— Скобари!

Рассматривать гвозди, петли, скобы и прочие строительные железяки настроения у обоих и правда не было. Друзья прошли чуть дальше, оказавшись среди ковров и кошмы, покрутились и тоже вышли. Выбирать обивку стен или покрытие для пола им показалось неинтересным.

— Нужно поискать ювелирную лавку, — предложил Федор Иванович. — Я помню, как видел в Ладоге очень забавные меховые украшения. Твой брат сказывал, в Новгороде они тоже имеются.

Друзья уже более осмысленно двинулись по торговой улице, заглядывая под навесы и в двери, лишь иногда задерживаясь, чтобы рассмотреть нарядные сбруи или ткани, пощупать булатные клинки или чеканную посуду. Узорчатая утварь, меха и кафтаны, филигрань и резная кость… В одной из лавок уже успевшие ко всему привыкнуть молодые люди застыли в недоумении, и к ним навстречу тут же поспешил низкий смуглый торговец, пахнущий ладаном, кареглазый, большеносый и совершенно бритый. Ни усов, ни бороды, ни волос на прикрытой войлочной тюбетейкой голове.

— Мое почтение, добрые люди, вы пришли как раз куда надобно, — поклонился явный басурманин.

— Ты так полагаешь? — перешел на арабский язык царевич. — Чем же ты торгуешь?

— Я торгую весельем, о юный премудрый мурза! — так же по-арабски ответил торговец.

— Почему мурза? — от неожиданности вернулся на русский язык Федор Иванович.

— В нашем языке нет слова «боярин», — уважительно поклонился купец.

— Что же у тебя за веселье? — заинтересовалась Ира.

— Наряды, о красавица! — развел руками по сторонам хозяин. — Наряды персидские, наряды индийские, наряды немецкие, наряды китайские. Всего за пару монет вы можете ощутить себя жителями любых заморских земель. А коли понравится, так и купить сей наряд, дабы гостей на пиру удивить али самим развлечься!

— Китайские? — Федор Иванович и Ирина переглянулись, и девочка переспросила: — Можно примерить?

— Для тебя, красавица, наряд найдем с легкостью, — поклонился купец. — И для тебя, добрый молодец, тоже. — И на всякий случай добавил: — Всего за пару монет.

Подобрать костюм нужного размера и вправду оказалось несложно — китайские одежды оказались очень просторными и надевались с большим запахом. В них имелось много легкого шелка, белого и красного, а пояса были золотистые, шириной в три ладони.

По понятным причинам торговец больше помогал пареньку, девочке он лишь показал, как и что надевается, а сам ушел за занавеску. Китайский сарафан состоял из очень большого куска хитро сшитой ткани с просторными рукавами. Когда облачившаяся Ирина взмахнула руками, она ощутила себя лебедушкой — края обшлагов опускались ниже пояса.

— Федя, ты готов?

Молодые люди вышли из своих загородок и одновременно взмахнули «крыльями» — явно испытывая одинаковые эмоции. Вместе рассмеялись, разглядывая друг друга. На царевиче свободно висела просторная, но очень короткая курточка красного шелка, ниже были широкие синие шаровары и деревянные сандалии, голову прикрывала странная шапка, похожая на свернутый лист лопуха. Ирине повезло больше — у нее на голове алел огромный цветок, похожий на бутон шиповника.

Торговец принес два больших зеркала из полированного серебра, подсветил гостей от двери еще одним зеркалом, уже изрядно вытертым.

Молодые люди покрутились, посмеялись. Федор Иванович повернулся к хозяину:

— Какие есть еще?

— Не желаете немецкий?

— Давай!

Потратив около получаса, друзья облачились, вышли навстречу друг другу, однако на этот раз большого восторга не выказали. Федор Иванович был одет в жесткий темно-коричневый балахон длиной до бедер и тощие суконные штаны, плотно облепляющие ноги. Ступни попали в деревянные колодки, более пригодные для пыток, нежели для ходьбы. Ирина, наоборот, оказалась затянута в пыточное приспособление сверху: жесткий каркас туго сжимал ребра и плющил грудь. Снизу же юбка расходилась в стороны, изображая колокол из бархата.

— Фу, уродство! — поморщился Федор Иванович. — Неужели у тебя нет ничего получше?

— Персидские одеяния куда краше… — торопливо предложил купец.

— Ну, раз уж начали… — Паренек махнул рукой: — Ладно, неси персидское!

— Сей миг, боярин! — Басурманин увел его за занавес, расстегнул куртяшку, убежал. Стало слышно, как он, постоянно извиняясь, распустил завязки на платье девочки, выскочил к пареньку, забрал снятую одежду, умчался. Чем-то загрохотал, вернулся со свертком, раскатал на сундуке, пояснил: — Сие есть штаны, сие сапоги, сие кафтан и шапка.

Торговец снова убежал, громко спросил:

— Дозволь войти, красавица?

— Неси, я жду! — отозвалась Ирина.

— Вот штаны персидские, вот кофта тамошняя, вот шапка… — Басурманин закашлялся и перебежал к царевичу: — Дозволь подсобить, боярин?

Восточный наряд оказался забавен: невероятно просторные синие шаровары, но доходящие только до колен, высокие войлочные сапоги, вышитые зеленой и красной вязью, а сверху — опять же войлочная куртка, очень короткая, всего до пояса, но тоже покрытая вышивкой, разукрашенная бисером, с длинными рукавами. На голову посетителя купец заботливо посадил похожую на перевернутый кубок шапчонку с пришитой по центру кисточкой, заботливо опоясал гостя его же ремнем.

