Я знаю, что это абсолютно эгоистическая точка зрения, и я должна радоваться за мисс Брей — теперь уже миссис Эггертон. Однако как же трудно радоваться за других, когда их счастье означает твое собственное отчаяние. Впрочем, отчаяние — это, пожалуй, сильно сказано. Я действительно пишу в дневнике самые необычайные вещи. Похоже, он как-то странно на меня действует, словно говорю сама с собой. Возможно, в этом и есть назначение дневников. Поэтому-то они такие личные и так полезны для записывания событий жизни, прожитых реально, а не окутанных розовым ореолом или мраком малодушия — так, как хотелось бы представить события после того, как они немного изгладились из памяти.

А мисс Гилмур? Как же она? Не знаю. Она не настаивает на том, чтобы я много трудилась. Она интересная, умная, знающая. Но она не похожа на гувернантку.

Что меня печалит, так это то, что я никому не могу довериться. Мой брат Чарлз всегда проводил время в том месте, которое называют мастерской в Большом Стэнтоне, и вечно был погружен в работу. Несколько месяцев назад он отправился в экспедицию в неведомые края, которых еще не было на карте. Иногда я жалею, что я не мужчина и не могу отправиться на поиски приключений. Однако мне хочется подумать о мисс Гилмур, поэтому я должна написать о ней. Я хочу побольше узнать о ней и теперь, когда я веду записи в дневнике, у меня такое чувство, словно я узнаю больше о себе и о других людях. Люди всегда интересовали меня, я всегда хотела узнать о них побольше. Обычно их можно распознавать. Я, во всяком случае, могу. По-моему, у меня особый дар раскрывать людей. Но только не мисс Гилмур. У меня ощущение, что у нее есть тайны. Мне кажется, я вижу эти тайны в ее глазах. У нее такие странные глаза. Они мерцают. Они темно-синие, а брови и ресницы у нее совсем черные и волосы тоже. По-моему, она подкрашивает брови и ресницы, потому что иногда они кажутся темнее, чем в другие дни.

Вчера отец пригласил ее выпить с ним бокал шерри.

— Он хочет узнать о твоих успехах, — сообщила мне мисс Гилмур. — Что мне сказать? — И она весьма лукаво посмотрела на меня. Это так не вязалось с ней, что у меня снова возникло странное чувство тревоги.

Я ответила:

— Скажите то, что думаете.

— Я скажу ему, какая ты замечательная ученица, что с тобой очень легко работать, и я совершенно счастлива. Так годится?

— Не думаю, что это правда, — заметила я.

— Я хочу, чтобы твой отец был доволен. Я хочу, чтобы ты была довольна. Ты же не хочешь, чтобы я сказала ему, что ты ленивица, не так ли?

— Нет, потому что это будет не правда. Но я ни на секунду не поверю в то, что вы считаете меня замечательной.

— Ты и впрямь очень умная малютка, — отозвалась мисс Гилмур. — В этом нет никаких сомнений.

Лицо мисс Гилмур стало более строгим. Она всегда немного сердится, когда я не откликаюсь на ее предложения дружбы.

14 ОКТЯБРЯ.

Сегодня днем кое-что случилось.

Когда я выезжаю на верховую прогулку, мне полагается брать кого-нибудь с собой, однако я все чаще и чаще нарушаю это правило. В самом деле! Мне ведь уже больше шестнадцати. Скоро мне будет семнадцать, ну, через какие-нибудь семь месяцев, и я правда считаю, что девушка моего возраста должна пользоваться некоторой свободой.

Конюхи никогда не рассказывают, когда я выезжаю одна, и на всякий случай, чтобы не было шума, я всегда сама седлаю свою лошадь, так что они к этому не причастны.

Мисс Гилмур иногда выезжает со мной, однако она не из тех, кто катается верхом ради удовольствия. Она ездит, лишь если ей нужно куда-нибудь попасть. Она никогда не обращает внимания на пейзвж, как это делала мисс Брей, у той всегда находились для меня любопытные рассказы про животных, растения и людей. Мисс Гилмур таких историй не рассказывает. Путешествие ее никогда не интересует — только его конечная цель. С ней не интересно.

В этот день после обеда я выехала одна и забралась гораздо дальше обычного. Проезжая мимо «Королевского дуба», я увидела одну из наших лошадей — ту, на которой обычно ездит мисс Гилмур, — рядом с гостиницей.

Там была и другая лошадь. Я подумала, не ошиблась ли я, и сгорала от нетерпения выяснить, так это или нет.

Я сошла с лошади, привязала ее рядом с остальными и вошла в гостиницу. Нет, я не ошиблась. Мисс Гилмур была в гостинице, она сидела за столиком, перед ней стояла пивная кружка, и она беседовала с мужчиной. Он был весьма хорош собой, и его темные глаза были особенно заметны на фоке белого парика, прекрасно напудренного и модного. Столь же модными были его сюртук и широкополая шляпа.

Мисс Гилмур была поразительно хороша в платье, подходящем для верховой или пешей прогулки. Платье было с очень пышными юбками, простым плотно облегающим корсажем и белым воздушным шейным платком. На голове у нее был черный цилиндр с пером того же темно-синего цвета, что и платье. Никогда не видела женщины, менее походившей на гувернантку. И никогда не видела человека более изумленного, чем мисс Гилмур, никогда она подняла глаза и увидела меня.

На самом деле я бы сказала, что ее это просто потрясло.

