Она протянула руку и положила ее на лоб Люсинды.

— Дорогая, у тебя все будет очень хорошо, и у тебя есть прекрасный мальчик с тремя симпатичными узелками на пуповине. А теперь дай ему попить, дорогая, вот так, — сказала она, прикладывая крошечную, покрытую темными волосиками головку малыша к груди Люсинды. — Я пока обмоюсь, а твоя сестра позаботится о детском месте и спорынье.

Шарлотта ушла не сразу. Она просто не могла поверить, что пару минут назад в мире появился новый человечек.

— Ну, я пойду, — наконец сказала она, в последний раз взглянув на маленького Джейкоба и на миг задумавшись о том, какие чувства она бы испытывала, появись у нее свой собственный ребенок. Но это в будущем, решила она. А сейчас, когда она стала тетей, она сможет держать Джейкоба на руках столько, сколько захочется, и увидит, как будут расти он и его братья и сестры.

Наверное, она зря беспокоилась о здоровье Люсинды. Если Бог даст, Люси все-таки нормально перенесет поездку.

— Один совет перед тем, как ты уйдешь, — вдруг окликнула Шарлотту миссис Гундерсон, собирая нехитрые принадлежности для родов, которые она принесла с собой. — Держись подальше от этой девчонки — рабыни Смитерсов и от других рабов тоже, коли на то пошло. Поняла?

Шарлотта была потрясена. Миссис Гундерсон была из Иллинойса, и, насколько Шарлотта знала, отрицательно относилась к идее рабства.

— Простите, но я не понимаю, что вы хотите сказать, — сказала Шарлотта, — Только не говорите, что вы считаете правильным, что Бидди Ли и Бен Люциус являются собственностью Смитерсов.

— Не мне соглашаться с этим или осуждать! То же самое касается тебя. Ходят слухи, Шарлотта, что вы с этой девчонкой плетете какие-то интриги. Ты очень пожалеешь, если испачкаешься во всем этом, дорогая моя.

Шарлотта почувствовала охвативший Люсинду страх, даже не глядя на нее, — это было сродни тому ужасу, который был способен охватить сердце сестры еще в ту пору, как она была маленькой девочкой.

— Я не буду слушать эту чепуху, — сказала Шарлотта.

— Но, Шарлотта, — просила ее Люсинда, — если миссис Гундерсон говорит…

— Мне все равно, что говорит миссис Гундерсон, — огрызнулась Шарлотта. Она посмотрела в глаза повитухе. — Я не допущу, чтобы Джок Смитерс, Скит Смитерс или кто-то другой говорил мне, с кем я могу разговаривать, а с кем — нет, миссис Гундерсон…

— Ты не знаешь этих людей, — сказала миссис Гундерсон.

— Тогда, может быть, я узнаю о них больше, чем мне бы хотелось, но, черт побери, я не позволю им указывать мне, с кем я могу разговаривать!

Шарлотта знала, что Люсинда, несмотря на свое состояние, хотела бы поговорить с ней об этом. Но ей не хотелось слышать нотки паники в ее голосе, и ей не хотелось говорить то, о чем она позже пожалеет. Итак, она ушла, унося в ведерке детское место, чтобы потом отправиться на поиски спорыньи.


— Эта травка поможет тебе, если появятся какие-то проблемы, — сказала Шарлотта, не желая обсуждать их с Люсиндой женские дела в присутствии Маркуса. — Индианка сказала, что ты очень быстро встанешь на ноги.

Они услышали, как Маркус демонстративно хмыкнул, но Шарлотта не обращала на него никакого внимания.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, глядя на бледное лицо сестры.

— Сносно, — сказала Люсинда. — Чувствую слабость во всем тепе, но разве этого не должно быть? Я чувствую себя лучше, чем предполагала.

Шарлотта кивнула.

— Хорошо. Еще я слышала, что неплохо было бы иметь под рукой ивовую кору. Думаю, я постараюсь достать немножко сегодня вечером, раз уж здесь так много индейцев-канза.

Маркус хмыкнул еще раз. Шарлотта больше терпеть не стала.

— У тебя забит нос, Маркус, и тебе тоже нужно лекарство? Или у тебя возникли проблемы с индейцами, которыми ты бы хотел с нами поделиться?

Маркус поставил на пол свою тарелку.

— Я расскажу тебе, в чем проблема. Проблема в том, что вы все обращаетесь с этими дикарями слишком мягко, будто они могут вылечить вас и обеспечить всем необходимым. Вы что, не видите, что это просто немытые попрошайки?

— Они делятся с нами своей едой! — воскликнула Шарлотта. — Это называется гостеприимством — по крайней мере, так считают мистер Эшкрофт и мистер Пенфилд, Блиссы, капитан Тайлер и другие здравомыслящие люди из нашего каравана. Канза попрошайничают не больше, чем ты и я, когда идем меняться.

— Да ты что? Как ты думаешь, сколько пищи они съели во время всех этих маленьких перекусов сегодня вечером?

— И что из этого? Откуда ты знаешь, что через неделю мы не застрянем где-нибудь или нам не понадобится что-то, что есть только у индейцев? Кроме того, некоторые наши люди многих из них хорошо знают.

— И вот мы снова вернулись к славному Люку Эшкрофту, — пробормотал Маркус.

