Они бросились в темноту. Впереди — цыган с женой, позади — Тарна с Дикарем. Когда свистки и топот ног почти стихли, цыган остановился и осмотрелся.

Они оказались на пустыре. Стояла тишина.

— Сюда они не побегут, — облегченно вздохнул Гоби.

— А почему мы убежали? — спросил его Дикарь.

— Полицейский шел.

— Ну и что же?

— Без разрешения устраивать представления на улицах нельзя.

— Почему? — удивился Дикарь. — В своей деревне я мог играть на свирели, когда мне вздумается.

— То в деревне, а это — город, — вмешалась в разговор цыганка. Она бросила жадный взгляд на сильное, мускулистое тело Дикаря. Тарна заметила это.

— Пойдемте ко мне в шалаш, я накормлю вас, — сказал Гоби.

— А где он?

Что-то черневшее невдалеке оказалось шалашом.

Они жадно набросились на кукурузную лепешку и вареные овощи, а когда утолили голод, Гоби высыпал содержимое шляпы и старательно пересчитал: пять рупий, девять анн. Гоби взял две рупии и отдал Тарне.

— Это для вас двоих.

Цыганка не отрывала взгляда от Дикаря.

— Ты так хорошо играешь на свирели! Оставайся с нами, мы будем много зарабатывать, — сказала она ему.

— Я тебя за месяц обучу танцевать. Ты будешь всех сводить с ума. Оставайтесь с нами оба, — добавил Гоби, обращаясь к Тарне.

Дикарю пришлось по душе это предложение. Он уже хотел согласиться, но Тарна вспылила:

— Я не для того училась пять лет, чтобы стать уличной танцовщицей! Этим занимаются всякие бродяги.

— Голод на все вынуждает, — удрученно ответил Гоби.

— Это что же, из-за живота и чести своей лишиться?

— А что в этом зазорного? — вознегодовала цыганка. — Я хожу гадать по разным домам и знаю, что даже в богатых семьях девушки выходят замуж и становятся рабой мужчины из-за того же. Пять лет она училась или двадцать — все равно выходит замуж, заводит детей. Если заводить детей не позор, то почему же танцевать — позор?

— Вот твои две рупии. — Тарна швырнула их на пол и вышла, бросив на Дикаря испепеляющий взгляд. — Можешь оставаться! Я уйду одна! — сказала она ему вызывающе.

Дикарю очень хотелось остаться, но ноги сами вынесли его. Гоби с сожалением покачал головой:

— Возьми деньги, пригодятся. Но, скажу тебе, слишком гордая у тебя девушка. Если бы вы остались со мной, я за месяц выбил бы из нее дурь, а ты и за всю жизнь не сможешь сделать этого.

Дикарь ничего не ответил. Он бросился вслед за Тарной, которая быстро уходила прочь. Снова те же темные улицы, безмолвный базар. Подойдя к грузовику, Тарна остановилась и, обернувшись, выпалила:

— Ты что это ходишь за мной по пятам? Иди-ка лучше к своей цыганке. Она же тебе очень понравилась, не правда ли?

— Кто? Та старуха? — удивленно сказал Дикарь.

С Тарны вся злость вмиг сошла. В голосе ее зазвучала нежность:

— Я для твоей же пользы говорила. Свяжешься с цыганами — и тоже станешь никчемным бродягой. Разве это жизнь — ни дома, ни пристанища. Поедешь в Бомбей, так станешь человеком. Пойдем, помоги мне забраться в машину.

Оглянувшись по сторонам, Дикарь осторожно приподнял брезент, взял Тарну на руки и посадил в кузов. Девушка исчезла в глубине. Дикарь влез вслед за ней и тоже начал пробираться вглубь, но наткнулся головой на деревянный ящик и застонал.

— Осторожно. Здесь стоят ящики. Их погрузили после нашего ухода.

— А что в них?

— Откуда я знаю? Да и не все ли равно? Иди скорей сюда.

Тарна протиснулась к кабине, Дикарь следовал за нею. Пришлось раздвинуть немного тюки с шерстью, и вот они уже снова на прежнем месте. Им казалось, что они вернулись в свой дом. Оба были сыты, утомлены и вскоре уснули.

Они не почувствовали, как машина тронулась в путь, покинула Патханкот и выехала на дорогу, ведущую к Амритсару, а когда проснулись, солнце было уже высоко, а в желудке совсем пусто. В кабине Бахтияр беззаботно затянул свою песню.

Дикарь ножом сделал отверстие в одном из ящиков; там оказались орехи, в другом — фисташки, в третьем — сушеная хурма, в четвертом — кишмиш.

Первый орех он осторожно зажал между ладонями и раздавил. Им показалось, что прозвучал пушечный выстрел. Тарна побледнела от страха. Оба сидели несколько мгновений не шелохнувшись. Но Бахтияр продолжал петь. Шум мотора и голос Бахтияра заглушили звук раскалываемого ореха, он потонул как капля в море. Теперь Дикарь осмелел. Он раскалывал орех за орехом, вынимал ядрышко и протягивал его на ладони Тарне. Она брала половинку, другую оставляла ему. Потом Дикарь грыз фисташки и кормил ими Тарну. Потом настала очередь хурмы и кишмиша. Теперь они сидели сытые и довольные. Тарна шутливо сказала:

— Ну и повезло тебе! Будешь щелкать орешки до Бомбея.

— Поедем со мной, — попросил Дикарь. — Смотри, как хорошо едем, спокойно.

— Нет уж. Я сойду в Чаманкоте и останусь у своего дяди. Буду учиться дальше, окончу школу, колледж, тогда и приеду в Бомбей.

