Анна Голон - Дорога надежды

И все же любые проблемы могли быть решены мирным путем. Его миссия подходила к концу. Корабль английского военно-морского флота, на борту которого находился адмирал Шеррилман, возник из затянутой дымкой тумана бухточки, где два дня простоял на якоре в ожидании «Радуги».

Уверенный в будущем благодаря Пейраку, которого он наделил всеми необходимыми полномочиями — «Только французы могут управлять французами»,смеясь, проговорил он, — лорд Кравмар раскланялся со своими гостеприимными хозяевами.

Обратившись к Анжелике с наилучшими пожеланиями и словами приэнательности, он приблизил свою рыжую остроконечную бородку к двум колыбелькам и улыбнулся.

Вместе с ним уходил в прошлое, растворялся яркий образ Салема со всеми его чудесами.

Рум и Номи по-прежнему были с ними, однако давно уже расстались с остроконечными немецкими каптошонами, которых требовал от них салемский этикет и, облачившись в длинные накидки, скрывавшие алую букву, повязав на голову модные французские чепчики, отпускавшие на волю белокурые волосы, свободно обрамлявшие их миловидные лица, превратились в самых обыкновенных женщин.

В компании этих иностранцев, вдыхавших с бодрым ветром бескрайнего внутреннего моря привычную их сердцу анархию свободы, они вполне могли бы сойти за английских пассажирок, возвращающихся в родной поселок, затерявшийся в изгибах устья, или в маленькую островную общину, живущую ткачеством и земледелием.

На следующий день на горизонте показались очертания Мэна. Мэна, носящего имя французской провинции, названной англичанами в честь их королевы, супруги Карла I Стюарта и дочери Генриха IV французского — герцогини, получившей по наследству этот анжуйский фьорд. Какой первооткрыватель остался равнодушным перед дикой и живописной красотой этих мест: изрезанными берегами, бескрайней ширью лиманов Пискатога, Сако, Кеннебека, Чипскота, Дамарискота, Пенобскота, Сен-Круа, Сен-Жана — рек, омывающих бесчисленные, поросшие лесом островки, впадающих в тихие заливы?! Кто не восхитился бы буколическими лабиринтами, образованными высокими розовыми и голубыми обрывистыми утесами, чередующимися с просторными, усыпанными золотым песком пляжами?! За преградой этих неистовой красоты берегов высились поросшие кудрявыми лесами горы, покрывающие бескрайний континент, испещренный тысячами озер, иные из которых достигали пятнадцати лье в длину, другие же напоминали круглый, лазурный или изумрудный глаз, глядящий из лесной чащи.

Едва лишь пассажиры узнали гору Камден, вознесшуюся перед Пентагуэлем, на борту почувствовалось заметное оживление. Все бросились к носовой части.

Но, как и следовало ожидать, невесть откуда взявшиеся хлопья тумана потянулись навстречу судну. Так гостеприимно встречал их Французский залив, славящийся своими туманами и приливами.

Послышались возгласы разочарования. Кое-кто отправился за пальто, шалями и одеялами. Укутали и новорожденных, также вынесенных на бак в эту торжественную минуту их прибытия на новую родину. Но никто не изъявил желания покинуть палубу. Сгустившийся туман скрывал от взора верхушки мачт, и корабль, отягощенный рассевшимися на реях привидениями, сбавил ход. Вода струилась золотистыми каплями. Солнечные лучи, с трудом пробиваясь сквозь густую пелену тумана, играли всеми оттенками спектра, и видно было, как дрожат в каплях голубые, зеленые, оранжевые и золотистые искорки маленькие радуги.

Путешественники вступали в страну радуг, о которой грезил, отправляясь на поиски своего отца, Флоримон.

Внезапно подул ветер, все вскрикнули, и Анжелика улыбнулась, увидав пляшущих от радости и издающих восторженные возгласы Северину и Онорину, а вдали, как из ларца, обитого изнутри голубоватым туманом, выступали два розовых холма острова Мон-Дезер. Их появление, окрашенное благородными красками пурпурной зари, нежными светлыми лучами, ласкающими их своими серебряными, прорывающимися сквозь облака кистями, предвещало скорое прибытие в Голдсборо. Еще несколько часов, и будет пройден мелкий фарватер, судоходный лишь в часы большого прилива, станут видны громоздящиеся над берегом и портом дома и темная бахрома собравшихся в ожидании людей.

Северина и Онорина, смеясь, водили хоровод, матросы подбрасывали в воздух шапочки.

Анжелике захотелось взять одного из новорожденных на руки. Она никак не могла привыкнуть к ним, таким крошечным и невесомым. Ей все казалось, что они растают у нее на руках, растворятся в своих белых шерстяных одеяльцах.

Как мало места они занимали, спящие! Оживляющее их дыхание было почти незаметно. Доверчивые, хрупкие, они предавались сну.

Окружавшие ее люди что-то объясняли. Указывали на две округлые горы, возвышавшиеся над морем, как они указывали бы ей на собравшихся на причале родственников или друзей, с радостным нетерпением ждущих встречи с ними.

Радость Северины находила отклик в сердце Анжелики. Этот дикий уголок суровой Америки стал для юной изгнанницы «родиной», домом, привилегированным местом, где отдыхаешь в кругу близких и друзей, словом, у себя.