— Все выигрывают от мирных отношений с индейцами! — возмутилась Шарлотта.

— Это грязные, хитрые воришки, — упрямо повторил он, скрещивая руки на груди. — Ничто и никогда не убедит меня в обратном.

Шарлотте хотелось закричать. Безусловно, бессмысленно было пытаться переубедить Маркуса, она об этом знала. Но как же Люсинда и маленький Джейкоб, чьи крошечные губки напоминали нежный розовый бутон?

— И с такими убеждениями ты собираешься растить своего сына? — спросила Шарлотта, глядя на Люсинду, прижимавшую малыша к груди.

— Шарлотта, — тихо сказала сестра. — Он спит. Пожалуйста, не ссорьтесь!

— Я спрашиваю не его, я спрашиваю тебя! — воскликнула она. Страдальческий взгляд Люсинды разозлил ее больше, чем любые слова Маркуса, и Шарлотта, схватив одну из рубашек, сшитых их матерью, помчалась прочь от палатки — мимо семей, обедавших вместе с индейцами, мимо лошадей и быков, щипавших редкую, выбитую скотом траву прерий, мимо тощих, изнуренных поездкой собак, бродивших по твердой земле в поисках чего-нибудь съедобного. За кольцом фургонов она увидела индианку, у которой она достала спорыньи. Та торговалась с семьей Вестроу. Шарлотта думала о том, как Маркус назвал индейцев — немытые попрошайки, — и испытывала сильное искушение вернуться к костру и избить его.

Но она прикусила язык, сдерживая свой гнев, и попросила у индианки еще немного трав в обмен на ситцевую рубашку.

— У меня нет больше спорыньи, но я знаю, у кого она есть. Подождите, — сказала та. — Это для вас?

Шарлотта покачала головой, думая, что, если спорынья помогает женщинам поправиться после родов, то ей, наверное, она не пригодится никогда.

— Нет, для моей сестры, — сказала она.

— Подождите здесь, — мягко сказала индианка и убежала.


Спустя полчаса Шарлотту окутала темнота. В сумраке светились костры, вечерние звуки превратились в звуки ночи, а Шарлотта все ждала, размышляя, что же могло случиться. Она знала, что, возможно, имеет смысл подойти к одному из канза завтра утром до того, как соберут палатки, и тогда совершить сделку. Но что, если индейцы уже уехали из этой местности в поисках другого каравана?

Шарлотта была обеспокоена. Она вспоминала, как серьезна была эта женщина, когда сказала ей: «Подождите здесь». С каждой минутой росла ее тревога — она находилась вне кольца фургонов, защищенных ночным караулом. Шарлотта никак не могла отделаться от мыслей о семье Смитерсов и предостережениях миссис Гундерсон.

В глубине души она знала, что не сделала ничего плохого, но у таких людей, как Смитерсы, были другие взгляды на рабство и многие прочие вещи. Подождав еще немного, она решила вернуться в караван, а индианку-канза поискать завтра утром.

— Ты ищешь неприятности, Шарлотта, или просто забыла об осторожности?

Она обернулась. Она, конечно, могла узнать голос Люка, даже не глядя на него. Но когда она его увидела — большого, красивого и стройного мужчину, которого она уже привыкла встречать при свете луны, — ее сердце на какой-то миг перестало биться.

Люк быстро подошел к ней и обнял ее.

— Я слышал, у твоей сестры родился здоровый малыш, — прошептал он.

Шарлотта кивнула, вдыхая любимый аромат.

— И я слышал разговоры, направленные против тебя. Много разговоров.

— Я не хочу никого слушать, — сказала она. — Мне отвратительны люди, которые считают, что нужно подстраиваться под окружающих. Ты знаешь, что Маркус не хочет иметь никаких дел с индейцами? А моя сестра даже не пытается с ним спорить!

— Твой зять глупец, Шарлотта. Я понял это в первый же день, когда увидел его. Но какое отношение его мнение имеет к тебе?

— Люсинда часто принимает его сторону! — воскликнула Шарлотта.

— Шарлотта, — сказал Люк, опуская руки ей на плечи, — послушай меня и подумай над тем, что я скажу. Тебе придется позволить Маркусу, Люсинде и их малышу жить своей жизнью. Если он плохой муж, это их дело. Позволь Люси принимать собственные решения и быть такой женой, какой она хочет. А ты живи своей жизнью. — Он приоткрыл большим пальцем ее губы, и Шарлотта вспомнила тот самый первый раз, когда была потрясена тем, какие ощущения в ее теле рождает одно-единственное невинное прикосновение.

А сейчас…

— В твоей жизни происходит много нового, — сказал Люк мягко. — Я думаю, тебе нужно на этом сосредоточиться.

Пропасть, в которую она падала, была слишком глубока… Она была женщиной, которая поклялась, что никогда не будет нуждаться в муже и желать близости, однако ее обнимали руки мужчины, в которого она готова была влюбиться.

— Скажи мне, о чем ты думаешь, — ласково сказал Люк, убирая волосы от ее лица.

«Все и обо всем», — сказала она себе. Шарлотта никогда и не мечтала о том, что встретит мужчину, с которым сможет делиться всеми своими мыслями.

— Все происходит слишком быстро, — наконец сказала она. — Когда ты рядом со мной, я не могу устоять перед искушением рассказать тебе все, о чем думаю.