейчас, когда город чист от заразы? Так вот ему и выложил. У него из заплечного мешка большущий такой меч выпирал. Сказал, мол, сторговал его за пару башмачков. Ну, а я ему – хороши ж должны быть те башмачки.

– Вот, значит, как! – пробормотала Ишрак себе под нос. – А не сказал он, куда направляется?

– Не сказал, – лодочник затряс головой. – Но пошел он на юг, по той старой дороге.

Они причалили к южному берегу реки. И прежде чем паромщик успел протянуть Ишрак руку, чтобы помочь, она уже вела по мосткам упирающуюся лошадь, понукая ее сойти на твердую землю.

– Давай помогу тебе взобраться на лошадь, слишком уж она большая для такой юной девушки, – начал было лодочник, но осекся, увидев, как Ишрак вскочила на валявшийся у причала чурбан, взлетела на лошадь и натянула поводья.

– Благодарю, – кивнула она, пришпорила коня и, не дождавшись ответа, ускакала прочь.

Сидя глубоко в седле, она пустила лошадь легким широким галопом по прямой, как стрела, юго-западной дороге, проложенной еще римлянами. Она направлялась в город Энс. Ишрак не сомневалась, что торговец выбрал именно эту проторенную римскую дорогу, по сторонам которой стояли обветшавшие верстовые столбы, поросшие изумрудным мхом и лишайником, с изъеденными временем, но все еще различимыми римскими цифрами.

Он наверняка остановился в городе на ночлег и снова тронулся в путь лишь сегодняшним утром, думала Ишрак. Куда ему торопиться, он ведь уверен, что избавился от них с Изольдой.

По прибытии в город юная мавританка справилась в двух главных постоялых дворах о бродячем торговце и во втором из них нашла конюшего, который вспомнил, что накануне какой-то утомленный странник с мечом в заплечном мешке провел в их гостинице ночь, а поутру нанял лошадь.

Ишрак досадливо поморщилась – ее недруг обзавелся конем, однако узнав, что торговец неспешно и основательно позавтракал и не поскупился на чаевые, она приободрилась. Итак, он возвращается домой, уверенный в своей победе. Он не ожидает погони и обогнал ее всего лишь на пару часов. Заворожив Изольду, так что она убежала с танцорами, он переправился через Дунай, не торопясь добрел до города и сытно пообедал. При одной только мысли об этом Ишрак вскипела гневом.

Она опорожнила кружку светлого эля и заставила себя проглотить кусок мяса, хотя желудок ее выворачивало от одного только его запаха, да и нестерпимо раскалывалась голова – сказывалась ночь, проведенная между жизнью и смертью. Ишрак заскрежетала зубами: хранить Изольду от бед, оберегать ее честь и достоинство – вот смысл ее жизни. Чтобы исполнить волю своего отца, Изольде нужен боевой меч. Без меча Влад Тепеш III на Изольду даже не глянет.

– Устали с дороги? – Паренек-конюший участливо оглядывал изнуренную девушку и разгоряченного коня. – Издалека прибыли?

– Устала, – призналась Ишрак. – Но этот странник, торговец, – грабитель, и я должна вернуть то, что он у меня украл. Если он снова здесь появится, задержи его и перед лицом своего лорда объяви его вором.

Широко распахнув глаза, конюший кивнул.

– Отдохнете у нас? – спросил он.

Ишрак протянула ему кружку, занесла ногу в стремя и закачалась в седле.

– Нет, до тех пор пока не найду его.

Ее мрачная решимость испугала паренька.

– А что вы с ним сделаете? – прошептал он в благоговейном ужасе.

– Думаю, я его убью, – равнодушно произнесла Ишрак.

* * *

Лука и брат Пьетро ехали верхом бок о бок по лесу, вперед, на север, мимо замка лорда Варгартена, по петляющей меж гигантских деревьев лесной дороге, на которой накануне ночью танцевали Изольда и Фрейзе. Каждый вел в поводу лошадь, предназначенную для пропавших друзей. Брат Пьетро не проронил ни слова, однако его не покидало беспокойство по поводу того, что, даже если Фрейзе и освободил Изольду, вряд ли утонченная юная леди выдержит тряску на лошади, и им, вероятнее всего, придется послать за паланкином.

– Я не уверен, что они выбрали эту дорогу, – задумчиво произнес Лука. – Что, если они свернули в самую чащу леса?

– Это невозможно, – заверил его брат Пьетро. – Без еды, без оружия они ни за что не пошли бы в лес, где их поджидает опасность, где волки, медведи, вепри. Танцоры, как и все бродяги, трусливы, они бродят из города в город, просят милостыню, нигде не останавливаются надолго.