Сверх того, энциклопедия повествует, как архиепископ элассонский Арсений, бывший в Москве в 1588 г. с константинопольским патриархом Иеремией, пришел в изумление от прекрасных мозаичных изображений на стенах палаты царицы Ирины. Грановитая палата тоже оказалась украшена бытовым историческим письмом. Причем в одном из простенков, под верхним окном, был написан царь Федор Иванович «портретно», а ниже — он же на троне в полном царском одеянии.

Опять же трудно поверить, что без ведома царя какие-то художники вдруг взяли да и перешли по собственному хотению от классической русской иконописи к писанию картин по европейскому образцу — причем прямо в царских палатах! Получается, Федор Иванович не просто «любовался красивыми вещами», но и разбирался в современных ему художественных течениях, имел свой вкус и поощрял искусство в нужном ему отношении? Да еще и собственный портрет заказал!

Черты характера начинают прорисовываться: развлекается торговлей, интересуется современными тенденциями искусства и производством, налаживает «импортозамещение».

Впрочем, это далеко не единственное его увлечение. Биографическая энциклопедия рассказывает: «Из тех немногих сведений, которые сохранились за время детства и юношества Феодора и старшего его брата Иоанна, видно, что царь Иоанн Васильевич брал их с собой в загородные поездки, например, в 1564 г. в подмосковное село Черкизово на медвежью охоту: «и повеле по островом осеки осечи и медведи пущати, и тешился там не по один день»… Позднее, во время своего царствования, имея возможность следовать своим личным вкусам, он находил утеху в «медвежьих комедиях» и охотах на медведей, которые заканчивались иногда довольно печально для участвовавших в них охотников».

5 мая 1585 года, в именины царицы Ирины, «тешился государь медведи, и волки, и лисицами, и медведь ободрал охотника Юрия Глазова», а 19 июня «медведь ел охотника Петра Микифорова, но каждому из них за увечье было дано только по сукну доброму, ценою в два рубля».

То есть Федор Иванович имел склонность не только к искусству, но и к весьма рискованным развлечениям. Таким, как охота на крупного зверя. Чтобы встретить рогатиной матерого медведя, нужно иметь как минимум физическую силу и крепкий дух.

Впрочем, крепкий дух Федор Иванович демонстрирует в своей биографии неоднократно. Когда в 1591 году крымский хан Казы-Гирей попытался совершить набег на русские земли, царь Федор помчался в войска, а не в тыл, на Белое озеро. «Великий государь царь Федор Иванович всея Русии советует с отцем своим и богомольцем Иевом патриархом и з бояры, и з дворяны, как стояти против царя (крымского). А прежния великия князи бегали с Москвы на Белоозеро», — восхищается храбрым правителем «Пискаревский летописец».

Кроме того, как известно из летописей и из мемуаров иноземных гостей, Федор Иванович неоднократно выступал с публичными речами: на похоронах отца, перед венчанием на царство, при установлении патриаршества. Между тем публичное выступление перед народными толпами — трудное испытание даже для умственно здорового человека. Тут нужен не просто крепкий дух, но и хороший кураж. Даже если предположить, что речи для царя писал кто-то другой, а он лишь озвучивал текст, — выступление все равно требовалось запомнить и прилюдно произнести.

О крепком духе царевича свидетельствуют и многие другие «улики». Например, «Духовная грамота Ивана Грозного». В ней имеется очень интересный текст:

«А ты, сыне мои Федор, держи сына моего Ивана в мое место, и во всем бы еси Ивану сыну непрекословен был так, как мне, отцу своему. А будет благоволит бог ему на государстве быти, а тебе на уделе, и ты б государства его под ним не подыскивал, и на ево лихо не ссылался ни с кем».

Сиречь не советует государь царевичу Федору устраивать мятежа и низлагать старшего брата… И такое наставление повторено разными словами аж в четырех (!) местах завещания:

«А ты, сын мой Федор, сына моего Ивана, а своего брата старейшаго, слушай во всем и держи его в мое место, отца своего, и государства его под ним не подыскивай. А учнешь ты, сын мой Федор, под сыном под Иваном государств его подыскивать, или учнешь с кем-нибудь ссылатися на его лихо, тайно или явно, или учнешь на него кого подъимати, или учнешь с кем на него одиначитися, ино по евангелскому словеси, Федор сын, аще кто не чтит отца или матерь, смертью да умрет».

1572 год! Федору всего 15 лет! Однако Иван Грозный уже подозревает младшего сына в попытке госпереворота в случае своей смерти! Больше того — угрожает младшенькому сыну казнью за подобные планы!

Вестимо, не верит, что старший царевич посмеет применить к мятежному брату подобную меру, и заранее дает свое разрешение. «Смертью да умрет!»