Федор Иванович вышел в лавку, покрутился перед зеркалами, приосанился, вскинул подбородок:

— А чего, удобно! Коли в седло запрыгивать, то получше кафтана будет. Вот токмо зимой до утра не доживешь. Иришка, ты как?

— Я? Да вот! — Девочка вышла из-за загородки и лихо крутанулась на одной ноге.

На голове ее красовалась небольшая чалма с огромным изумрудом во лбу, из-под которой ниспадала легкая шелковая кисея, продетая золотой нитью. На плечах росли в стороны небольшие парчовые крылышки, из-под которых вытягивались укутанные в бежевую шелковую пелену руки. Синяя парча обнимала и приподнимала грудь, ниже превращаясь в мягкий облегающий бархат. Серебряный пояс, увешанный мелкими монетками и жемчужинами на коротких цепочках, не стягивал талии, а острой стрелкой устремлялся от бедер вниз, и от него начинались атласные то ли штаны, то ли юбки — просторные, но свои для каждой ноги. Через несколько небольших прорезей проглядывала розовая кожа, щиколотки обнимали парчовые манжетки, переходя в усыпанные самоцветами мягкие тапки.

Царевич ощутил, как в его груди образовался горячий ком и ухнул куда-то вниз, и зашумело в ушах, а во рту пересохло. Девчонка, с которой он вырос, с которой лазил по заборам, деревьям и звонницам, с которой катался с горок и прятался в кустах, бок о бок с которой он слушал тоскливые уроки и убегал к каруселям — эта девчонка невероятным образом обратилась в невероятно красивую, сказочную, самаркандскую принцессу, что грезилась ему в детской полудреме, когда няньки рассказывали царевичу вечерние побасенки. Сияющие глаза, ослепительная улыбка и заразительный смех, пластичное сильное тело, все движения и изгибы которого внезапно открылись взору паренька.

— Нравится?! — Ирина крутанулась снова и улыбнулась, вскинула руки, сверкающая жемчугами и самоцветами, звенящая серебром и вся переливающаяся радугой в отраженных неровным зеркалом лучах.

Федор Иванович, пребывая в сем безумном наваждении, приблизился к ней, обнял и, не устояв перед порывом, крепко поцеловал в яркие алые губы…

— Федька, ты сбрендил? — отпихнула его девушка и торопливо вытерла рукавом губы. — Ты чего делаешь?

— У нас в Персии так принято, — по-арабски ответил царевич и покосился на купца: — Я беру эти наряды, басурманин. В мешок заплечный уложи, с собой заберу.

— Ишь, расхватался! — буркнула Ира, еще раз протерев ладонью рот. — А может, мне наряд сей не понравился?

— А может, я не для тебя? — склонил голову набок Федор Иванович. — Может, я девку какую нарядить хочу? Вдруг, это не ты красивая, а просто одежда такая?

— Федька, ты точно перегрелся! — Ира красноречиво постучала кулаком себе по лбу и ушла за загородку.

— Три рубля… — осторожно выдохнул басурманин.

— Ага… — безразлично кивнул покупатель, и купец с безмерной тоской понял, что продешевил как минимум раз в пять.


20 сентября 1572 года

Великий Новгород, Никитский двор

Дверь в контору слабо пискнула, проворачиваясь в петлях.

Стольник Годунов вздохнул и поднял голову к черному слюдяному окну, пытаясь распознать в отражении резных пластин позднего гостя.

— Чем занимаешься, братик?

— Как всегда, Иришка. Дневной приход с расходом свожу. — Стольник макнул перо в чернильницу и вернулся к работе, перенося вычеты из набравшихся за день грамот в толстую книгу.

— Понятно… — Девушка прошла вперед, оперлась бедром о край стола, приподнялась и с поворотом села прямо на истрепанный том со строительными вычетами. На ней был бежевый бархатный сарафан, изрядно вытертый, и бархатная же округлая шапочка с горностаевой оторочкой. Наряд довольно скромный, но Ирина сама такой выбрала. Ныне, слава небесам, Борис мог одевать сестренку как угодно по ее желанию. Хоть в меха, хоть в шелка, хоть в парчу. Доходы позволяли.

Девушка положила руки на колени и стала разглядывать потолок, безмятежно помахивая ногами.

Борис закончил страницу, опустил перо в чернильницу и спросил:

— Чем занята, сестренка?

— Да вот, посоветоваться хочу. — Ирина постучала пальцами по коленям. — Федька последнее время неладным каким-то стал. Чего теперь с ним делать, не понимаю…

— И чего в нем такого переменилось?

— Да вот даже не знаю, как сказать, братик, — сразу двумя руками почесала затылок девушка. — Смотрит он на меня как-то… Странно. И трогает по-странному.

— Он тебя что, лапает?! — Стольника словно окатило кипятком, и он вскочил с кресла.

— Да если бы… — посетовала Ира. — Я бы ему хоть по морде тогда дала. А он… — Она невнятно пошевелила пальцами. — Сколько раз за прошлый год он меня и за руку брал, и за косу дергал, и на сучья подсаживал, и за плечи хватал… Не сосчитать! А сейчас… Он теперь меня за руку так берет, будто я в краске вся перемазана. Так осторожно-осторожно, будто испачкаться боится. От косы шарахается, к плечам и вовсе не касается. И смотрит, ровно на чудо-юдо заморское.