Она приподнялась и сказала таким голосом, какого я от нее никогда не слышала:

— Энн Элис.

— Здравствуйте, — отозвалась я. — Я проезжала мимо и увидела вашу лошадь у гостиницы. Мне показалось, что я ее узнала, и я зашла, чтобы узнать, не ошиблась ли я.

Мисс Гилмур быстро обрела спокойствие.

— Что ж, какой приятный сюрприз! Я зашла в гостиницу освежиться и кого бы ты думала я встретила? Старого друга моей семьи.

Мужчина уже поднялся. Он был примерно того же возраста, что и мисс Гилмур — под тридцать, как мне показалось. Он низко поклонился.

— Ах, да, — спохватилась мисс Гилмур. — Я забыла о хороших манерах. Это Десмонд Фидерстоун. Мистер Фидерстоун — мисс Энн Элис Мэллори, моя дорогая маленькая ученица. — Она обернулась ко мне. — Ты одна? — спросила она.

— Да, — довольно дерзко ответила я. — Не вижу причин, почему бы мне…

— Совершенно никаких причин, — согласилась мисс Гилмур, что было совсем не похоже на гувернантку. Казалось, будто мы все в заговоре.

— А сейчас, раз уж мисс Мэллори здесь, может быть, она захочет чего-нибудь прохладительного? — предложил мистер Фидерстоун.

— Хочешь? — спросила мисс Гилмур.

— Я бы с удовольствием выпила сидра.

Мистер Фидерстоун подозвал одну из служанок — весьма хорошенькую девушку в кружевном переднике крест-накрест и белом чепчике.

Мистер Фидерстоун сказал:

— Сидр для юной леди, пожалуйста. Девушка улыбнулась мистеру Фидерстоуну особой улыбкой, словно была счастлива служить ему. Я уже начала замечать эти мелкие знаки, проскальзывавшие между лицами противоположного пола.

Мистер Фидерстоун перенес свое внимание на меня. Казалось, его блестящие темные глаза стремятся проникнуть в мои мысли.

Спустя несколько минут мисс Гилмур обрела равновесие и снова сказала:

— Надо же, какой сюрприз. Сначала мистер Фидерстоун, потом Энн Элис… настоящая маленькая компания.

Она так подчеркивала тот факт, что встретила мистера Фидерстоуна случайно, что я задумалась, а так ли все было на самом деле, и не назначили ли они эту встречу. Она ошиблась, как многие люди, принимая меня за несмышленого ребенка. Я же уже рассуждала как взрослая. И что-то подсказывало мне, что влечение, которое я замечала иногда между мужчинами и женщинами, существует и между мисс Гилмур и мистером Фидерстоуном.

Принесли сидр.

— Надеюсь, он вам понравится, мисс Мэллори, — сказал мистер Фидерстоун.

— Он очень хорош, — сказал я. — Мне действительно хотелось пить. Он наклонился ко мне.

— Я так рад, что вы решили зайти сюда, — произнес он. — Я был бы просто огорчен, если бы этого не случилось.

— Если бы я не зашла, вы бы не знали о том, что была такая возможность, так чем же вы были бы огорчены? — спросила я. Мисс Гилмур рассмеялась:

— Моя ученица — не какая-нибудь глупенькая малышка, — сказала она. — Могу вас заверить, что вам будет трудно опровергать ее доводы. Вспомните, ведь это я ее обучаю.

— Запомню, — с нарочитой серьезностью отозвался мистер Фидерстоун.

Он стал расспрашивать о составлении карт. Я сообщила ему, что один из моих предков плавал с Дрейком и что уже с тех пор в нашей семье всегда был большой интерес к картам.

— Составление карт не только интересно, но и выгодно, — прибавила мисс Гилмур.

Мистер Фидерстоун стал спрашивать меня об окрестностях и поместье. Я сообщила, что моя мать умерла и что я до сих пор очень тоскую по ней.

Он сочувственно похлопал меня по руке. И сказал:

— Но ведь у вас есть отец. Уверен, что он бережет вас, как зеницу ока.

— Он меня едва замечает.

— Ах, ну что ты, — запротестовала мисс Гилмур. — Он самый лучший из отцов. Со мной он очень много беседует о тебе.

— С мисс Брей он много не разговаривал. Мисс Гилмур таинственно улыбнулась.

— По-моему, он очень хочет, чтобы о тебе хорошо заботились.

Мистер Фидерстоун подвинул свой стул поближе к моему. Время от времени он касался моей руки, словно желая подчеркнуть некоторые свои слова. Из-за этого я чувствовала себя немного неловко, мне хотелось, чтобы он этого не делал. Мисс Гилмур, похоже, это тоже не очень нравилось.

— Вы остановились где-нибудь по соседству, мистер Фидерстоун? — спросила я.

Он улыбнулся, глядя мне в глаза, и попытался задержать мой взгляд, однако я глаза отвела.

— Мне было бы приятно думать, что это заботит вас, мисс Энн Элис, — сказал он.

— Разумеется, я надеюсь, что вы удобно устроились.

— А я надеюсь, что еще встречусь с вами во время одной из ваших верховых прогулок.

— Энн Элис вечно нарушает приличия, — заметила мисс Гилмур. — Ей бы не следовало ездить одной. Хорошо, что мы встретились. Мы можем вернуться вместе, и тогда все решат, что мы и выехали вдвоем.

— А вы часто нарушаете приличия, мисс Энн Элис? — спросил мистер Фидерстоун.