Судя по этому документу, юный царевич уже успел продемонстрировать завидную энергичность, властность и крепость характера с необходимым для бунта лихачеством. Может быть, даже начал уже некую подготовку к мятежу и в чем-то прокололся? Четыре наказа в завещании длиной всего в две страницы! В свои пятнадцать наш герой явно успел изрядно напугать отца и старшего брата. Кроме того, из духовной понятно, что отношения царевича как с братом, так и с отцом складываются как минимум непросто. Положение младшего наследника Федора категорически не устраивает, раз он с ранней юности начинает открыто «скалить клыки».

А вот еще одна, причем весьма существенная, деталь головоломки.

Голландский купец Исаак Масса, оставивший после поездки в Москву собственные воспоминания, сообщает о таких слухах: «Федор Иванович взял себе жену еще при жизни своего отца-тирана, и так как в течение трех лет у него не было от нее наследника, она родила одну только дочь, которая вскоре умерла, то Иван Васильевич пожелал, чтобы сын, следуя их обычаю, заточил ее в монастырь и взял себе другую жену… Федор Иванович, человек нрава кроткого и доброго, очень любивший свою жену и не желавший исполнить требование отца, отвечал ему: “Оставь ее со мною, а не то так лиши меня жизни, ибо я не желаю ее покинуть”».

Аналогичные сведения, но в более похабном изложении, оставил после себя шведский дипломат Петр Петрей.

Сообщениям можно верить хотя бы потому, что старший сын Ивана Грозного был женат за относительно краткий срок три раза, постоянно разводясь с женами по требованию отца из-за их бездетности, хотя «Иван об этом сильно сокрушался» (Антонио Поссевино, «Исторические сочинения о России»).

Нет сомнений, что к младшему сыну, жена которого постоянно зачинала, но никак не могла выносить плод, а значит, уж точно была виновна в бездетности, царь подступался с точно такими же требованиями. Однако Федор, в отличие от старшенького братика, горевавшего, но слушавшегося, твердо послал папу к чертовой бабушке со всеми его пожеланиями.

Не подчиниться приказу родителя, известного умением рубить буйные головы, — это нужно иметь не просто крепкий характер. Это нужно иметь нервы, откованные из булатной стали! В общем, характер у нашего героя явно имелся.

Таким образом, исходя из биографии Федора Ивановича, мы можем оценить его как человека волевого, решительного и уверенного в себе, обладающего властностью и куражом, хозяйственного, любителя искусства и очень богомольного… Настолько богомольного, что, едва взойдя на престол, он уже через десять дней, 10 июня 1584 года, отменил монастырям налоговые привилегии (тарханы). Федор Иванович запретил монастырям приобретать земли путем покупок и вкладов и держать закладчиков, так как «крестьяне, вышед из-за служилых людей, живут за тарханы во лготе, и от того великая тощета воинскому чину прииде».

Сразу видно рачительного хозяина: вера верой, — а денежки счет любят. И опять же можно сколько угодно говорить, что сие не государь придумал, а некие его опекуны. Однако даже в самой бредовой фантазии не получается представить себе ситуацию, в которой богомольный царь был бы отрезан от церковных иерархов, от настоятелей монастырей, которые посещал, и от своего духовника. Раз встречался, значит, совершенно точно знал о свалившейся на церковь неприятности. Наверняка жаловались ему многие и часто. Раз Федор Иванович не вернул Церкви налоговые льготы ни общим указом, ни выданными отдельным обителям особыми собственноручными грамотами, выходит, сам же тяготу и наложил.

Кстати, Борис Годунов, взойдя на трон, оные льготы монастырям вернул. Так что у «соправителя» якобы слабоумного Федора алиби: идея растрясти монастырям мошну оказалась точно не его.

Что до богомольного Федора Ивановича, то после первой налоговой «стрижки» святых обителей он вскорости организовал еще одну: в 1594 году назначил ревизию монастырских земель на предмет проверки законности владения. И конфисковал все, показавшееся ему подозрительным, в царскую казну. Посему, верно, никого не удивило, когда богомольный государь, не моргнув глазом, посадил под караул греческого патриарха, не выполнившего его распоряжения, и целый год не удостаивал высшего иерарха личной встречей — пока тот не образумился. Вера верой, а политика политикой.

Но лучше всего о том, каким характером обладал Федор Иванович, чем интересовался и какого образа мысли придерживался, рассказывает внутренняя политика в период его правления. Сделавшись государем всея Руси, Федор стал обладателем богатейшей казны и мощнейшей армии в стране с крепкой, хорошо отлаженной экономикой. Так как же распорядился наш герой рухнувшим в его руки богатством? Пропил-прогулял? Позволил растащить прихвостням-крохоборам, опекунам и льстецам? Потратил на строительство церквей и монастырей? Как бы не так!

Едва вступив на престол, Федор Иванович первым делом (1584) основывает приказ Каменных дел, в который сажаются стольник и два дьяка и которому подчиняют «всего Московского государства каменное дело и мастеры… да на Москве ж известные и кирпичные дворы и заводы».