— Ох, Мэри. Как видите, я вернулся. Где Пардью? Он же еще не лег спать? Мне хочется выпить горячего чаю и чего-нибудь поесть — супа, холодной говядины и соленых огурчиков, может быть? Посмотрите, что может предложить повариха.

Мэри кивнула, пытаясь перевести дух.

Она стремглав неслась из южной башни, и теперь у нее неистово колотилось сердце. Она была уверена, что граф заметит, как оно бьется под тонкой тканью черного платья.

— Наверное, мистер Пардью уже лег, милорд. Он… мне кажется, ему нездоровилось.

Ей не пристало сообщать графу, что дворецкий вылил полбутылки лучшего коньяка, который был в замке, себе в чай, и сейчас, скорее всего, уже крепко спал, похрапывая, у себя в кладовой.

Граф резко поднял голову от документов, которые как раз изучал. Он догадывался, какая хворь одолела его дворецкого, и понимал, что должен принять в связи с этим меры. Но сейчас не время.

В глубине души он отдавал себе отчет, что не обращает внимания на слуг, не выполняет возложенных на него обязанностей, но почему-то все не мог собраться с духом и решить проблему.

— Милорд, вы из-за снега не смогли попасть в Лондон? — поинтересовалась Мэри, поддерживая разговор.

— Да, дорогу замело. Никто не сможет ни выехать, ни приехать в долину несколько дней, а может быть, и недель! А снег все идет и идет, еще сильнее, чем прежде!

Мэри задумалась.

И что, скажите на милость, ей теперь делать с бедной девушкой, которая лежит наверху в спальне? Как она сможет вернуться домой?

Собравшись с духом, экономка решила было уже все рассказать, признаться, что произошло, как граф произнес:

— На этом пока все, Мэри. Кофе и поесть, пожалуйста.

Мэри вернулась на кухню и передала приказание миссис Раш.

— Он знает о старике Пардью? — спросила повариха, принеся кусок говядины из кладовой и нарезав его кусками, которые стала раскладывать на блюде.

— Понятия не имею. Раньше он вникал в хозяйские дела, но с тех пор, как погибла миледи, кажется, его мало что интересует.

Миссис Раш хмыкнула.

— Твоя правда! Дворецкий-пьяница… никаких тебе развлечений, даже из местной знати никто не заглядывает… а в этом году и вечеринки на Рождество не намечается! Благослови меня Господи, никогда не слышала ни о чем подобном в приличном доме!

Она на мгновение замолкла и спросила:

— Мэри, что ты решила делать с той девицей, что лежит наверху?

За кухонным столом как раз сидел Джордж, поглощая поздний ужин: хлеб с сыром.

Он выглянул в окно на падающий снег и понял, что опасно возвращаться к себе на ферму до утра, когда будет легче найти дорогу.

Мэри шикнула на повариху, оглянувшись, чтобы никто из слуг не услышал.

— Будем надеяться, что завтра к утру она придет в себя и сможет двигаться. Как только девушка сообщит нам, откуда она, вы, Джордж, возможно, могли бы помочь ей добраться домой. А если из-за метели это будет невозможно, отвезете ее в деревушку, в гостиницу «Золотой лев». В одном я уверена: здесь она оставаться не может, если хозяин дома.

— Когда подадут ужин его светлости, я поднимусь и посижу с ней, — предложила миссис Раш. — Вы, Мэри, выглядите уставшей. Сядьте и поговорите с Джорджем, убедите его продать свою старую ферму хозяину. Будем надеяться, что эта юная леди поведает мне, кто она, и мы сможем уладить это дело до завтра.

Мэри кивнула в знак благодарности.

Она всегда была рада любой возможности остаться наедине с Джорджем, хотя и понимала, что, как бы ни старалась, не сможет заставить его передумать и продать свою ферму.

Эта пара болотистых акров земли приобрела совершенно особое значение для молодого йоркширца с тех пор, как граф попросил продать их ему.

Так вышло, что речь шла уже не о земле, а о разных жизненных позициях, причем каждый из них пытался переспорить другого.

Пока Мэри с Джорджем общались на кухне, граф рассеянно кивал в знак благодарности Глэдис, которая принесла ему ужин на серебряном подносе.

Говядина выглядела аппетитно, хлеб и огурчики также были хороши, но он почувствовал, что аппетит пропал.

Он мрачно пил кофе, а остальное отодвинул в сторону.

Граф целый час просидел, вглядываясь в затухающие угли в камине.

Он понимал, что ему следует сосредоточиться на этих жизненно важных документах, ведь он не сможет прибыть в Лондон на заседание министерства иностранных дел вовремя.

Но вместо этого все его мысли занимала та дерзкая молодая американка на черном жеребце, который был слишком норовистым даже для такой умелой наездницы, как она.