— Тогда ты станешь большой госпожой. Разве ты захочешь тогда со мной разговаривать? — печально произнес он.

В сердце ее поднялась волна теплоты и нежности.

— Раджу, ты очень хороший и такой благородный, — смущенно проговорила она.

Дикарь удивленно уставился на нее. Ему было приятно слышать из ее уст эту похвалу. Казалось, что в это мгновение все весенние ветви склонились к нему, и в сердце его забил фонтан радости. Лицо его покрылось румянцем. Тарна ласково засмеялась и тихонько добавила:

— Но ты очень глупый! — и зажала рот рукой, чтобы не расхохотаться громко. Дикарю страстно захотелось отвести ее руку и прижаться губами к ее шаловливым губкам. Он невольно подался вперед. Но тут машина резко затормозила, и его отбросило.

Тарна с трудом сдержала хохот, но глаза ее сверкали, словно распустившиеся цветы лотоса.

Махадев остановил машину у ручья. На берегу лежало высохшее дерево, корни которого, вывороченные из земли, казалось, молили о чем-то, вытянув свои узловатые, скрюченные пальцы. Ветви, омываемые водой, покрылись зелеными почками — жизнь продолжала борьбу.

Махадев и Бахтияр напились воды, уселись на ствол дерева и начали что-то жевать. Тарне и Дикарю тоже хотелось пить, но разве могли они сейчас вылезти из машины?

— Как хочется пить! — облизывая пересохшие губы, сказала Тарна.

— Мне тоже, — ответил Дикарь, поглядывая на Махадева и Бахтияра, сидящих у ручья.

Студеная, чистая вода, журча, перекатывалась с камушка на камушек. Так близка и так далека!

— А если мы выйдем из машины и напьемся воды, что они сделают? — спросил Дикарь.

— Ничего. Меня они увезут с собой, а тебя оставят здесь.

Шофер и Бахтияр поели и задремали, привалившись к дереву. Они сидели спиной к ручью, лицом к машине. Не выпускать машину из виду — это первое правило шоферов.

— Тебе встречалась когда-нибудь девушка, которой ты не мог добиться? — спросил вдруг Махадев.

Бахтияр порылся в кармане, вытащил складной нож с рукояткой из бычьего рога, нажал что-то, и в воздухе сверкнуло острое лезвие.

— Пусть попробует отказаться — получит нож в сердце.

По телу Махадева прошла дрожь. Потом на него напал смех.

— Ты его просто так носишь в кармане или иногда пускаешь в ход?

— В этом районе не найдешь человека, который лучше меня владел бы ножом. Бахтияра все знают, поэтому-то шоферы так хотят заполучить меня в помощники. Спроси обо мне у Бачана.

— В один прекрасный день ты сядешь в тюрьму, — похлопав его по плечу, сказал Махадев. — Или тебя зарежут, как петуха.

— Тюрьмы и смерти боятся дураки…

Вдруг Махадев вздрогнул и внимательно стал вглядываться во что-то.

— Посмотри!

— Что там? — спросил Бахтияр.

Махадев знаком велел ему замолчать и не сводил глаз с задней части кузова, потом тихонько сказал:

— Под брезентом в задней части кузова что-то шевелилось.

Несколько мгновений Махадев и Бахтияр внимательно наблюдали за кузовом. Но там было все спокойно.

— Тебе показалось, — прошептал Бахтияр.

— Смотри, смотри! — перебил его Махадев. Теперь заметил и Бахтияр. Было ясно видно, как под брезентом кто-то шевелится.

— Та девушка… — тихо произнес Махадев.

— Или какой-нибудь вор, — добавил Бахтияр, вынимая нож.

Они, пригнувшись, на цыпочках стали подбираться к машине. Движение под брезентом то возобновлялось, то прекращалось. Бахтияр осторожно приподнял край брезента и резким движением откинул его. В другой руке его сверкало острое лезвие ножа. Как только брезент был откинут, «вор» приподнял голову и посмотрел на Бахтияра:

— Мя-у!

Это была дикая кошка. Бог знает, когда она влезла в машину. Махадев и Бахтияр расхохотались. Оба одновременно крикнули: «Брысь!» — и кошка выскочила из машины. Заправляя брезент, они размечтались.

Вот было бы здорово, будь это та девушка!

Счастливец тот, в чью машину она попала!

— А может, блуждает где-нибудь по лесу.

Бахтияр взглянул на сухой ствол дерева и предложил:

— Давай захватим это.

— А зачем?

— У стоянки есть дровяной склад, продадим. За такое дерево дадут рупий семь, не меньше. Купим бутылочку сладкого винца.

Услышав о сладком вине, Махадев кинулся к дереву, обхватил его руками и поволок к машине. Бахтияр взялся за другой конец. Они втолкнули его в кузов, но ствол был длинный, поэтому немного выступал из-под брезента.

— Все в порядке, теперь не выпадет, — укрепив его, сказал Бахтияр.


Следующая остановка была уже в Чаманкоте.

Когда Бахтияр и Махадев ушли выпить чашку чая, девушка осторожно вылезла из машины. Дикарь подал ей узелок и расшитые золотыми нитями туфельки. Тарна несколько раз стукнула туфлей о туфлю и надела их. Попрощавшись с ним, она ушла, а у него перед глазами все еще мелькали золотые узоры, сверкавшие на ее туфельках, которые уносили девушку все дальше и дальше от него, словно цветы лотоса, подгоняемые быстрым ветерком. На душе у него было тяжело, глаза наполнились слезами. Тарна в последний раз обернулась, бросила на него взгляд и, махнув рукой, скрылась в лесу.