«А ведь это не так уж и мало, — думала Анжелика, — когда удается создать для приговоренных к смерти или заключению беженцев человеческие условия, чтобы они вновь почувствовали вкус к жизни и испытали мгновения счастья, складывающиеся из радостей любви и труда под Божьим небом, даруемые лишь свободным людям».

Стояла чудесная погода, когда «Радуга» бросила якорь у берегов Голдсборо.

В ожидании, пока матросы кончат складывать на палубе багаж, спустят шлюпки и помогут пассажирам занять в них свои места — да каким пассажирам! Самим Раймону-Роже и Глорианде де Пейрак! — первые посланцы Голдсборо подплывали к кораблю и по веревочным лестницам и тросам карабкались на борт.

Среди них был энергичный и предприимчивый Марциал Берн, старший брат Северины, вместе со своей командой юных дозорных залива; не отставал от него верный шотландец Джордж Кроули, вечно хвастающийся тем, что он самым первым поселился в этом краю; вместе с ними спешил и старый вождь Массасава с целой флотилией индейцев, которые по обыкновению весь год обитали где-то в лесах, но, как только на горизонте показывался корабль под флагом Пейрака, они словно по мановению волшебной палочки выплывали изо всех бухточек, которыми были изрезаны берега залива.

Через несколько минут они уже окружали маленькие белые свертки, лежащие на руках заботливых кормилиц и служанок, и всеобщая суета на время прекратилась.

Наконец Анжелика смогла найти для себя тихий уголок и не без труда, но все-таки получила ответы на некоторые свои вопросы.

В одном все были единодушны. Осень, похоже, будет долгой, и ласковое солнце бабьего лета обещает светить до конца октября, а то и до середины ноября.

Значит, можно провести здесь целых две недели, не опасаясь, что, когда придет время возвращаться с маленькими принцами в Вапассу, заморозки застанут их врасплох.

Однако не обошлось без неприятностей. Корабль «Голдсборо», в июне покинувший порт приписки и взявший, как обычно, курс на Европу, еще не вернулся, равно как и маленькое судно «Ларошелец», выполнявшее особую, секретную, миссию в Средиземном море. Подобное опоздание было вполне допустимо, но Эриксон, капитан «Голдсборо», обычно быстро и точно совершал рейсы в Европу, так что все постепенно забыли, что он, как и другие капитаны, мог встретиться с пиратами, попасть в штиль или шторм. О кораблекрушении не думал никто, ибо совсем недавно дружественный голландский корсар, курсирующий в прибрежной зоне, сообщил жителям поселка, что видел, как судно, бросив якорь в одном из фиордов острова Руаяль, ожидало подхода менее быстроходного «Ларошельца», чтобы вместе обогнуть Новую Шотландию и вернуться в порт.

Оставалось надеяться, что они успеют прибыть до отправления экспедиции к верховьям Кеннебека, ибо ожидаемые корабли должны были привезти множество полезных грузов, крайне необходимых для зимовки, а также инструменты и продовольствие, и было бы обидно не успеть отправить их в Вапассу.

К тому же Марциал Берн собирался отбыть учиться в Гарвард. Его отец вовсе не желал, чтобы сынок стал одним из пиратов Французского залива. Из Гарварда юный Берн должен был отправиться в Ньюпорт, а затем по торговым делам в Нью-Йорк…

— Давай, давай, собирайся! А я уже все видела, и раньше тебя, поддразнивала брата Северина, щелкая пальцами перед его носом. — Но я тебе ничего не расскажу!

Ее быстрая речь и привычка прищелкивать пальцами живо напомнили Анжелике город Ла-Рошель, оставшийся в далекой Франции… Ярко светило солнце, и Анжелика постепенно обретала уверенность в своих силах, столь необходимых для встречи с Голдсборо и его дамами.

Узы, связывавшие ее с большинством поселенцев, французскими гугенотами из Ла-Рошели, были тесны и неразрывны, хотя и весьма противоречивы, и можно было заранее сказать, что такими они и останутся. До сих пор ее упрекали в том, что она заставила их подняться на борт корабля Жоффрея де Пейрака, который в их глазах продолжал оставаться пиратом. Когда они взбунтовались против Жоффрея и потерпели поражение, ей пришлось на коленях молить его сохранить им жизнь, поэтому они и ее считали достойной веревки.

К тому же ее обвиняли в любовной связи с Золотой Бородой, а она, вместо того, чтобы скрыть свой позор я поменьше высовываться в подобных обстоятельствах, продолжала ходить с гордо поднятой головой, что по их меркам считалось невероятной наглостью. Впрочем, она давно знала — как бы она ни поступила, в их глазах ее поведение всегда будет вызывающим.

Пока «Радуга» бросала якорь на рейде, Анжелика поднесла к глазам бинокль и направила его на берег. И сразу, в первых рядах встречающих, она увидела тех, кого называли когда-то первыми дамами Ла-Рошели. Они держались обособленно, их можно было узнать по темным платьям и ослепительно белым чепцам. Теперь они стали первыми дамами Голдсборо, и остальные обитатели поселка, гораздо более многочисленные, на их фоне казались жалкой мелюзгой.