Он словно видел перед собой наездницу в седле, и взгляд ее сияющих голубых глаз так и сверлил его.

Успела ли она доехать туда, куда направлялась, до того, как замело все дороги в округе?

Он очень на это надеялся.

Может, стоит у кого-нибудь поинтересоваться — у врача или приходского священника, — возможно, кто-то слышал о приезжей американке, которая остановилась неподалеку.

В конечном счете, она же гостья в этой стране. С его стороны будет учтиво поинтересоваться, все ли с ней в порядке.

Граф решил позвонить, но в трубке была тишина. Ну конечно же! Ему следовало бы догадаться, что из-за снега оборвалась связь.

Как бы там ни было, нетерпеливо продолжал размышлять граф, он больше не навещает местную знать.

Его неожиданный интерес к незнакомке, которую он видел всего несколько секунд при известных обстоятельствах, покажется странным!

Граф поежился, когда сквозняк от старой, плохо прилегающей оконной створки подул из-под темно-красных бархатных портьер. Огонь в камине погас, и час уже поздний.

Граф собрал документы и сложил в тонкий черный портфель.

По неведомой причине он не хотел оставлять их в кабинете и даже запирать в сейф.

Содержание этих документов имело решающее значение для безопасности нескольких стран.

Если они попадут в руки злоумышленников, в этой требующей чрезвычайно острожного отношения части Европы — на Балканах — может случиться все, что угодно.

Граф задумался.

Он медленно шел по большому залу, разглядывая красивые гобелены, коллекцию древних копий и щитов, доспехи, которые его предки надевали во время давно минувших битв, грязные и порванные флаги гвардейского полка, которые в его семье на протяжении веков передавались сыновьям.

Он всегда мечтал посвятить себя армии и с бесстрашием и отвагой служил в Индии, в гвардейском полку.

Но случилось неожиданное.

Его отец, который никогда не болел, однажды сильно простудился промозглым январским утром на охоте. Простуда дала осложнения, началась пневмония, и за неделю он сгорел.

Находясь в Индии, молодой человек получил это печальное известие, а также то, что он унаследовал замок, все поместья и состояние Сомертонов.

И, как бы ему ни хотелось продолжить службу, он вынужден был подать в отставку и вернуться в Англию.

Там он нашел скорбящую Милисенту, юную подопечную его отца, но понятия не имел, как решить проблему с опекой.

Близких у бедняжки не было, и замок был ей родным домом.

Женитьба на ней казалась решением многих проблем.

В глубине души он знал, что никогда ее не любил, но она ему нравилась, хотя его частенько раздражало ее легкомысленное отношение к жизни.

Граф вздохнул.

Он прекрасно осознавал, что на нем по-прежнему лежит ответственность: следует обзавестись наследником, чтобы оставить ему замок и поместье.

Он не имел ни братьев, ни сестер, у которых были бы дети, и в случае его смерти все поместье перейдет к дальнему родственнику, живущему в какой-то глуши в малонаселенной Австралии!

Когда Милисента была жива, будущее казалось легким и безоблачным.

А теперь… он не видел будущего.

Графа не радовало такое положение вещей.

А что ему остается?

Жениться на какой-то незнакомке только для того, чтобы она забеременела и родила ему наследника рода Сомертонов?

Странная идея, хотя он был уверен, что некоторые из его ровесников не видели в этом ничего зазорного.

Почти сразу после гибели Милисенты все дочери и сестры его приятелей окружили его как на каком-то восточном базаре, а он торговался, будто покупая служанку или рабыню!

А теперь окружающие еще удивляются, почему он скрылся в замке, отказываясь выходить в свет!

Высоко над головой вдоль стен Большого зала протянулась длинная деревянная галерея, соединяющая все четыре огромные круглые башни замка.

Граф нашел свечу и спички и, держа подсвечник, неспешно поднялся по начищенной лестнице на верхние этажи.

Эта часть дома была крепкой, но несколько дней назад он заметил, что деревянные столбы длинной галереи вокруг восточной башни прогнили и образовался опасный провал.

К счастью, в восточную башню никто не заходил, там были только пустые спальни и чердаки, полные векового хлама.

Именно здесь он и спрячет эти важные документы, подальше от любопытных глаз.

Граф обогнул груду подгнившего дерева и распахнул дверь на чердак. Там стоял старинный стол из ореха, сильно поврежденный водой и сыростью и оставленный гнить, вероятно, еще его дедом.

Он осторожно поставил свечу, выдвинул один из ящиков, поморщившись от скрипа старого покоробленного дерева, и спрятал внутрь тонкий кожаный черный портфель.

Потом он вздохнул с облегчением, взял свечу и вернулся в коридор.

Он чувствовал смертельную усталость, но знал, что, когда доберется до постели, будет лежать без сна часами, не в состоянии уснуть от воспоминаний и тяжелых мыслей.